– Поищи его в Интернете, Кейт, – командует Фрэнки. – Посмотрим, существует ли он. – Поверьте мне, он существует, – уверяю я. – Нет, дорогая, понимаешь, нам бы не хотелось думать, что ты спятила. Так что давай мы его поищем, а потом продолжим. Я опираюсь подбородком на руки и жду. – Пока Кейт там возится, я расскажу: я изучила проблему восприятия чужих воспоминаний… – Что?! – пронзительно вскрикивает Кейт. – Восприятие чужих воспоминаний? Вы обе сошли с ума? – Нет, только я, – устало говорю я, кладя голову на стол. – Как это ни удивительно, оказалось, что тебя нельзя считать клинической сумасшедшей. По крайней мере не из-за этого. Я пошарила в Интернете и выяснила: не у тебя одной это бывает. Насторожившись, я резко выпрямляюсь. – Я нашла сайты, на которых есть интервью с людьми, признавшимися, что они видят воспоминания других людей, и приобретшими их способности или вкусы. – Ох, вы обе меня просто обманываете, вы сговорились меня дурачить! Так я и знала, что просто так ты бы ни за что ко мне не заехала, Фрэнки. – Мы ни о чем не сговаривались, – уверяю я Кейт. – То есть ты на полном серьезе пытаешься меня убедить, что неким волшебным образом получила способности другого человека? – Она говорит на латыни, французском и итальянском, – объясняет Фрэнки. – Но при чем тут волшебство? Думать так – действительно безумие. – У Джойс что, и вкусы изменились? – Кейт еще не убеждена. – Она теперь ест мясо, – как бы между делом говорит Фрэнки. – Но почему вы считаете, что ей передались чьи-то способности? Почему она не могла сама выучить латынь, французский и итальянский и решить, что ей нравится мясо, как любому нормальному человеку? Если я неожиданно начну любить оливки и испытывать отвращение к сыру, это что, будет означать, что моим телом завладело оливковое дерево? – Кейт, по-моему, ты не врубаешься. Почему ты считаешь, что оливковые деревья не любят сыр? Пауза. – Слушай, Кейт, я согласна, что смена вкусовых пристрастий – это совершенно естественная вещь, но пойми же наконец: Джойс за ночь овладела тремя языками и при этом никогда их не учила! – О! – И мне снятся сны о личных детских переживаниях Джастина Хичкока. – А где, черт возьми, была я, когда все это происходило? – Заставляла меня танцевать хоки-поки в прямом эфире «Скай ньюс», – огрызаюсь я. Я включаю громкую связь и несколько следующих минут терпеливо хожу по комнате, глядя на часы внизу телевизора, пока на другом конце Фрэнки и Кейт от всей души смеются. Папа замирает с очередным чипсом во рту, а его глаза следят за моими перемещениями. – Что это за шум? – спрашивает он. – Кейт и Фрэнки веселятся, – отвечаю я. Он закатывает глаза и продолжает жевать чипсы, снова повернувшись к экрану, на котором среднего возраста телеведущий зажигательно исполняет румбу. Минуты через три смех прекращается, и я выключаю громкую связь. – Короче говоря, – продолжает Фрэнки, как будто и не прерывалась, – то, что с тобой происходит, совершенно нормально, то есть не совсем нормально, но есть и другие э-э… – Ненормальные? – предлагает Кейт. – …случаи, когда с людьми бывало то же самое. Только все это люди, которые перенесли пересадку сердца. Поскольку это не твой случай, то моя теория, видимо, не годится. Тук-тук, тук-тук. Сердце выскакивает из груди. – Подожди, – вмешивается Кейт, – здесь написано, что одна женщина утверждает, будто приобрела необычные способности после того, как ее похитили инопланетяне. – Кейт, перестань читать мои записи, – шипит Фрэнки. – Я не собиралась ее упоминать. – Девочки, – прерываю я их. – Он сдал кровь в тот же самый месяц, когда я попала в больницу. – И что? – спрашивает Кейт. – Ей делали переливание крови, – объясняет Фрэнки. – А это не сильно отличается от теории про пересадку сердца, о которой я только что говорила. Мы все умолкаем. Тишину нарушает Кейт: – Ну и что? Я все равно не понимаю. Кто-нибудь объясните мне. – Переливание крови и пересадка сердца – в этом есть что-то общее, правда? – говорю я. – Кровь идет от сердца. Кейт ахает. – Кровь пришла прямо от его сердца, – мечтательно говорит она. – Да, Кейт, что может быть романтичнее переливания крови? – комментирует Фрэнки. – Давайте я расскажу о том, что нашла в Сети, хорошо? Четвертый канал снял документальный фильм о людях, которым пересадили сердце, заявлявших о неожиданных побочных эффектах после операции. Речь в фильме идет вот о чем: возможно ли, что вместе с трансплантированным органом пациент может получить также часть воспоминаний, вкусов, желаний и привычек донора? Там, в фильме, показано, как эти люди связываются с семьями доноров, пытаясь понять, что за новая жизнь появилась в них. Фильм подвергает сомнению научное понимание того, как работает память, представив мнения ученых, которые первыми начали исследовать интеллект сердца и биохимическую основу памяти на клеточном уровне. – Ага! То есть, если в сердце больше интеллекта, чем мы привыкли считать, значит, кровь, которая течет от чьего-то сердца, может быть носителем этого интеллекта. Таким образом, переливая Джойс кровь, они перелили и воспоминания этого парня? – спрашивает Кейт. Никто не хочет ответить на этот вопрос «да». Все хотят сказать «нет». Кроме меня, уже свыкшейся за ночь с этой идеей. – Но это же можно запросто узнать! – осеняет Кейт. – Нужно только выяснить, кто был твоим донором, Джойс. – Не получится. – Фрэнки, как обычно, сбрасывает Кейт с небес на землю. – Такого рода информация конфиденциальна. Кроме того, не забывайте: за один раз Джастин мог сдать не больше пинты крови, да еще потом ее разделили на лейкоциты, эритроциты, плазму и тромбоциты. Так что Джойс досталась совсем небольшая часть его крови, вероятно смешанной с чьей-нибудь еще. – Его кровь все еще течет в моем теле, – не соглашаюсь я. – Не важно, сколько ее там. И я помню, что чувствовала себя весьма необычно, когда пришла в себя в больнице. Подруги молчат: они уверены, что мои «весьма необычные» ощущения не имели ничего общего с переливанием крови, а были связаны только с трагедией, о которой у нас не принято упоминать, – потерей ребенка. – Гугл нашел одного Джастина Хичкока! – Кейт победно смотрит на Фрэнки. Я стискиваю руки. Пожалуйста, скажите мне, что я не выдумала все это, что он существует, что он не порождение моего воспаленного сознания! – Итак, Джастин Хичкок был шляпником в Массачусетсе. Хм. Ну он хотя бы американец. Джойс, ты что-нибудь знаешь про шляпы? – Про шляпы? Береты, панамы, фетровые шляпы, рыбацкие шляпы, бейсбольные кепки, твидовые кепки. Папа снова отводит недоуменный взгляд от телевизора и бормочет: – Твидовые кепки?.. – Канотье и тюбетейки, – добавляет Кейт. – Цилиндры, – говорит Фрэнки и тут приходит в себя. – Подождите, при чем здесь шляпы?! Не только Джойс, кто угодно может назвать кучу шляп! – Ты права, это как-то неправильно. Читай дальше, – подгоняю я Кейт. – Джастин Хичкок переехал в Дирфилд в тысяча семьсот семьдесят четвертом году, участвовал в революции… По-моему, не то. Больше двухсот лет – это слишком много для мужчины твоей мечты. – Стой, – прерывает ее Фрэнки, не желая, чтобы я потеряла надежду. – Под ним есть еще один Джастин Хичкок. Санитарное управление Нью-Йорка… – Нет, – раздраженно говорю я. – Я уже знаю, что он существует. Это просто смешно. Добавьте в поиск Тринити-колледж, он вел там семинар. Тук-тук-тук. – Нет. Ничего про Тринити-колледж. – Ты уверена, что говорила с его дочерью? – спрашивает Кейт. – Да, – отвечаю я сквозь зубы. – А кто-нибудь еще видел, как ты говорила с этой девочкой? – ласково осведомляется она. Я не обращаю на нее внимания.