— Сокровища несметные были тут в земле зарыты. Правда, думаю, что почти все уже растащили, но кое-кому везет и до сих пор. Вот в прошлом году один мазурик здесь шлялся, краденое прятал. Как-то раз от нечего делать взял и в стену ногой пнул. Кирпичи и обвалились. А там! Мать честная! Целый сундук золотых червонцев. Так теперь он фабрикантом заделался. Дом купил на Сретенке, собственный выезд держит. Как говорится, дуракам везет. А я мимо этого места триста раз ходил… Э-э, — махнул он рукой, — чего уж там говорить. — А может, где-нибудь еще клады есть, — попытался успокоить его Никита. — Получше поискать — и найти можно. Да нет, Никитушка. Клад — он всякому в руки не дается. Он сам владельца выбирает. Правда, непонятно как. Но есть поверье, что клады иногда опускаются в земле, а иногда поднимаются. И если тебя клад выберет, то сразу к поверхности ближе станет. А то и уголком наружу покажется. Вот так-то. — А как же сделать так, чтобы он именно тебя выбрал? — Э-э, брат. Это наука сложная. Хитрая наука. Однако кое-что и я знаю… Глава 10. Учитель истории Первое сентября семьдесят восьмого года прошло в спасской средней школе номер два как обычно — построение классов на расчерченном мелом асфальте, торжественная линейка, приветствия директора и завуча, трогательные слова недавних выпускников, напутствия ветеранов войны. Стояла теплая, солнечная, располагающая к лени погода, и ученики седьмого «А» класса тосковали. Кому охота париться в душном классе вместо того, чтобы купаться до одури в городском пруду или играть в казаки-разбойники! Три летних месяца пробежали незаметно, впереди маячили скучнейшие школьные будни… Первый урок — история СССР. Училка — омерзительная тетка, считавшая, что ее предмет самый главный, что без него невозможно жить. Занятия превращались в мученическую пытку. Оценивая скудные знания своих подопечных, она не знала жалости. Прошлый год больше половины учеников седьмого «А» закончили, имея по истории «пары», и пыхтели чуть ли не весь июнь, вытягивая «троечку». Терпение класса лопнуло. Жестокая месть была намечена на первый день нового учебного года. В ход были пущены все методы психического воздействия — на учительском стуле покоилась канцелярская кнопка, классный журнал был натерт чесноком, мел источал запах мази Вишневского. Но юных мстителей неожиданно постигло разочарование. Вслед за историчкой в кабинет вошел стеснительный молодой человек в сером костюмчике и со стареньким портфельчиком в руке. Его тяжелый подбородок обрамляла жиденькая, но аккуратно подстриженная бородка. Он посмотрел на учеников сквозь толстые линзы очков, прокашлялся и тихо сказал: — Здрасьте, дети. Дети молчали. — Здравствуйте! — требовательно взвизгнула историчка. — С кем здороваются? Разве не с вами? Все вместе, по моей команде! И-и-и! — она взмахнула рукой. — Здрась-те!!! — гаркнул класс. — Вот такой у нас контингент… — шепнула историчка молодому человеку. — Противостояние по любому поводу… Все из-под палки… — Да, я понимаю… — ответил одними губами тот. — Бывает… — Я хочу представить вам нового учителя истории! — громко и торжественно произнесла она. — Николай Иванович Бобров! Поступил к нам по распределению из Москвы! Прошу любить и жаловать. Николай Иванович застенчиво поклонился. — Можете радоваться, — продолжала историчка, — я от вас ухожу. Но знайте! Я буду рядом! — В каком смысле? — поинтересовались с дальней парты. — Кротов, опять ты? — Учительница бросила на мальчишку гневный взгляд. — Опять ты со своими неуместными вопросами? Что ты не понял? — Странно получается… — Мальчик поднялся из-за парты. — Вроде вы от нас уходите… И вроде будете рядом… — Объясняю для тупых: я буду преподавать в младших классах. Но с вас глаз не спущу! Я попросила Николая Ивановича, чтобы он лично сообщал мне об отстающих. Кстати, Кротов, я что-то твоего брата не вижу. — Вадим болеет — ОРЗ. Всю прошедшую ночь я провел у его кровати, делая искусственное дыхание. — Сядь, умник, — приказала историчка. — Без твоих шуточек как-нибудь обойдемся. — Пройдя в самый конец класса и тяжело плюхнувшись рядом с ненавистным Витей Кротовым, она обратилась к Николаю Ивановичу: — Прошу вас, начинайте. С вашего позволения, я поприсутствую. Мешать не буду. — Пожалуйста-пожалуйста… — зарделся молодой человек. Он аккуратно положил портфель на учительский стол, тщательно протер очки кусочком замши, хрустнул костяшками пальцев, раздумывая, с чего бы начать. — Вот… — наконец многозначительно изрек он. — Давайте знакомиться. Я буду называть фамилии, а вы будете вставать… Нет, поднимать руки… Хорошо? Подобрав фалды пиджака, как это делают пианисты, он сел на стул, потянулся рукой к журналу, как вдруг… глаза его округлились. Сработала кнопка. По классу прокатился ехидный хохоток. Пусть оружие и перепутало жертву, но все равно — приятно. — Ой! — Николай Иванович поморщился и поднес к близоруким глазам маленький кругляшок с хищно торчащим жалом. — Надо же… — Кротов!!! — Историчка схватила Витю за мочку уха. — Твои штучки? Признавайся! — А почему сразу «Кротов»? — стиснув зубы от боли, обиженно произнес мальчишка. — Что вы из меня все время крайнего делаете? Пустите! Вы не имеете права! В это время Николай Иванович, открыв кондуит, громко чихнул. Затем еще раз. И еще. Класс покатывался со смеху. Действие чеснока превзошло все ожидания. — Чтоб завтра пришел отец… — угрожающе прошипела историчка, еще сильнее сжимая Витино ухо. — У нас с ним будет долгий разговор… Когда Витя ввалился в дом и с раздосадованным криком: «Опять эта мудянка началась!» швырнул ранец на пол, Вадик лежал в своей кровати и в который уже раз перечитывал обожаемый им «Остров сокровищ». Его тонкая шея была укутана шерстяным платком, из-под мышки торчал градусник, а на тумбочке валялись таблетки и сопливый носовой платок. Окно было прикрыто — чтобы, не дай Бог, мальчика не продуло. Кто бы мог подумать двенадцать лет назад, что из вечно плачущего, болезненного, диатезного Витеньки вырастет совершенно здоровый, розовощекий крепыш-непоседа! Чего нельзя сказать о Вадике. После тяжело перенесенной в первом классе кори мальчик умудрялся подхватить всякую, даже самую слабую и безобидную, инфекцию. У него был обязательный список болезней за год — четыре ангины, два воспаления легких, неисчислимое количество гриппов и простуд. Плюс ко всему он превратился в аллергика, врачи категорически запретили ему делать прививки. Бабушка Анастасия Егоровна, или просто баба Настя, естественно, постарела, но держалась молодцом. Внуки души в ней не чаяли, обожали ее всем сердцем, особенно когда она пекла пироги со смородиной. Витя сразу уловил знакомый и такой трепещущий в ноздрях запашок. Заглянул на кухню — так и есть, баба Настя возится у печи, гремит противнями. Ее лучше сейчас не отвлекать. — Духотища у тебя, старик. — Витя распахнул окно, и в следующий миг комнатка Вадика наполнилась светом и щебетанием птиц. — Ну, как там? — Болезненный братишка отложил книгу и кашлянул. — Что новенького? — Учитель по истории новенький. — Витя уселся на подоконнике, выудил из кармашка форменного пиджачка папиросу, умело размял ее и закурил. При этом он глубоко (по-взрослому, как делает отец) затягивался. — Да ты что! Быть не может… Шутишь, да? — Очень надо. — Витя сплюнул через дырку между передними зубами. — Ты же шуток у нас не понимаешь. Николай Иванычем звать. Нормальный, вроде, мужик. Не то что эта… — Он вставил похабное словечко в адрес исторички. — Нехорошо получилось. Мы ж не знали, что он появится, вот и подложили на стул кнопку, да еще журнал чесноком измазали. Вот… Отца теперь вызывают… — Что, Николай Иванович? — Да нет. Эта… — Он подобрал другое, более удачное, на его взгляд, определение личности исторички. — Отцу сегодня говорить нельзя. Сегодня получка — значит, пьяный будет. — Очень я его испугался… — Мало он тебе в прошлый раз всыпал? — Ничего, шрамы украшают мужчину. — Кстати, где ты берешь папиросы? — строго спросил Вадик. — Кто тебе дает? — Секрет, — хитро сощурился Витя. — Выдашь еще, наябедничаешь… — Когда это я ябедничал? — возмутился Вадик. — Когда я тебя выдавал? Скажи, когда? — Все равно секрет… — и Витя дал понять брату, что тема исчерпана. Отец, действительно, вернулся позже обычного и навеселе. За ужином Витя торжественно сообщил ему о случившемся в школе. Кротов-старший угрюмо посмотрел ему в глаза и начал вытаскивать брючный ремень. Анастасия Егоровна пыталась сдержать зятя, но безуспешно. Витя молча приспустил штаны, покорно улегся на деревянную лавку. Правосудие свершилось. Мальчишка не издал ни звука. Вадик даже не проснулся. Баба Настя плакала и причитала в своей комнатке. — Спасибо тебе, батя, — тихо сказал Витя. — Что мне с тобой делать? — Сергей обнял сына прижал его к груди. — Что мне с тобой делать? Бандюга ты мой ненаглядный… Витя поморщился — от отца несло перегаром. Вскоре Вадик поправился, пошел в школу и быстро наверстал упущенное. У него была замечательная черта — он не мог учиться плохо, даже если бы сильно захотел. Близнецы вновь сидели за одной партой. Странно, но в присутствии брата Витя менялся, он более не был классным заводилой и шутом, меньше проказничал и дрался на переменах, почти не хамил учителям и даже получал пятерки, будто Вадик сдерживал его бунтарские порывы своей добротой и меланхолической мягкостью. Но за пределами школы мальчики вели совершенно разную жизнь. Витя никогда не делал домашние задания и вообще ни минуты не сидел на месте, часами где-то пропадал с компанией соседских мальчишек (один раз проболтался Вадику, что они втихаря от взрослых бренчат на гитаре, курят и даже выпивают, но точного места не назвал) и частенько возвращался домой весь в ссадинах, с «фонарем» под глазом и горделиво произносил, показывая распухший кулак: — А как я ему весь хобот по морде размазал! Вадик же обожал читать про приключения и играть в солдатики. Целыми днями он мог не выходить из своей комнатки, разыгрывая грандиозные баталии, занимая вражеские города, в пух и прах разбивая армию противника. При этом он обычно озвучивал взрывы и выстрелы: «Ту-ду-ух! Бжды-ыч!» А пулемет строчил примерно так: «Ты-ды-ды-ды-ды! Фюить-фю-ить!» Частенько от любимого занятия его отвлекала Наденька Осокина, ровесница Вадика. Ее отца, майора авиации, недавно перевели в Спасск и выделили ему квартиру в новой девятиэтажке, которую строили неподалеку, на месте снесенных старых бараков. — Ты со мной дружишь? — спрашивала Наденька. Вадик бросал солдатиков и шел с подружкой в огород играть в резиночку.