— Но ты в это веришь. Если бы умер твой ребенок, ты бы развивала эту линию размышлений? — он снова перевел взгляд на меня. Нет. Это слишком рискованно. Я сглотнула. — Я бы держала это в уме, но не придерживалась бы ее. Он долго смотрел на меня таким взглядом, которым обычно изучают головоломку «Найди Уолдо». Напряженная концентрация, с которой ищут кусочек, не подходящий к другим. Я подвинулась, чувствуя себя неуютно под пристальным вниманием. — Что? — наконец не выдержала я. — Я просто пытаюсь понять, ты очень умная или очень глупая. — Смешно, — сухо сказала я. — Я провожу бóльшую часть своего времени, пытаясь выяснить, сошел ли ты с ума или каким-то образом можешь видеть будущее. Он издал смешок: — Ладно, давай поговорим о доказуемых идеях, — он постучал пальцем по пачке страниц. Я посмотрела на них, узнавая обложку моего портрета. — Ты дала мне потенциальное представление о психологии убийцы, — он покачал головой. — Я пока не буду рассматривать вероятность психического расстройства. Давай предположим, что он одинокий мужчина, скорее всего, подвергавшийся сексуальному насилию или соблазненный популярным сверстником в подростковом возрасте, с подавленными гомосексуальными наклонностями. Высокоорганизованный, помешан на контроле, умный, с аналитическим складом ума. — Да. — Ну, пойдем, — он взял маленькую связку ключей со стола. — Посмотрим, подходит ли под это описание Рэндалл. — Прямо сейчас? — я взглянула на часы. — У меня с ним назначена встреча в среду, — казалось безрассудным отправляться в тюрьму без планов и эмоциональной подготовки, особенно при учете предполагаемого мной диагноза. Это был самый важный момент моей карьеры. Что, если я задам неправильный вопрос? Что, если он скажет что-то историческое, а я не готова? — Почему нет? Ты можешь поехать и в среду, — он придержал дверь кабинета открытой, вопросительно приподнимая брови. — Я думал, разговаривать с убийцами — это твое. — Я думала, он не убийца, — парировала я. — Что ж, давай узнаем, — улыбка приподняла уголок его губ. Глава 32 — Не похоже, что ты нервничаешь, — Роберт выложил содержимое карманов в маленькую миску, протянутую охранником. — Я не нервничаю. Немного в предвкушении. — В предвкушении… — посмеялся он. — Интересная эмоция. Мы прошли через металлодетекторы, подождали, пока наши вещи появились на конвейере. Я посмотрела вниз. — Миленькие носки, — они были в серых ромбах с маленькими фламинго. В ответ он пошевелил пальцами ног. — Миленький лак. Это пурпурный? — Я думаю, сливовый. Он забрал мои туфли с ленты и передал их мне. Мы сели на металлические складные стулья у стены и обулись. Я бросила взгляд на смеявшихся над чем-то охранников. — Как часто ты его навещаешь? — Рэндалла? Через день. — Серьезно? — я встала, дожидаясь, пока он зашнурует туфли. — Это как-то много. У вас так много тем для обсуждения? — Не особо. Большинство визитов, скорее, для поднятия духа, — он встал и заправил рубашку на спине. — Он не слишком хорошо справляется. — А бывает, что кто-то хорошо справляется в тюрьме? — сухо спросила я. Он мягко положил руку мне на поясницу и повел меня в левый коридор. — Я за него беспокоюсь. Мне интересно, что ты подумаешь о его силе духа, поговорив с ним. — Он все еще утверждает, что невиновен? Он вздохнул: — Да, — он нажал на кнопку, и мы замерли, дожидаясь лифта. Я глянула в сторону направленной на нас камеры. — Ты знаешь, что это странно, да? Что ты защищаешь человека, которого будут судить за убийство твоего сына? Мы зашли в лифт. — Я бы его не защищал, если бы считал виновным. — Ты раньше защищал виновных? — Конечно, — он выбрал третий этаж. — Но в данной ситуации я бы не стал этого делать по очевидным причинам. — То есть ты готов закрыть глаза на мораль, если это не имеет оношения к твоей семье. Он раздраженно фыркнул: — Я бы так не выразился, — он взглянул на меня. — Но да, мой моральный компас иногда барахлит. Как и твой. — В каком это смысле мой барахлит? — я скрестила руки на груди. — Ну, я защищаю виновных. Ты их оберегаешь, — двери лифта открылись, и я ждала, что он выйдет. Он не двинулся. Я тоже. — Как я оберегаю виновных? — Время викторины, доктор Гвен, — выражение его лица ожесточилось. — Что ты делаешь, когда пациент раскрывает свои секреты? Я помолчала, а двери лифта закрылись, оставляя нас наедине в тесном пространстве. — Зависит от секрета. Он издал невеселый смешок: — Ах, зависит от секрета. Ладно, я подыграю. Ты хоть раз сдавала своих клиентов или сообщала что-либо, сказанное на консультациях, в полицию? Метод постановки вопроса придавал ощущение неправильности тому факту, что я никогда не нарушала конфиденциальность клиентов. — Нет, — осторожно сказала я. — Они хоть раз признавались в преступлении? Я заколебалась. Да, конечно, признавались. Поэтому большинство из них и были моими клиентами. Чтобы разобраться в чувствах вины и сожаления, вынести урок из прошлого и научиться предотвращать насилие в будущем. — Да, — ровно ответила я. — Хоть раз один из них признавался в планируемом преступлении? На этот раз я промолчала. Не я здесь подсудимая. Я не обязана отвечать. На моей стороне конфиденциальность пациентов и — если притвориться, что Джона Эбботта не существовало — безупречный послужной список, включающий в себя множество решений, чьи секреты сохранить. Безупречный послужной список, если предположить, что клиенты рассказывают тебе все, прошептал тонкий голосок, тот же, который иногда не давал мне спать по ночам. Правда в том, что я не знала обо всех поступках своих пациентов. Я знала, что они мне говорили. Они делились многим и многое утаивали. Правда ли Льюис перестал бить жену? Я не могла знать. Продолжал ли Карлос убивать бездомных животных? Вредил ли когда-нибудь человеку? Я знала только то, что они мне рассказывали. И больше ничего. Роберт прислонился к стене, предоставляя мне пространство для маневра. — Ты внезапно притихла, док. Я потянулась и нажала кнопку «3», благодарная мгновенно открывшимся дверям. Шагнув в коридор, я устремилась вперед, надеясь, что шла в правильном направлении. — Это сюда, — позвал Роберт. Конечно же. Я напряженно развернулась на 180 градусов и выдавила легкую улыбку. — Пожалуйста, веди. Он мгновение разглядывал меня, потом двинулся по коридору. Качая головой, он что-то пробормотал себе под нос.