Вдоволь наглядевшись на высоченные башни Кремля, на яркие купола Василия Блаженного, послушав, как бьют куранты на Спасской башне, он уже было совсем собрался идти домой, как вдруг увидел знакомое лицо. Да, это, несомненно, была она, та девушка в белом, которую он так напугал давеча своим видом. Несмотря на то, что он видел ее всего минуту, черты лица ее крепко врезались в его память. Да, те же большие голубые глаза, маленький вздернутый носик, аккуратный рвал лица в обрамлении золотых кудряшек. Только сейчас на ней было не белое платье, а серый английский костюм и маленькая шапочка с вуалью. Ее сопровождал крупный седоватый мужчина в пенсне и с острой бородкой. Судя по всему, это был ее отец. Совершенно неожиданно для самого себя Никита остановился как вкопанный и уставился на девушку. Она мельком взглянула на него и отвела глаза, конечно же, не узнав оборванного бродягу из парка. «Надо бы ей книжку отдать, — подумал Никита, плетясь по Сретенке. — Да, непременно надо вернуть ей книжку. И носовой платок». Спиридон Иваныч очень обрадовался сапогам. — Вот это подарок так подарок. Хоть счас к градоначальнику на прием иди. Благодарствуйте, Никита Степаныч. — Да ладно вам, Спиридон Иваныч, — смущенно говорил Никита, пытаясь присесть в уголок, где было бы поменьше грязи, чтобы не запачкать новой одежды. — Да-а… — заметил старик. — Теперь тебе, Никита, не пристало больше в убогой хибаре моей валандаться. Что дальше делать-то думаешь? — Наверное, завтра в Питер поеду. А то папенька волноваться начнет. Вот только… — Взгляд Никиты упал на лежащий рядом томик в сафьяновом переплете. — Вот только вещь одну вернуть мне бы надо. Скажите, Спиридон Иваныч, как мне до Пречистенки добраться? — А вот как выйдешь на Лубянку, вдалеке большой купол Христа Спасителя увидишь. Вот к нему и иди. Аккурат, Пречистенка там рядом будет. Задув лучину, Никита еще долго ворочался, вспоминая сегодняшнюю встречу. Уснул только под утро, прижимая к груди маленький томик с вложенным в середину белоснежным платочком… Глава 13. Вкус земли Целую неделю Вадик упрашивал брата, чтобы тот взял его на встречу со своими дружками. Поначалу Витя категорически отказывался, но в конце концов уступил, взяв с брата клятвенное обещание молчать о местонахождении «сходки». — Жри землю, — сказал он, не удовлетворившись «честным комсомольским». — Зачем? — удивился Вадик. — Жри, — повторил Витя. — Но она же грязная… — Вадик поднес ко рту пригоршню чернозема и выжидательно посмотрел на брата. — Это обязательно? — Давай-давай, — подбадривал его Витя. — Попробуй сразу заглотнуть. Я, знаешь, сколько уже этой земли нахавался? Целый килограмм! Зато много секретов знаю. Вадик положил на язык коричневый комочек. Оказалось, что земля довольно-таки съедобна, только на зубах хрустит. — Ну вот, а ты боялся! — Витя хлопнул брата по плечу. — Теперь только протрепись. Почикаю! Конечно же, Витя шутил, но Вадику стало как-то не по себе, и он уже начинал жалеть о том, что в его голову пришла дурацкая мысль пообщаться с компанией дворовых мальчишек. Они спустились к речке Савранке и долго шли по извилистой, тянувшейся вдоль берега тропинке. Вечерело, и оранжевый шар закатного солнца уже почти увяз в кронах столетних деревьев. — Долго еще? — тихо спросил Вадик. Его бил озноб, не то от внутреннего напряжения, не то от начинавшейся очередной простуды. Но в следующую минуту он услышал гитарное треньканье и подростковые голоса. Приглушенная смесь отборного матерка и фальшивых аккордов неслась из старой проржавевшей барки, что в незапамятные времена была поставлена на вечный прикол в тихой, отгороженной от внешнего мира зарослями камыша, заводи. Несколько темных силуэтов полукругом сгрудились на палубе вокруг костерка, источавшего аромат сгоревшего картона. Языки пламени отбрасывали на лица парней желто-красные блики. — Ты поменьше трепись, — наказал Витя. — Сиди себе в сторонке, помалкивай. Хорошо? — Угу… — только и мог выдавить из себя Вадик. Он отчаянно боролся с желанием поскорей унести ноги. — Граждане, предъявите документы! — изменив голос, гаркнул Витя. Сидевшие у костра вздрогнули, но, признав кореша, дружно заулыбались, оценивая шутку. — Напугал, б… — сказал один из них. — Прям обосрались все. — Вот, зараза, — хохотнул другой. — Не может без своих шуточек. Вали сюда, мудозвон! Братья взошли на барку по деревянной доске, перекинутой с палубы на илистый берег. Носком сандалии Витя подгреб к костру ящик из-под бутылок усадил на него трясущегося от страха Вадика и сам пристроился рядышком. — Это мой брат, — выбирая из углей горячую картофелину, не то горделиво, не то оправдываясь, произнес он. Вадик, опустив глаза, едва заметно кивнул, после чего вжал голову в плечи. — Да мы уж видим… — ответил за всех самый старший, детина лет двадцати трех, который довольно странно смотрелся в компании подростков-семиклассников. Судя по всему, он бы у них за главного. — Одна рожа. Эй, как тебя там? Кажись, Вадимом звать? Вадик опять кивнул. — А чего скромный такой? — хохотнул здоровяк и перебрал татуированными пальцами гитарные струны. — Сразу понятно — маменькин сынок… Витек, и зачем же ты его привел? — А что тут такого? — Витя протянул брату уже очищенную картофелину. — Родная кровь… — А проболтается? — Не проболтается. Он землю жрал. Только сейчас Вадик различил в лице главаря знакомые черты. Это же Рома Наливайко, гроза Спасска, хулиган из хулиганов… Сколько раз он участвовал в жестоких драках, сколько раз его задерживала милиция, но он всегда умудрялся выкрутиться. Говорят, что Рома даже изнасиловал какую-то девчонку и целый месяц сидел в тюрьме, но его вину так и не смогли доказать. А ведь он уже далеко не мальчишка, давно вернулся из армии, сейчас вроде бы работает где-то. Рома рано остался без родителей, его все жалели. И он пользовался этой жалостью, позволяя себе делать то, что не позволено другим. Ему все сходило с рук. Странно, но дворовая малышня тянулась к Роме, она видела в нем взрослого дядьку, который прожил долгую жизнь и знает в ней толк. Ребята уважали Наливайко, боялись его, преклонялись перед ним. Он же повелевал, оставаясь для каждого из своих «подопечных» другом и защитником, эдаким Робин Гудом спасского масштаба. Ему было приятно общаться с малолетками. Среди них он был вожаком. И Вадику стало по-настоящему жутко. Он механически положил в рот картофельную мякоть, хотел, не жуя, проглотить, но она попала не в то горло. Витя сильно стукнул кулаком по его спине, однако кашель не затихал. — Запей, дурачина. — Наливайко протянул Вадику майонезную баночку. — Сразу полегчает! Вадик дрожащими руками схватил баночку, отхлебнул из нее и… скорчившись, тут же выплюнул странную, омерзительную на вкус жидкость. Ребята, в том числе и Витя, заржали. Вадик шмыгнул носом, на глаза непроизвольно навернулись слезы. — Что это? — А ты как думаешь? — Не знаю… Гадость какая-то… — Он что у тебя, никогда водяры не пил? — Роман на полном серьезе спросил у Вити. — Э-э, брат! Давно пора начинать. Пей до дна! До дна, я сказал! — Спасибо, но что-то не хочется… — Вадик вытер губы рукавом рубахи. — Есть такое слово — надо! — с пафосом произнес Наливайко. — Что ты хнычешь, как девчонка? Ты же мужик! — Мне не хочется… — упрямо повторил Вадик. — А мне, думаешь, хочется? Думаешь, мне приятно это говно хлестать? — Роман еще плеснул в баночку из бутылки. — Давай-давай, по-быстрому. Так сказать, примешь боевое крещение. — Ром, ты это… — попытался вступиться за брата Витя. — Молчи, щенок, — без капли злобы в голосе сказал Наливайко, проводя пятерней по его лицу. — Тебе слова не давали. — Я молчу… — сразу как-то поник Витя. Вадик понял, что на брата надеяться не стоит, он не поможет. Будто в подтверждение этой мысли, Витя, легонько толкнув его локтем в бок, шепнул: — Выпей, и он отвяжется… — Ну? — Роман выжидательно посмотрел на мальчишку. — Пить будем или глазки строить? Время не ждет. Выхода не было… Вадик заглянул в баночку. Поморщился. Набрал полную грудь воздуха. Выдохнул, как перед прыжком в воду… Остальные ребята следили за ним с любопытством и состраданием. Похоже, что каждый из них когда-то прошел через это. Вадик запрокинул голову, буквально залил рот водкой и резко, одним глотком (ему даже показалось, что со скрежетом), протолкнул ее в пищевод. По всему телу прокатилась горячая волна, в висках загудело, застучало… — Уважаю! — восторженно сказал Роман. — Понравилось?