— Так ведь… Ты же выгнал его… — Ну, когда это было! Да, вспылил, не сдержался… Что ж теперь, всю оставшуюся жизнь воевать? Он ведь хотел, как лучше… А получилось, как всегда. — Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — улыбнулся Вадим. — Точно-точно… Я только сегодня подумал о том, что ты все это время был меж двух огней… Тяжело тебе приходилось… Короче, передай Николаю Ивановичу, что я прошу у него прощения, что я вел себя не по-людски… В общем, сам разберешься, что сказать… Пусть приходит на мой день рождения. Приглашаю… От всей души… В тот же день Вадим передал это приглашение Боброву, и после недолгих сомнений Николай Иванович с радостью согласился. — Кто старое помянет, тому глаз вон, — философски рассудил он. Был майский погожий вечер. На веранде дома с зеленой крышей накрыли праздничный стол. Впрочем, праздничным его можно было назвать с большой натяжкой — много вареной картошки, жареная речная рыба и графинчик крепкой наливки, оставшейся еще с прошлого года. Первым делом Николай Иванович и Кротов-старший выпили на брудершафт и расцеловались, как лучшие друзья. Тем самым конфликт был исчерпан. Баба Настя тоже пригубила наливки и, извинившись, покинула стол, тяжелой, переваливающейся, походкой заковыляла в свою комнатушку. Вид у нее был крайне изможденный, что не мог не заметить Бобров. — Что с ней? — тихо спросил он, когда Анастасия Егоровна скрылась за дверью. Сергей наклонился к учителю и что-то прошептал ему на ухо. Братья, затаив дыхание, прислушались, но так ничего и не разобрали. — Надо же… — понурил голову Николай Иванович. — Бывает… — Ты лучше скажи, как там затея ваша с музеем? — быстро переменил тему Сергей. — Я слышал, что бригада мастеров из области приехала. — Да какая там бригада!.. — поморщился, как от зубной боли, Бобров. — Три человека всего… Вот уже почти целый месяц перекладывают стену… А работы непочатый край… — Ну, все лучше, чем ничего. — Сергей наполнил вторую стопку, поднес ее ко рту и хотел было выпить, но в последний момент передумал, поставил на место. — Боюсь, после большого-то перерыва… — как бы оправдываясь, сказал он. — Вдруг окосею? Лучше обождать. Правильно, учитель? — Да-да, правильно, — закивал Николай Иванович. — Пьянству, как говорится, бой. — Изничтожим зеленого змия! — поддержал его мысль именинник. — Ну и когда открываться-то будете? Когда все будет готово? — Ох, не знаю… — вздохнул Бобров. — Вы прямо соль на рану сыплете, Сергей Борисович. Но, надеюсь, что к новому году… Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. — Нагнувшись, он постучал костяшками пальцев по ножке стула. — Кстати, я совсем недавно один весьма любопытный факт обнаружил. Предупрежу сразу, что это еще предстоит проверить и перепроверить. Быть может, даже придется самолично съездить в Москву, встретиться с некоторыми учеными, историками… — Ну, не томи! — подбодрил его Сергей. — Вы когда-нибудь слышали об Андрее Первозванном? — О ком? — Кротов-старший нахмурил брови. — Как ты сказал? — Был такой апостол — Андрей Первозванный, ученик Христа. — А, ты про это… — махнул рукой Сергей. — Религиозные байки… Ну? — Можете называть это как угодно, но существуют свидетельства, что после смерти Христа… — Николай Иванович на мгновение замялся. — Как бы попроще выразиться?.. Словом, Андрей Первозванный отправился в долгое путешествие по миру. Он хотел обратить людей в свою веру, объяснял им устой христианства, рассказывал о своем учителе. — Ну и как? Получилось у него? — Мы же с вами живем в христианской стране. — Тут ты, братец, что-то путаешь. Христианством нас Византия наградила. В девятьсот… каком же году?.. — Восемьдесят восьмом, — подсказал Бобров. — Вы правы, это действительно так. Но историки полагают, что христианство пришло к нам гораздо раньше, в начале первого века. Дело в том, что Андрей Первозванный был в Киеве, добрался до самого Валаама. А теперь давайте мысленно прочертим прямую линию на географической карте, от нынешнего Израиля до Новгородской области. И что же получится? — Николай Иванович выдержал актерскую паузу и таинственно произнес: — Он был здесь! Где-то рядом! Быть может, в этом самом древнеславянском поселении! — Брось, слишком уж неправдоподобно, — усмехнулся Сергей. — Ты, я погляжу, мечтатель! А доказательства? А факты? Без них в наше время никуда. — То-то и оно! — оживился Бобров. — Я спрашивал археологов, не находили ли они в котловане крест или что-либо напоминающее по форме… Андрей Первозванный всегда оставлял кресты в тех местах, где он проповедовал. Никто не знает, как они выглядели… Но это не суть важно. К сожалению, археологи ничего похожего не находили… Тогда я пошел к директору дворца культуры, и он дал мне ключи от подвалов. Ведь раньше там располагался мужской монастырь — вы, надеюсь, наслышаны об этом. Так вот, я спустился туда и обнаружил старые записи… Они уже почти сгнили от времени, даже удивительно, как они вообще смогли сохраниться в таких ужасающих условиях, но несколько слов я все же разобрал… Там было два-три упоминания о «животворном кресте»… И для меня это, пусть крохотное, но доказательство… — И что ты сделал с этими бумагами? — Сергей уже начинал терять интерес к этой теме. — Отправил их в Москву. Пусть там над ними поколдуют ученые. Быть может, мои предположения окажутся верными… — А ты футболом увлекаешься? — Футболом?.. — Николай Иванович как-то глуповато улыбнулся. Так бывает с человеком, которого вдруг вывели из глубокой задумчивости. — Честно признаться, не очень… Даже совсем не увлекаюсь… А что?.. — Да так… — неопределенно ответил Сергей. — Жаль… Таким нехитрым образом Андрей Первозванный был удачно забыт, и разговор плавно перетек в другое русло. В десятом часу, когда Николай Иванович уже начал собираться, Витька улучил самую подходящую, на его взгляд, минутку, чтобы преподнести отцу подарок. — Батяня, это тебе… — Он положил на стол маленькую коробочку. — От нас с Вадькой… Вадим удивленно посмотрел на брата, но тот успел заговорщически подмигнуть ему — мол, так надо, все нормалек. — Что это? Часы?.. Настоящие механические часы?.. — И туг взгляд Сергея сделался каким-то хмурым, озабоченным, совсем не радостным. Витя больше всего боялся напрашивающегося в данной ситуации вопроса, именно потому он так долго откладывал торжественный момент. Мальчишка хотел дождаться, когда отец впадет в состояние расслабленности, когда он будет думать только о хорошем… И сейчас Витькино сердечко заколотилось заячьим хвостом. Отец проникновенно посмотрел сыну в глаза, но нашел в себе силы промолчать. — Вы как будто не рады? — Бобров заметил некое подобие растерянности, появившееся на лице именинника. — Я рад… Очень рад… Просто не ожидал как-то… Сергей скрепил на запястье кожаный ремешок, полюбовался блестящим циферблатом, после чего сгреб своими огромными ручищами сыновей в охапку и расцеловал их, приговаривая: — Спасибо вам, золотые мои… Спасибо, бесценные мои… В ту ночь Сергей Кротов так и не сомкнул глаз. Он сидел, сгорбившись, на кровати и, рассматривая со всех сторон красивые механические часики, тяжело вздыхал. Он старался отогнать от себя дурные мысли, но они все вползали и вползали скользкими червями в его голову. Наутро, за завтраком, когда братцы уже допивали крепкий чай, молчавший до этого момента Сергей наконец, не выдержав душевных терзаний, спросил: — Мальчики, откуда у вас столько денег?.. Целых тридцать семь рублей… Это же много… Очень много… — Да ладно тебе, батя! — укоризненно посмотрел на него Витька. — Какая разница! Это же подарок! Я же тебя не спрашивал такие глупости, когда ты мне подарки делал. — Я, между прочим, работаю и ежемесячно получаю аванс и зарплату, — медленно проговорил Кротов. — Отвечай: где вы взяли деньги? Ваденька, я обращаюсь к тебе. — Я это… — Вадим незаметно для отца саданул брата локтем по ребрам, и Витька сразу же пришел на помощь. — Накопили мы, понятно? — обиженно сказал он. — Ты же нам давал на мороженое, на леденцы… — Сколько же вы копили? Год? Два? — Он положил руку Витьке на плечо. — Где ты гуляешь целыми днями? Молчи, Ваденька. Я знаю, ты постараешься любым способом прикрыть брата. Взаимовыручка — хорошая черта, но не сейчас. — Нигде я не гуляю… — Виктор попытался стряхнуть отцовскую руку со своего плеча, но это у него не получилось. — Мне иногда кажется, что от тебя пахнет спиртным. Или это только кажется? — Батя, мы в школу опоздаем… — Кто твои друзья? Назови мне каждого по имени. — Это допрос? — Я твой родной отец и должен знать, где ты пропадаешь с утра до вечера вместо того, чтобы делать уроки! — Неблагодарный ты, батя… — Витя шмыгнул носом, и глаза его налились слезами. — Мы так старались… Мороженого не ели… А ты взял и все испортил… — Хорошо, идите… — Отец тяжело поднялся со стула. — Позже поговорим… Кротов-старший подозревал, что его сын связался с отъявленной городской шпаной, до него даже доходили какие-то неопределенные слухи, но он и представить, себе не мог, что наручные часы, купленные Витей за тридцать семь рублей, на самом деле являлись лишь последним звеном длинной цепочки, начало которой — ограбление продуктового магазина в ноябре прошлого года. Тогда милиция установила, что налет на магазин совершили так называемые «гастролеры», неизвестные заезжие преступники… За пять последующих месяцев было зафиксировано несколько крупных краж с предприятий и около десятка разбойных нападений, одно из которых чуть не привело к смерти главного инженера химического комбината, но измордованная, обворованная до последней нитки жертва почему-то отказалась назвать своих мучителей. Главный инженер уверял следователей, что он ничего не помнит… И опять же милиция не располагала уликами, которые могли бы вывести на след бандитов — те работали чисто, умело, не оставляя следов. На всякий случай проверили Романа Наливайко, но тот, как всегда, был чист, да и с места работы, что немаловажно, имел положительную характеристику… Они собрались на старом месте, в трюме полузатонувшей барки. Их было шестеро. Женька — он же Жека. Боря — он же Боров. Костя — он же Лысый, названный так потому, что в детстве несколько раз болел лишаем: Сашка — он же Трусы (все лето ходил в одних и тех же голубых спортивных трусах) и Витя — он же Крот. У Романа Наливайко кличка отсутствовала. Никто из ребят не решался дать ему какое-нибудь смешное прозвище. Его боялись. Под потолком раскачивалась дряхлая керосиновая лампа, заливавшая трюм мутно-желтым светом. Здесь было душно и воняло гнилью. Роман расстелил на деревянном ящике из-под бутылок крупномасштабную карту местности и поманил к себе «соратников».