Молодой человек кивнул: хорошо. Спрятал стилет в ножны, взял талер и стал переходить дорогу. А после они пошли обедать, и домой девушка вернулась лишь к трём часам дня. Она приехала на экипаже – ходить после обеда ей не хотелось, да и идти из центра до её дома на окраине города было далеко, – и в руках у неё был порядком увядший букетик. Она расплатилась и выпрыгнула из коляски, а в дверях дома столкнулась с домоуправляющим Кольбергом, тот, видно, тоже отобедал, он торчал на пороге дома и ковырял в зубах зубочисткой. - Фройляйн Шнитке, - увидел её Кольберг, он даже чуть склонил голову, чтобы получше разглядеть девушку, - судя по всему, вы рано заканчиваете свою работу. - Я сегодня не работала, – ответила ему Зоя и проскочила мимо него на лестницу. А Кольберг крикнул ей вслед: - И мне так показалось, ведь на работе не дарят букетов, даже кружевницам. Глава 35 Многих, многих ублюдков и мерзавцев леди Кавендиш повидала за свою долгую жизнь. Но такие, как Розуэлл и Лесли, выделялись даже на фоне всех остальных негодяев. Это были люди с самыми чёрными душами, которых герцогиня подобрала на самом лондонском дне. Столкнувшись с ними как-то ночью в коридорах дворца, её возвращавшийся с попойки супруг сэр Невилл даже протрезвел и на следующее утро интересовался у жены за завтраком: - Дорогая моя, а что это за мрачных типов я видел вчера ночью у вашего кабинета? - Это мои сотрудники, - сухо отвечала герцогиня, спокойно поедая карпаччо из телятины, приправленное чёрным перцем, солью и сырым яйцом. Обычный для неё завтрак. - Боюсь даже представить себе род их деятельности, - заметил её муж, попивая шампанское для облегчения утреннего состояния. - Правильно делаете, что боитесь, - всё так же сухо ответила его супруга, которая не любила, когда супруг лез в дела, которые никоим образом его не касались. На это сэр Невилл не нашёлся, что ответить; он только с опасливым удивлением поглядел на свою жену, по годам годившуюся ему в прабабки, и продолжил пить шампанское, болтая в руке фужер, чтобы напиток потерял побольше газа. Ну а что он мог сказать в ответ? Иногда сэр Невилл уже жалел, что женился на этой очаровашке; деньги и положение в свете уже так не развлекали его, как раньше, а запах перед дверями, за которыми скрывался доктор, уже и пугал. Всерьёз. Но с тех пор она велела Розуэллу и Лесли, когда они передвигаются по её дому, закрывать лица капюшонами, так как эти уроды пугали не только мужа, но и служанок, что по ночам убирали дом. А закрывать было что. Сидней Розуэлл был здоровенным бугаём в вечно грязной одежде и грубом морском плаще. Крупный, тяжёлый любитель выпить с железными толстыми пальцами. Один вид Розуэлла наводил ужас на проституток, до которых он был большой охотник. Но не вечно грязная его одежда отпугивала самых дешёвых и невзыскательных уличных женщин, дело было в лице этого красавчика. А физиономия его была весьма выразительна. В крымской войне, в одной из атак на русские позиции, он получил пулю в лицо. Тяжёлый кусок свинца, ударив в правую скулу, навсегда искривил ему весь череп, так что теперь его рот не смыкался. Меткий выстрел выбил сержанту Розуэллу несколько верхних зубов, а заодно и выдавил вперёд глаз, который теперь заметно вылезал из черепной коробки. И всякому, на кого смотрел это большой и неряшливый человек, казалось, что он скалится в язвительной, ничего хорошего не предвещающей ухмылке. С тех пор за ним закрепилась кличка Весёлый Сид. А его дружок был ему подстать. Тимоти Кларенс Лесли был юношей из приличной, хоть и не знатной семьи. И всё бы было у него не хуже, чем у других, не заразись он в молодости сифилисом. К сорока годам болезнь порядком выжрала хрящи в теле мистера Лесли, оттого он имел безносое, почти плоское лицо, больше похожее на плохо сделанную восковую маску. А пегие волосы на голове росли исключительно клоками. Он почти никогда не снимал перчаток, а его жёлтое лицо было перетянуто от уха да уха в районе носа чёрной лентой, которая не покрывал глаз и рта, отчего он говорил всегда гнусаво, и от него всегда пахло тухлятиной. Те, кто осмеливался шутить над этим человеком, называли его Ароматный Тим. Этой ночью два компаньона, Весёлый Сид и Ароматный Тимми, стояли перед герцогиней, и мистер Лесли гнусавил в свойственной ему манере: - Сегодня мы привезли двоих, мэм. Ещё двух привезем в течение недели и полностью закроем заказ. Леди Кавендиш смотрела на них несколько отстранено; ей уже хотелось спать, но дело нужно было закончить, несмотря на поздний час. Не днём же их потом приглашать. И она ответила: - Доктор Мюррей просит больше не привозить ему доноров из кабаков. Сид и Тим приглянулись, а потом Тим спросил: - Что это значит, мэм? - Это значит, - чуть раздражённо отвечала их работодательница, - что вы привозите кабацкий мусор, у которого мозг и прочие органы повреждены безмерным принятием алкоголя. Нужны другие доноры. - Ух, а мы уже думали, что вы разрываете контракт, – с видимым облечением гнусавил Лесли. – А что за товар вам теперь нужен? - Нужны сильные и здоровые, пьяницы больше не нужны. - Сильные и здоровые? – переспросил Лесли и взглянул на партнёра: ты слышал, Сидней? - Это не Лондон, мэм, тут всё сложнее, тут на улице не схватишь того, кто тебе понравился, - попытался объяснить ситуацию Розуэлл. Он неприятно шамкал незакрывающимся ртом, понимать его было непросто, поэтому леди Кавендиш поморщилась и махнула на него рукой: замолчи. А потом разбила его тезис в пух и прах: - Это не Лондон. Это Гамбург, здесь триста пирсов, здесь в день швартуется около сотни кораблей, тысячи крепких и здоровых моряков ежедневно толкутся в притонах и кабаках. - Так-то оно так, мэм, но этих сложнее брать, они всегда ходят компаниями, – нашёл, что возразить, безносый Лесли. Глупый человек, мозг которого уже давно пожирал сифилис, он и понять не мог, что Холодная леди Кавендиш видит его насквозь. Насквозь. Она видела, что он хитрит, его аура просто сияла всеми цветами хитрости, хитрости неприкрытой, не очень умной. И это сияние говорило о том, что сифилитик просто набивает цену. Вот только торговаться ей сейчас не хотелось, и спорить с этими мерзкими типами тоже. И герцогиня произнесла: - Плюс ещё один фунт за каждого донора, и к двум донорам по старому контракту новый контракт ещё на трёх. Надеюсь, такие условия вас заинтересуют, джентльмены? - То есть теперь вы платите по семь фонтов за тушу? – прошамкал Весельчак Сид. Он тут же повернулся к приятелю. – Тимми, а это неплохие условия. - Приемлемые, - прогнусавил сифилитик. И обратился к работодательнице: – А оставшихся две туши, что мы ещё должны поставить, будут уже считаться по новой цене? - Новые доноры – новые цены, - твёрдо отвечала ему герцогиня; она полезла в шкатулку, стоявшую перед нею на столе, и достала оттуда несколько монет. – За тех, что вы уже привезли, я заплачу по старой цене, вы же опять наловили бродяг, посему вот… Она чуть привстала и положила монеты на самый край стола: забирайте. Тимоти Кларенс Лесли подошёл и с поклоном взял деньги со стола: - Благодарю вас, мэм. В течение недели мы привезём вам новые, здоровые туши. - До свидания, джентльмены. - Спокойной ночи, мэм, – кланялись партнёры. Но тут она их остановила: - Послушайте, джентльмены… - Да, мэм, - джентльмены замерли в ожидании. - Мне нужна молодая женщина, – произнесла леди Кавендиш. – Молодая и здоровая. За неё я дала бы две цены. - Мэм, ну вы же знаете, мы работаем только ночью, - загнусавил мистер Лесли после некоторого раздумья. – Если вам нужны шлюхи, мы наловим вам их, сколько будет нужно, и цена вас вполне устроит, но где нам ночью взять молодую и здоровую? - Неужели среди уличных женщин не найти ни одной здоровой и двадцатилетней? - Вы, наверное, не знаете, мэм, - зашамкал Весельчак Сид, - но они выходят на улицу в тринадцать или даже в двенадцать лет. И к двадцати годам они изрядно потрёпаны. - Да, мэм, - поддержал его товарища сифилитик Тимми, - они пьют и курят, некоторые колют себе морфий, а дорогие нюхают кокаин. - Им режут морды, мэм, за плохую работу или, к примеру, за дерзости, их прижигают сигарами, а слишком навязчивым бьют бутылки об головы, так что вы не найдёте среди двадцатилетних шлюх сильно здоровых, – подытожил Розуэлл. Но Ароматный Тимми тут же нашёл выход: - Мы можем поискать молодых девок, тех, которым ещё тринадцать или четырнадцать. Эти цветочки частенько бывают свежие. Но вы сами должны понимать, мэм, такие девки – ценный актив, они всегда находятся под присмотром сутенёров. Взять такую будет непросто. - И насколько непросто? – поинтересовалась герцогиня. - Фунтов на пятнадцать, мэм, - прошамкал Розуэлл. - Да, мэм, пятнадцать фунтов – и мы постараемся найти вам свежую и здоровую девку, – поддержал партнёра Тимми. Леди Кавендиш задумалась всего на пару секунд. И нет, дело было вовсе не в пятнадцати фунтах. Просто она поняла, что эта её затея была сразу не очень хороша. Кожа четырнадцатилетней девки не подошла бы ей по размеру. Да и бог знает, чем может болеть юная проститутка. Нет, нет, ей больше не нравилась эта её идея, и она махнула рукой: нет, ничего не нужно. - Мэм, если дело в деньгах, мы можем немного уступить, - не понял её Ароматный Тимми, - мы попробуем найти вам что-нибудь подходящее за тринадцать фунтов. - Благодарю вас, джентльмены, я передумала. До свидания, - закончила она. - Сидней, куда ты вечно лезешь? - гнусавил мистер Лесли своему партнёру, когда они уже оказались за дверью. – Оттуда в твоей кривой башке взялась эта цифра - эти пятнадцать фунтов? - Ты сам говорил, что нам нужны деньги, Тимми, - оправдывался Весёлый Сид. – Вот я и сказал. - Пятнадцать футов за шлюху – это слишком, Сидней, даже если она и молодая, – пояснял партнёру Ароматный Тим. – Ты просто сломал хорошую сделку этими своими пятнадцатью фунтами. - Ничего, доберём морячками, - не очень расстраивался Сидней Розуэлл. - Придётся, - нехотя соглашался с ним партнёр. *** - Это он? – брат Тимофей указал рукой на приближающуюся двуколку с одним седоком. И добавил едко: – Это, наверное, чтобы лишнего внимания к себе не привлекать. Двуколка была вызывающе хороша: отличные рессоры, большие колёса с тонкими спицами, прекрасный диван; и довершал эту роскошь великолепный вороной конь со звездой и в белых «чулках». Отвечать на вопрос товарища Квашнин не стал, он лишь пробурчал недовольно: - Зря ты ему столько денег дал! - А что я мог сделать? – отвечал Тимофей Сергеевич с философским смирением. – У них, у экспроприаторов, такие правила: десять процентов с каждой экспроприации принадлежат им. Вот и кутят. - Кутят, – всё также недовольно повторил инженер. А когда Тютин наконец подъехал к ним, он не преминул ему сказать в ответ на приветствие. - Ты бы ещё купил паровой крейсер и ездил бы на нём, а то мало, мало, брат Емельян, ты внимания привлекаешь.