– Снова молчишь? – Роберт загадочно улыбнулся. – Роб, я опаздываю, Молли наверняка уже ждет меня, а я только-только разнесла все заказы… – Уверена, что хочешь пойти на ярмарку? И Молли, и тебе не стоит шастать в толпе. – Роб выжидающе смотрел, его зеленые глаза прожигали насквозь, заставляя сердце биться чаще. – Сейчас не то время. – Я обещала пойти. А хочу или нет… Я не должна отпускать ее одну. Аннетт виновато поджала губы, но не отступила, все глядела с настороженностью и удивлением. Чувствовала, перенимала эмоции, знала то, что так хотелось скрыть. – С тобой всегда непросто договориться, да? – Тревога ушла, сменившись мягкой полуулыбкой. Он мечтал о том, что сделал бы, если бы мог… Но у него нет права оступиться, нет шанса сказать эти слова не вовремя. В карих глазах Аннетт плескались тепло и забота, которые хлестали тонкими прутьями и без того исполосованную кожу. Старые шрамы вспыхнули, словно от огня. Роберт сделал шаг назад. – Ступай, опоздаешь, – он ответил коротко, холодно, сипло. – Не переживай, я знаю, что волшебство крестной феи развеивается к полуночи, – Ани рассмеялась и поспешила вниз по лестнице. Молли ждала ее у выхода. Длинное пальто не закрывало ее темно-зеленые брюки, заправленные в сапоги. Из-под ворота выглядывал шелковый шарф изумрудного цвета. Именно он подчеркивал голубые глаза, делая их более насыщенными и яркими. Сегодня она распустила волосы: светлые кудри мягко спадали с плеч. Еще немного – и достанут до локтей. Она подкрасила губы, и теперь они казались розовей обычного. – И ты хочешь сказать, что собралась на ярмарку? – Молли нахмурилась, стараясь надеть на перебинтованный палец варежку. – Ани, у тебя же есть нарядный шарф, я могла бы тебя накрасить! Молли цокнула языком и помотала головой. Не то чтобы Ани выглядела плохо – нет, просто слишком привычно, обыденно. Все те же темные волосы, хорошо, что она их отпустила и теперь пряди почти доставали до плеча. Привычные черные брюки, большие, практически мальчишеские ботинки с высокой подошвой, темно-серое пальто в пол и пушистый вязаный шарф бордового цвета. На светлом лице под глазами виднелись синяки. Вновь плохо спала. – Не успела, сегодня еле вырвалась от Нордманов. – Она помрачнела, вспоминая неприятную ситуацию. – А шарф… весной надену, мне лучше вязаный – теплее. – А что случилось? Миссис Нордман не самая приятная женщина, конечно, но точно не стала бы скандалить и пытаться отказаться от заказа, – Молли открыла дверь и вышла на улицу. – У нее есть внук. – Аннетт заправила волосы за уши и скривилась. – Доставал глупыми вопросами, предложениями напоить чаем и помочь. – Понятно… Попроси Роберта относить им заказы и поторопись, уже почти полдень, а мы выбрались всего на пару часов. Аннетт промолчала. Меньше всего ей хотелось беспокоить Роберта из-за подобных глупостей. Густой, белый снег мягко окутывал тонкие верхушки деревьев. Порывистый ветер то и дело пытался стряхнуть его, освободить ветви от налипшей тяжести. Но ничего не выходило: ночной холод превратил тающий на вечернем солнце снег в лед, лишив последней надежды на скорый приход весны. Ветер. Его порывы легко проникали сквозь пальто. Как бы тепло Ани не одевалась – не помогало. Улицы приютили на своих просторах вьюгу, которая заметала все на своем пути, укрывала, прятала, хоронила… Под ее белым одеялом скрывалось слишком много крови. Иногда нужно скрывать ошибки прошлого. Сегодня оставался последний заказ. Совсем недалеко, всего десять минут пути. Ани часто наведывалась в этот дом. Резной забор для нее оставался всегда открытым – владелица редко выходила на улицу, возраст не позволял гулять в такие холода. Старое поместье нависало над Ани, словно хотело задавить своим весом. Она, дрожа всем телом, постучала в дверь. Широкая кованая защелка скрипнула. Из-за нее показался высокий, слегка худощавый парень. На вид он был едва старше Аннетт, но надменный взгляд, излишне дорогая и идеально выглаженная одежда выдавали его статус. Причесанные светлые локоны выглядели слегка нелепо, странно для парня. – Нужна еда? – мягкий, слегка высокий голос прозвучал тихо, словно незнакомец издевался. – Я принесла заказ для миссис Нордман: два пирога с мясом, яблочное повидло, три кирпича ржаного хлеба и овсяное печенье. Будьте добры, позовите миссис Нордман. Я должна передать заказ. – Я – Эд, ее внук. Я заберу заказ, она приболела, не хочу тревожить. Сколько с меня? – Ехидная улыбка исчезла, и вместо нее он с любопытством и неким волнением осматривал Ани. – Хотя возьмите это, думаю, хватит с лихвой, сдачи не нужно. Он протянул достаточно крупную купюру, но Аннетт ничего не взяла. Достав из корзины заказ, плотно упакованный в бумагу, передала в руки. – Заберите деньги, заказ оплачен. – Ани не нравился этот разговор, но у нее не было выбора: она должна быть вежливой, иначе пекарня лишится клиента. Вряд ли Коул будет этому рад. – Но деньги же нужны? Стала бы симпатичная девушка разносить хлеб по домам без нужды. – Он широко улыбнулся. – Скорейшего выздоровления миссис Нордман. – Да подожди же ты, глупая, я не хотел тебя обидеть, только помочь. – Эдвард поставил на пол заказ и поспешил взять Аннетт за плечо. – Промокла, замерзла, заходи, налью чаю. – Благодарю за гостеприимство, но у меня нет времени. – Но хоть как тебя зовут скажешь? Я же должен сказать, от кого заказ. – Он широко улыбнулся и поправил развязавшийся на ветру шелковый шарф. – Из пекарни мистера Лоуренца. Ани освободила плечо и, пока навязчивый внук миссис Нордман не решился спросить что-то еще, поспешила покинуть двор. – Ани, ну чего ты? Посмотри, сколько людей, как красиво! – Молли толкнула ее в плечо. – Пойдем туда, там вроде кто-то играет на баяне. Большой парк, находящийся на правом берегу города, занимал несколько кварталов. Вдоль аллеи рос можжевельник. Его зеленые ветви, припорошенные снегом, напоминали о скором приближении весны, о том, что вот-вот растает снег и можно будет наслаждаться теплыми прикосновениями солнца и набухшими почками на широких и ветвистых кленах. Но порывистый, ледяной ветер возвращал в реальность, заставляя Аннетт сильнее кутаться в пальто. Вокруг было много людей. Дети шумно бегали, бросаясь снежками. Кто-то спешил через парк домой, возмущаясь толпе людей, которая смеялась, пела песни. Впервые город наполнил шум, детский смех… Эти непривычные звуки заставляли с волнением оглядываться в надежде, что все не повторится, что звонкие голоса не замолкнут после громкого взрыва. В этом круговороте жизни было так много выжженных людей, которым не хватало воздуха, не хватало чьих-то теплых рук. Они одиноко сидели на лавочках, бродили среди толпы, словно тени, в надежде забыть призрачное прошлое, свыкнуться с шумом, который никогда не будет таким, как раньше. Аннетт не разделяла восторга, который испытывала Молли. Детский смех заставлял ее сердце биться чаще. Она помнила, как совсем недавно гас свет в окнах. В этот миг, несмотря на яркие отблески солнца, Ани чувствовала смерть. Ощущала дым потухших свечей, за которыми скрывались погибшие люди. Бесчисленное количество потерянных жизней. Она помнила стеклянные взгляды, холодные окаменевшие тела. Панику, сковывающую тело, пронзительный холод, выворачивающий ее душу. Стужу, которая навсегда забрала ее брата. – Ой, – Молли вскрикнула и приложила руку к своей груди. Один из военных случайно задел ее. Глаза Мол наполнились слезами. Недавний порез вспыхнул новой болью, и Молли сняла варежку, надеясь, что затянувшаяся рана не начнет кровоточить. Вот только на самом деле ее беспокоило вовсе не это. Ей что-то навязчиво мерещилось, так, как в прошлый раз: ее реальность смешивалась с другой. И если тогда это были просто видения, то сейчас она чувствовала боль. Резкую, навязчивую боль. – Простите, я не хотел. – Мужчина взял ее за локоть. – Я могу как-то помочь? – Да, отпустите мою руку. – Ваша воля. – Он разжал пальцы. Молли нахмурила брови и поспешила надеть варежку. Колючий, пронзительный взгляд незнакомца пугал ее. Черные глаза, казалось, хотели просверлить ее насквозь, залезь в самую душу и вывернуть ее наружу. В его облике не было ничего теплого, лишь холод, напоминающий темное, бесконтрольное море, которое вот-вот накроет берег штормом. Военный поправил ворот кителя, но не отступил. Не отвел взгляд. – Так мы идем или нет? – Ани одернула подругу и взяла ее за здоровую руку. – У нас не так много времени на прогулки. – Идем, – Молли вздохнула. Больше всего ей хотелось насладиться приятным ярким солнцем и ярмаркой, проходившей в середине месяца. Конечно, сейчас это мало напоминало веселые солнечные дни, в которых она жила раньше, но ей так хотелось побыть среди толпы, увидеть радостные лица, надеяться, что все это плохой сон, который совсем скоро закончится. Но чем больше она оглядывалась по сторонам, чем больше всматривалась в лица, тем больше понимала: как прежде уже никогда не будет. Глава 3. Восковая свеча Среди тысяч прохожих всегда найдется тот, кто напомнит давно утерянное в ворохе воспоминаний. Молли с интересом разглядывала толпу, то и дело отставая от подруги. Ее глаза горели, щеки залились румянцем – колючий ветер обветривал кожу. Но это пустяки, ведь они так редко гуляли по улицам, просто наслаждаясь солнцем, гулом непонятных разговоров, чем-то давно забытым, непривычным, напоминающим те теплые времена, которые, может, и станут похожими, но будут другими. Всегда другими. Ничего не бывает прежним. Боль на время отступила, но вспышки видений продолжились: Молли видела войну, взрывы, слышала выстрелы, иногда вздрагивала, ловя на себе непонимающий взгляд подруги. Но молчала. Пока Коул ничего не рассказывал Роберту и Аннетт о пекарне и временны́х изломах – она не имеет права это озвучивать. Больше всего изнуряла сырая, колючая зима. Пронзительно-холодный ветер и несмолкающая метель. Ани заправила волосы за ухо, взъерошенные резким порывом ветра, они спутались, мешая смотреть на яркие отблески солнца. Впереди виднелась компания подвыпивших военных. Они громко смеялись, рассказывая друг другу шутки и какие-то истории. Из-за гогота сложно было различить, о чем конкретно они беседуют. Аннетт бросила короткий взгляд на Молли, говоря, что стоило бы пройти быстрее, пока кто-то из пьяных не прицепился, но было поздно. Один из рослых мужчин отставил свою бутылку с пивом и подошел к девушкам, преградив им дорогу. – С каких это пор таких замечательных птичек выпускают на волю? – Незнакомец громко рассмеялся, подходя ближе. В нос ударил перегар. – Как поживают ваши ароматные булочки? Все продали или кое-что для меня осталось? Резкий оклик заставил Аннетт поморщиться и затаить дыхание. Желудок неприятно заурчал. Хорошо, что ничего не ела, – нечем стошнить. Она прищурилась, рассматривая подвыпившего офицера. Мятый китель, распахнутый настежь, открывал взору испачканную и едва отстиранную от крови рубаху. Небрежный, вальяжный жест рукой вызвал чувство презрения. От колкого взгляда не укрылась отросшая щетина, давно не стриженные волосы и грязь под ногтями. Омерзение. Военный навис над ними, словно отвесная скала, которая под суровым ветром вот-вот рухнет. – Кто-то птичка, а кто-то воробушек. – Один из мужчин косо глянул на Аннетт и придержал своего друга за плечо. – Пусти девушек, пусть идут. – Чего бы им не остаться? – Военный удивленно посмотрел на товарища и криво ухмыльнулся. – Эй, птенчик, как тебя зовут? Молли испуганно отшатнулась, прижала руки к груди. От резкого движения порезанный палец предательски заныл, и на глазах появились слезы. Сейчас в ней было так мало от прежней Молли… Ноги подкашивались. Она напомнила крохотного зверька, закрытого в клетке, которая вот-вот упадет вниз со стола. Перепуганная, растерянная. Привычный румянец сменился бледностью. На обветренной коже появились тонкие серые полоски – потекла тушь. Она едва держалась на ногах и, если бы не крепкая рука Аннетт, поддержавшая ее за локоть, точно оказалась бы в сугробе. В болезненном взгляде подруги Аннетт уловила что-то страшное, то, чего раньше не видела, то, чего лучше не видеть. Мимолетная догадка острой иголкой пронзила ее сердце, но Ани тряхнула головой, заставляя себя об этом не думать. Ей показалось, просто показалось. – Не обращайте на него внимания, идите. Рослый военный многозначительно взглянул, так, словно говорил: «Ну же, поторопитесь», а затем еще сильнее сжал плечо друга и что-то сказал ему на ухо. – Тьфу, – мужчина неприлично выругался. – Сразу бы сказала, что дочь подполковника, время бы свое не тратил. Ишь… Последние слова превратились в невнятное бормотание, но Аннетт не собиралась их слушать, крепко держа за локоть подругу, она направилась в конец парка. Они покинут ярмарку через город, не обращая внимания на громкие вскрики, веселые песни, множество голосов, смех, радость… На разнообразие чувств и двоякость праздника. На все. Там, за поворотом, все станет другим: серым, припорошенным снегом, забытым, холодным и никому не нужным. Еще один шаг – и они нырнули в узкую арку. Привычные улочки встретили их рыхлым снегом, сметаемым ветром с крыш, и тишиной, в которой все еще слышался шум из парка. Серые кирпичи скрыли две небольшие фигуры, спрятали в своих холодных объятиях, а через полчаса новая вьюга легким порывом припорошила шерстяные пальто. Молли шла молча. То и дело спотыкалась, проваливаясь по икры в глубоких сугробах. Пухлые губы раскраснелись от частых покусываний. Она выглядела болезненно, сломанно, жалко. – Нет, нет, прошу… – Молли замотала головой. – Ничего не говори, ничего не спрашивай. Не могу сказать, не могу.