– Ну, даже в саду растут сорняки, дорогая. Они вырастают в нем естественно, сами по себе. Они разрастаются и душат цветы, растущие в той же самой земле, что и они. У всех нас есть свои демоны, свои кнопки самоликвидации. И в садах тоже. Какими бы красивыми они ни были. Если ты не копаешься в саду, то не замечаешь их. Он смотрит на меня, и я отвожу взгляд, без нужды прочищая горло. Иногда мне кажется, пусть уж лучше разговаривает на сленге. – Джастин, мы идем в бар, ты с нами? – спрашивает Дорис. – Нет, – обижается он, как ребенок, и складывает руки на груди. – Почему нет? – Эл проходит к первому ряду кресел, чтобы сесть рядом с ним. – Я не хочу. – Он берет бинокль и начинает вертеть его в руках. – Чего тебе одному-то сидеть? – Ну и что? – Мистер Хичкок, хотите, я принесу вам что-нибудь выпить? – спрашивает Питер, парень Бэа. – Мистером Хичкоком был мой отец, ты можешь звать меня Эл. – И шутливо толкает его в плечо, из-за чего Питер отлетает на несколько шагов назад. – Хорошо, Эл, но на самом деле я имел в виду Джастина. – Ты можешь называть меня мистером Хичкоком. – Джастин смотрит на него так, как будто в помещении вдруг дурно запахло. – Я считаю, что мы вовсе не должны сидеть вместе с Лоуренсом и Дженнифер, – заявляет Эл. Лоуренс. Лоуренс Аравийский, Пахово-грыжевый… – Нет, должны. Эл, не будь смешным, – перебивает его Дорис. Эл вздыхает: – Ну что, попросить Пити принести тебе выпить? Да. Но он не может заставить себя произнести это вслух и вместо этого мрачно качает головой. – Хорошо, мы вернемся через пятнадцать минут. Эл по-братски похлопывает его по плечу, перед тем как они все уходят, оставив его одного в ложе переживать из-за Лоуренса, Дженнифер, Бэа, Чикаго, Лондона и Дублина, а теперь еще и из-за Питера и того, как сложилась его, Джастина, жизнь. Через две минуты ему надоедает жалеть себя, и он наблюдает в бинокль за группками людей, сидящих ниже его, которые остались на своих местах на время антракта. Он видит ругающуюся пару, другая парочка целуется, берет пальто и быстро уходит к выходу. Он смотрит, как мама что-то выговаривает сыну. Несколько женщин, сидящих рядом, дружно смеются. Вот двое, которые молчат, а может, им нечего друг другу сказать. Ничего интересного. Он переводит бинокль к ложам напротив. Они пустые, все решили выпить заранее заказанные напитки в баре неподалеку. Он наклоняется и вытягивает шею. Вот небольшая группа людей, болтающих, как и все остальные. Он смотрит справа налево. Потом останавливается. Протирает глаза. Разумеется, ему это привиделось. Он, прищурившись, смотрит в бинокль – это она. Со стариком. Она тоже смотрит в бинокль, рассматривая толпу, находящуюся ниже их обоих. Потом она поднимает бинокль, двигает его направо, и… они оба замирают, глядя друг на друга через линзы. Он медленно поднимает руку. Машет. Она повторяет его жест. Старик рядом с ней надевает очки и щурится в его сторону, его губы шевелятся – он что-то говорит. Джастин поднимает руку вверх – подожди, я иду к тебе, указательным пальцем пытается обозначить – одну минуту подожди, буду через минуту. Она показывает ему два больших пальца – хорошо, и он улыбается. Он откладывает бинокль, встает, отмечая, где именно она сидит. Дверь в ложу открывается, и входит Лоуренс. – Джастин, не могли бы мы поговорить? – вежливо спрашивает он, барабаня пальцами по спинке разделяющего их стула. – Нет, Лоуренс, не сейчас, прости. – Джастин пытается пройти мимо. – Я обещаю, что не отниму у тебя много времени. Всего несколько минут, пока мы одни. Чтобы разрядить атмосферу, понимаешь? – Он нервничает, теребит узел галстука. – Да, я ценю твое намерение, дружище, правда, но сейчас я очень спешу. – Джастин пытается осторожно его обогнуть, но Лоуренс не дает ему пройти. – Спешишь? – спрашивает он, поднимая брови. – Но антракт сейчас закончится и… А! – Он замолкает, понимая. – Ясно. Что ж, я просто хотел попробовать. Если ты пока не готов к разговору, то конечно… – Дело не в этом! – Джастин смотрит в бинокль вверх, на Джойс, испытывая панику. Она все еще там. – Я действительно очень спешу, надо кое с кем встретиться. Мне нужно идти, Лоуренс. В ложу входит Дженнифер, слышит последние слова Джастина, ее лицо каменеет. – Ну как ты можешь, Джастин? Лоуренс хотел поговорить с тобой, чтобы не было никаких недомолвок, вы бы просто все выяснили как взрослые люди. Но, похоже, ты забыл, что это такое. Хотя не знаю, почему меня это по-прежнему удивляет! – Да я не отказываюсь, Дженнифер! – Раньше я звал ее Джен. Как все изменилось, как будто целая жизнь прошла с того памятного дня в парке, когда мы все были так счастливы, так любили друг друга. – У меня для этого правда сейчас нет времени. Вы не понимаете, мне нужно идти! – Куда ты пойдешь? Балет начнется через несколько минут, и твоя дочь будет на сцене. Только не говори мне, что ты и ее бросишь из-за какой-то глупой мужской гордости. В ложу входят Дорис и Эл, последний полностью занимает оставшееся небольшое пространство, закрывая путь к двери. Он держит в руке пинту колы и огромную пачку чипсов. – Скажи ему, Джастин! – Дорис в возмущении скрещивает тонкие руки на груди. Джастин стонет: – Что ему сказать? – Напомни ему, что у вас в семье были случаи сердечных заболеваний, так что ему стоит два раза подумать, прежде чем есть и пить это дерьмо. – Какие сердечные заболевания? – Джастин хватается руками за голову, в то время как с другой стороны от него Дженнифер продолжает занудно бубнить что-то, напоминая интонациями учителя Чарли Брауна[11]. – Твой отец умер от сердечного приступа, – нетерпеливо говорит она. Джастин замирает. – Док не сказал, что это обязательно случится и со мной, – со стоном говорит жене Эл. – Он сказал, что это вполне возможно. Если в семье есть подобные случаи. Джастин слышит свой голос как бы со стороны: – Нет-нет, и мне не кажется, что ты должен из-за этого переживать, Эл. – Слышишь? – Эл смотрит на Дорис. – Доктор сказал, что нужно соблюдать осторожность, если у членов семьи предрасположенность… – Семья тут ни при… – Джастин замолкает. – Слушайте, мне на самом деле нужно отлучиться. – Он пытается пошевелиться в переполненной ложе. – Ну уж нет! – Дженнифер загораживает ему путь. – Ты никуда не пойдешь, пока не извинишься перед Лоуренсом. – Да все в порядке, Джен, правда, – неловко говорит тот. Я зову ее Джен, не ты! – Нет, не в порядке, любимый! Я ее любимый, не ты! Все что-то говорят, их голоса сливаются в невнятный гул, Джастин не понимает ни слова. Ему жарко, лоб покрывается испариной, у него начинает кружиться голова. Неожиданно свет гаснет, раздается музыка, и ему приходится сесть на свое место рядом с раздраженной Дженнифер, оскорбленным Лоуренсом, молчащим Питером, озабоченной Дорис и голодным Элом, который начинает громко чавкать в его левое ухо, поглощая картофельные чипсы. Он вздыхает и смотрит вверх, на Джойс. Помогите. Кажется, что ссора в ложе мистера Хичкока закончилась, но вот уже гаснет свет, а они все еще стоят. Когда освещается сцена, они уже сидят с каменными лицами, только крупный мужчина сзади с видимым удовольствием жует чипсы из большой пачки. Последние несколько минут я, не обращая внимания на папу, пыталась научиться читать по губам, но о чем они разговаривали, так и не поняла. Сердце колотится, как будто кто-то в моей груди усердно бьет в барабан, его удары я ощущаю всем телом. И все только из-за того, что он увидел меня, захотел прийти ко мне. Мне нужно несколько минут, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь, кроме Джастина, но, когда я немного успокаиваюсь и снова смотрю на сцену, у меня при виде порхающей Бэа перехватывает дыхание, и я хлюпаю носом на протяжении всего ее выступления, как гордая тетушка. Сейчас мне кажется, что единственные люди, посвященные в те чудесные счастливые воспоминания в парке, – это Бэа, ее мать, отец… и я. – Папа, я могу тебя кое о чем спросить? – шепчу я, наклоняясь к нему. – Он только что сказал той девушке, что любит ее, но это не та девушка. – Он закатывает глаза. – Идиот. Девушка-лебедь была в белом, а эта в черном. Они совсем не похожи. – Она могла переодеться для бала. Никто не носит каждый день одно и то же. Понимаешь, дело в том, что я, э-э… кое-что произошло, и, ну… Он оглядывает меня с головы до ног: