Игумен взял ее, повертел в руках и приложил рядом с той, которая находилась в алтаре. Иконки были совершенно одинаковые. И даже жемчужины по углам их, казалось, взяты из одной раковины. — Выходит, Никита, я не зря тебе эту историю рассказал и сюда привел. Вишь, как все складывается. Откуда у тебя этот образок? Никита рассказал, как он нашел ее в монастыре под Спасском. На протяжении его рассказа игумен качал головой и несколько раз повторял: — Не просто так это все, Никитушка! Он еще раз внимательно посмотрел на иконку и вернул ее Никите. — Знаешь что, — сказал отец Артемий после минутной паузы, — чувствую я, что эта иконка не зря у тебя оказалась. Просто так она в руки никому не попадет. И есть у тебя, Никита, какая-то обязанность. Может быть, перед монастырем, где ты этот образок нашел… — Какая же это обязанность, батюшка? Игумен только развел руками. — Уж чего не знаю, того не знаю. Но имей ввиду, что изображенный здесь святой Иоанн Воин имеет особую благодать. Он помогает людям отыскать потерянное, вернуть краденое, и… — Отец Артемий помолчал, внимательно глядя в глаза Никите. — …И указывать места, где клады захоронены. — Клады?! — Да. И еще. Говорят, что клады могут опускаться и подниматься под землей. И даются в руки тем, кто их достоин. Никита вспомнил московское подземелье, старика-нищего, который почти теми же словами говорил ему об этом около двух лет назад. Колеблющимися тенями на стенах часовня напоминала жилище старика, а настоятель с длинной седой бородой был чем-то похож на Спиридона Иваныча. — Так, может быть, я должен какой-нибудь клад найти? — Не знаю, Никита. Это уж тебе самому решать. Только помни — сокровище должно послужить праведному делу, иначе это все тебе в грех зачтется. Никита потом много раз вспоминал слова игумена Артемия, сказанные им в старой часовне. Они произвели на него глубокое впечатление. «А может быть, действительно, — часто думал он, — мое предназначение в том и состоит, чтобы клад найти? И этим я больше пользы принесу, чем если просто буду жить в монастыре или даже стану монахом?» Месяца через два он пришел к окончательному решению. Отец Артемий обнял Никиту на прощанье, благословил и сказал: — Да будет с тобой в дороге Ангел Хранитель… И увидишь, все вернется на круги своя… Потом, что-то вспомнив, залез в карман рясы, вытащил оттуда несколько кредиток и сунул их Никите. — Держи, сынок. На первое время этого хватит… Глава 22. Вся жизнь впереди Отгуляв выпускной вечер, счастливый, веселый и пьяный, теперь уже бывший десятый «А» неслышно брел по предрассветному Спасску. Торопиться действительно было некуда, ведь позади — школа, а впереди — вся жизнь. Эта ночь была гранью между прошлым и будущим, когда дети превращаются во взрослых людей. — Куда-а уе-ехал цирк? О-он был еще вчера-а.1 — разносилось по погруженным в глубокий сон улицам фальшивое многоголосье. Виктор и Вадим шли рядом, чуть поодаль от остальных. Шли молча, обнявшись за плечи и опустив головы. Через несколько часов они должны будут расстаться. Расстаться, как минимум, на долгих пять лет. В кармане пиджака, доставшегося Вадиму в наследство от отца, уже лежал билет в плацкартный вагон поезда «Новгород-Москва», проходящего через Налимск. Отправление — в девять ноль-ноль. Стоянка три минуты… Вадим был уверен, что он обязательно поступит в МГУ, на исторический. Он должен поступить. Он поклялся в этом на могиле отца. А Виктор не уезжал из родного Спасска. Он и рад был бы за оставшийся до армии год рвануть куда-нибудь на Крайний Север подзаработать, но не мог, не имел права. Анастасия Егоровна после трагической гибели зятя почти не вставала с кровати, и за ней требовался постоянный уход. Витя устроился в автопарк помощником механика, и рядом постоянно находился Роман Наливайко, превратившийся из командира в верного и закадычного друга. Бабушка получала крохотную пенсию, и если б не Витькины деньги, семья бы просто умерла с голоду. Но вот десятый «А» вышел к набережной Савранки. Сизый туман стелился над спокойной, ровной гладью, легкий ветерок шелестел камышом, откуда-то издалека доносился тоскливый собачий лай. Песня про цирк оборвалась на полуслове, стало тихо и грустно. Кто-то из девчонок всхлипнул. — Хорошо-то как. — Вадим потянул ноздрями пропитанный цветочным ароматом воздух и, подтянув на коленях штаны (так учил Николай Иванович), сел на каменный парапет. — И уезжать никуда не хочется… — Это ты сейчас такой, — улыбнулся Виктор. — Потому что настроение у всех соответствующее. Прощаются, как будто навсегда. Можно подумать, что завтра война начнется, никто друг друга на улице не встретит. Как же… — Нет, правда… — Вадим подобрал с земли камешек, швырнул его в реку, дождался, когда раздастся характерное бульканье. — Здесь мой дом… А там, в Москве… Кто знает, как все сложится?.. Боюсь я, Витька. — Брось… Ерунда какая… — Никуда я не поеду!.. — с несвойственной ему твердостью в голосе вдруг сказал Вадим. — Никуда!.. …Витя проводил брата до остановки. Автобус отъезжал через пять минут. Говорить было не о чем… — Письма шли почаще… — Витя крепко обнял Вадима. Ему даже показалось, что у того хрустнуло где-то в спине. — У тебя это хорошо получается, гуманитарий… — Позаботься о бабушке, — наставлял его Вадим. — Ухаживай за ней, очень тебя прошу… Цветы на могиле отца поливай… Что еще?.. — Он помедлил, прежде чем продолжить. — Смотри, не впутайся в какое-нибудь дерьмо. — Ты ж меня знаешь, — засмеялся Виктор. — Вот именно, — многозначительно сказал Вадим. — Я тебя знаю… Автобус чихнул выхлопными газами и медленно двинулся по размытой дождями грунтовой дороге в сторону Налимска. Витя еще какое-то время шел следом с поднятой вверх рукой и в запыленном квадрате окна видел лицо брата. Ему показалось, что Вадим плакал… — Хорошие новости, — раздался вдруг за его спиной знакомый голос. Виктор резко обернулся. Перед ним, сунув руки в карманы и пожевывая дымящуюся папиросу, стоял Роман Наливайко и как-то загадочно улыбался. — Хорошие новости, говорю, — повторил он. — Наш общий знакомый объявился. — Где? — Глаза Виктора моментально налились кровью, кулаки непроизвольно сжались. — Где эта тварь? — Боров мне из армии письмецо нацарапал… — Роман вынул из-за пазухи сложенный вчетверо конверт. — Конкретного адреса нет, но кое-какие намеки имеются. — Думаешь, они тайно от нас переписываются? — Все может быть… Не мешало бы проверить… Поезд прибыл в столицу в начале седьмого утра, и у Вадима было достаточно времени для того, чтобы осуществить свою заветную мечту. Он спустился в метро и за два с половиной часа, остававшихся до открытия канцелярии университета, умудрился несколько раз проехать по кольцевой линии. Он выходил на каждой станции и подолгу стоял посреди просторных светлых вестибюлей, с восхищением рассматривая скульптуры революционных матросов и громадные люстры, свешивающиеся с украшенного мозаичными полотнами потолка. Посещение ВДНХ он решил отложить до вечера, так сказать, на десерт. Вадиму пришлось выстоять длинный хвост, прежде чем он сдал в канцелярию документы. Оказалось, что первый экзамен должен был состояться на следующий день, но Кротов совсем не нервничал и даже не счел нужным открыть учебник, чтобы освежить в памяти некоторые особо сложные правила русского языка — он и так все знал. И вера в свои познания не была простой бравадой. Вадим получил железную «пятерку» и воспринял это как должное. Его литературное сочинение было так же оценено на «отлично». Когда на экзамене по истории, самом важном из всех, абитуриент Кротов вытянул билет и вызвался отвечать без подготовки, экзаменатор, толстый лысоватый дядечка лет пятидесяти, заглянул в анкету, и лицо его расплылось в приветливой улыбке. — Так это вы и есть, тот самый Вадим Кротов? — склонившись над столом, не очень громко, скорее даже шепотом, спросил он. — Тот самый?.. — растерялся Вадим. — Вероятно, вы меня с кем-то спутали… — Об этом не может быть и речи, — продолжал шептать экзаменатор. — Николай Иванович Бобров в своем последнем письме очень хорошо описал внешние особенности своего любимого ученика. Ба, да вы уже получили два высших балла! Весьма похвально… Впрочем, иного я и не ожидал. — Ох, Николай Иванович… — Вадим покраснел, почувствовав спиной недоуменные взгляды абитуриентов, которым еще предстояло отвечать. — Я же просил его… — Сбегай, пожалуйста, в ларек… — Дядечка протянул своему помощнику деньги. — Сигареты кончились, понимаешь… Когда второкурсник вышел из аудитории и плотно закрыл за собой дверь, экзаменатор поманил к себе коротким пальчиком Вадима и сказал ему на ухо. — Ставлю тебе «пять». Спустись в студенческую столовую и подожди меня там. Они сидели за столиком для педагогов. В столовой было пусто — все-таки каникулы. Экзаменатор, а его звали Альбертом Григорьевичем, черпал из стакана жирную сметану. — Я преподаю политэкономию, наверняка Колька тебе рассказывал. Так вот — попадешь в мою группу, сделаю из тебя человека, — запальчиво говорил Альберт Григорьевич. — Ты комсомолец? — Да, конечно… — кивнул Вадим. — Это хорошо. Станешь комсоргом курса, выберем тебя старостой. Нам такие люди, как ты, позарез нужны. — Он провел ребром ладони по горлу. — Какие люди? — удивленно спросил Вадим. — Из народа! — улыбнулся Альберт Григорьевич. — Тебя не смущает такая формулировка? Подходишь ты нам. По всем параметрам подходишь. — Но ведь впереди еще один экзамен… — Все у тебя будет в порядке, уж об этом я позабочусь. Чего же ты сразу меня не нашел? — Я хотел сам… Я подготовился…