Умолк пленительный напев. (Перечеркнуто крест накрест) Нет, это никуда не годится. Первая строчка подвернулась из чужого стихотворения, а последняя вообще черт знает что: «Умолкли звуки чудных песен». Попробуем сначала. Ни черту не верю, ни Богу. О да! Умереть — уснуть. Письмо позвало в дорогу. Я вещи собрала — и в путь. (Перечеркнуто крест накрест) Опять не то. Почему-то ужасно не нравится третья строка — просто с души от нее воротит. И потом, как правильно — позвáло или позвалó, собрáла или собралá? До чего трудно! И вода остывает, будет холодно. Придется выпустить и набрать новой. Ну же! Датский принц напрасно колебался, Быть ему, бедняжке, иль не быть. (Перечеркнуто крест накрест) Нужно без глумливости и не так протяжно. Легче, невесомей. Смерть — не сон и не забвенье, А цветущий, дивный сад, Где сулит мне пробужденье Сладкозвучный водопад. Ущипнуть себя до боли, Чтоб на воле, средь дерев, От приснившейся неволи Пробудиться, умерев. Понятно будет, что водопад — это звук струи, доносящийся из ванной? Ах, да пусть непонятно! И хватит терзать бумагу. Кто, собственно, сказал, что предсмертное стихотворение должно быть длинным? А у Коломбины оно будет коротеньким, нелепым и оборванным в самом начале, как оборвалась ее коротенькая и нелепая (но все же красивая, очень красивая) жи…" Коломбина не дописала слово — в ночной тишине раздался звон дверного колокольчика. Кто бы это мог быть, в третьем часу ночи? В иное время она испугалась бы. Известно, что ночные звонки в дверь ничего хорошего не сулят. Но чего бояться, когда окончательный расчет с жизнью уже сделан? Может быть, не открывать? Пусть себе трезвонит. Она пристроила головку пригревшегося Люцифера поудобнее во впадинке на ключице, и попыталась сосредоточиться на дневнике, но неумолкающий колокольчик мешал. Что ж, придется посмотреть, какой сюрприз приготовила жизнь на самом своем исходе. Газовый рожок в прихожей Коломбина зажигать не стала. Собственно, она уже догадалась, кто посетил ее в этот поздний час. Гэндзи, больше-то и некому. Почувствовал что-то. Опять станет убеждать, уговаривать. Придется прикинуться, что со всем согласна. Дождаться, чтоб ушел, и уж потом… Открыла. На лестнице тоже было темно. Кто-то выключил там свет. Смутно виднелся силуэт. Высокий, массивный — нет, не Гэндзи. Ночной гость молчал, было слышно его шумное прерывистое дыхание. — Вы ко мне? — спросила Коломбина, вглядываясь во тьму. — К тебе! — раздалось сипение — такое дикое, злобное, что хозяйка отшатнулась. — Кто вы? — вскричала она. — Твоя смерть! С маленькой буквы. Раздался хриплый хохот, из глубины глотки. Голос показался Коломбине знакомым, но от ужаса она перестала что-либо понимать, да и времени сосредоточиться не было. Тень шагнула в прихожую, схватила барышню за шею крепкими, как железные клещи, пальцами. Голос прошипел: — Будешь вся синяя, с вывалившимся языком. Хороша избранница! Страшный гость снова хохотнул — хрипло, будто дряхлая собака залаяла. В ответ на хохот раздалось сердитое шипение разбуженного Люцифера. Храбрый змееныш, за последние недели изрядно подросший на молоке и мясном фарше, вцепился обидчику в руку. Тот, зарычав, схватил ужа за хвост и шмякнул об стену. Это заняло не более секунды, но Коломбина успела рвануться. Ничего не решала, не выгадывала момент. Как животное, повинуясь инстинкту, рванулась и всё. Разевая рот, но все равно молча, без крика, побежала по коридору. Просто бежала. Вслепую, сама не зная, куда и зачем. Ее гнал самый действенный погонщик — страх смерти. Непередаваемый, отвратительный. Сзади грохотала каблуками не Смерть, а смерть — грязная, смрадная, жуткая. Та самая, из детства. Жирная кладбищенская земля. Белые могильные черви. Оскаленный череп. Дыры вместо глаз. Мелькнула мысль: в ванную, запереть задвижку и кричать, колотить по железной трубе, чтобы услышали соседи. Дверь ванной открывается вовне, ручка хлипкая. Начнет дергать — оторвёт, а дверь останется запертой. Замечательная была идея, спасительная. Но для ее осуществления требовалось три, ну хотя бы две секунды, а взять их было негде. На пороге комнаты пятерня сзади ухватила за рукав. Коломбина дернулась что было сил, полетели пуговицы. Зато вернулся голос. — Помогите! — закричала она что было мочи. Потом уже кричала не переставая. Так громко, как могла. Метнулась из комнаты налево, в кухню. Дверь ванной вот она, слышно, как шумит льющаяся из крана вода. Нет, не успеть. Из кухни снова налево, в коридор. Круг замкнулся. Куда дальше? Снова в комнату или на лестницу — входная дверь так и осталась открытой. Лучше на лестницу. Может, кто-нибудь выглянет?