- О нет, доктора не нужно, я чувствую себя неплохо. А сколько я спала? - Вы пришли… два дня назад, ранним утром, а сейчас уже почти полдень… Получается…, - он призадумался и выпустил клуб дыма, - получается, что спали вы почти два с половиной дня. - О, -изумилась девушка, - я ещё никогда так много не спала. - Может быть, вы проголодались? – спросил рыбак. – Я как раз нажарил рыбы, и получилось…, - он хмыкнул и с хитрецой поглядел на девушку, - больше, чем мне надо. - Может, вы знали, что я сейчас проснусь? - Может, и знал, а может, и нет, просто вы перестали… Вы стали спать спокойнее вчера, стали меньше ворочаться, мне показалось, что вы пошли на поправку. - Я очень хочу есть, - призналась дева, - но мне бы не мешало ещё и помыться. - У меня есть корыто, фройляйн Гертруда, есть чистое полотенце и мыло, я согрею вам два ведра воды, а вы пока поешьте рыбы. Там, на столе, ещё немного пива, оно ещё не выдохлось. Вы пьёте пиво, фройляйн Гертруда? - Совсем немного. - Я так и подумал, что вы пьёте вино, но не додумался купить его вам, простите уж старого болвана. - Нет-нет, герр Шмидт, я попью пива и за всё вам заплачу. За всё. Имейте в виду, у меня есть деньги. - Что ж, пара монет для меня уж точно лишними не будут, - кивнул рыбак и уже хотел выйти из комнаты девушки, но та остановила его: - Герр Шмидт. - Да, фройляйн, – он остановился в дверях. - А тот… человек, с которым вы только что разговаривали, он ваш… знакомый? - А, нет-нет… Шныряли тут они, я вышел узнать, что им надо. Они ищут здесь какую-то проститутку, что убила другую проститутку. Они думают, что эта убийца скрывается где-то у нас, у реки. - Они? Кто они? – сердце Зои забилось заметно быстрее. - Через день после того, как вы появились, по улице стал ходить наш участковый Райгер, он спрашивал про какую-то девицу. Спрашивал, не видел ли кто её тут, не отвозил ли на лодке куда-нибудь, обходил дома, но, кажется, так никого и не нашёл. Асегодня пара вот таких вот, как этот… аффенпинчеров с утра тут бродят, рассказывают про какую-то убитую проститутку. Кстати, они обещали за любую весть про неё десять талеров. Говорили, что полиция выплатит. Видно, сильно эта девушка надобна. Но, может, они и врут про деньги, ведь наш полицейский Райгер ничего про деньги не говорил. «Десять талеров. Негодяи!». Зоя немного даже разозлилась, а потом сказала: - Знаете, я кое-что слышала про эту историю. Так вот… они, эти странные люди, врут, никто никого не убивал. Просто одна приличная девушка забрала одежду у другой, у неприличной девушки… Ну, приличной девушке пришлось, у неё просто не было другого выхода, ей угрожала огромная опасность. И так как ей было нужно скрыться, она… позаимствовала одежду. - Я почему-то так и подумал, фройляйн, - отвечал ей рыбак, пристально глядя на Зою и попыхивая трубкой. – Но лучше вам пока не попадаться моим соседям на глаза, они-то правдивой истории не знают. Будут ещё думать всякое. Идите, ешьте рыбу, её только недавно выловили, она очень хороша. Она ела так, как никогда не ела в жизни, большая сковорода жареной трески с луком опустела наполовину. И пива эта барышня – я пью пива «совсем немного» – выпила половину кувшина. Ещё и хлеба немало съела. Когда хозяин дома поставил греться на печку два ведра воды, он зашёл и, взглянув на сковороду, уважительно произнёс: - О, неплохо, фройляйн Гертруда, весьма неплохо! Дева остановилась, и ей стало немного стыдно; и она произнесла смущённо: - Я вам оставила половину. - Нет-нет, не останавливайтесь, можете съесть и эту половину, я себе еду найду, а ещё могу поесть и в трактире фрау Гвелен, он тут совсем недалеко. Тем более там будет возможность и поболтать с нею насчёт этих аффенпинчеров, что тут шныряют. Если что-то узнаю, потом расскажу вам. - Я буду вам очень признательна, герр Шмидт, – отвечала Зоя. - Вы сами сможете разобраться с вёдрами и корытом? - Конечно, герр Шмидт. - Тогда я пойду, выпью пива и узнаю новости, – он уже повернулся, чтобы уйти, но девушка окликнула его: - Герр Шмидт. - Да, фройляйн. Она немного смущалась, но у неё не было выхода: - А не могли бы вы… Понимаете, это не моя одежда. Я в такой не хожу. В общем, я была бы вам ещё больше признательна, если бы вы купили мне платье. Я вам дам деньги, а вы просто купите и принесёте мне сюда. - Платье, фройляйн? О! - рыбак почесал подбородок. – Я не большой знаток женской одежды, фройляйн Гертруда, всё, что я покупал своей старухе, так это платок… И, кажется, расшитый передник… Больше ничего. Я вряд ли смогу выбрать вам правильное платье. - Вы выберите, чтобы мне было приблизительно по размеру. - То есть на глаз? - Ну да, купите самое дешёвое, чтобы я могла в нём дойти до нормального магазина, а там я уже себе куплю то, что нужно, – она говорила всё это и смотрела на рыбака своими удивительными глазами с таким ангельским выражением на лице, что тот просто не смог ей отказать. - Ну что ж… Я попытаюсь, фройляйн, но вы уж потом меня не журите за то, что принёс не такое, как вам надо. - Лишь бы подошло по размеру, - успокаивала его дева. – Я сейчас дам вам денег. - У меня есть, потом… Принесу и рассчитаетесь, - сказал Курт Шмидт. - В конце улицы есть лавка, я знаю её хозяина, у него есть готовое платье, я сам иной раз покупаю у него. Вы пока ешьте, мойтесь, отдыхайте, я приду ближе к вечеру. - Вот и прекрасно, - сказала девушка, и старик ушёл. А она взялась за корыто и вёдра и стала мыться, наслаждаясь чистой водой. Вымылась, села отдышаться, а пока отдыхала, с удовольствием выпила ещё пива; а потом – всё равно рыбака не было дома – скинула свою мерзкую одежду и в оставшейся воде постирала юбки и корсет. И, устав – видно, прежние силы ещё не вернулись к ней, – легла полежать на свою постель, пока сушится одежда. Как и обещал, Шмидт вернулся, когда день уже клонился к вечеру, шёл седьмой час пополудни; и пока он гремел в прихожей, Зоя надела ещё влажную одежду и, на всякий случай приготовив пистолет, вышла из своей комнаты. - А, фройляйн Гертруда, вы и одежду постирали, - заметил старый рыбак, а сам протянул ей пакет из серой бумаги, обвязанный бечёвкой. – Вот, это мне посоветовала жена лавочника. Сказала, что молодые девушки многие такой фасон носят. - Кто посоветовал? – дева взяла пакет, но даже не взглянула на него, от слов рыбака у неё похолодело внутри. А тот, не замечая в ней перемены, продолжал: - Фрау Тильда, она жена лавочника, она точно знает толк в одежде, всегда прекрасно выглядит, – тут он удивился: – А что же вы не смотрите платье, фройляйн Гертруда, разворачивайте пакет, разворачивайте. Девушка послушно развязала бечёвку и развернула пакет, и у неё в руках оказалось красное в синий цветок платье хорошего ситца. - Ну? Такое подойдёт? – довольно спросил рыбак. - Подойдёт, - произнесла она таким тоном, что рыбак наконец заметил её настроение. - Что? Что-то не так, фройляйн Гертруда? - Нет-нет, всё в порядке, - сказала Зоя и тут же добавила – я сейчас же надену его. А вы, герр Шмидт…, - начала она и замолчала. - Что, фройляйн, говорите же. - Герр Шмидт, мне нужно уехать… Срочно, прямо сейчас. Сколько вам потребуется времени, чтобы развести пары? Я за срочность дам вам талер сверх того, что уже должна. - Ну, за двадцать минут я подниму давление до нужного, - растерянно произнёс рыбак, - но почему вы так торопитесь, фройляйн Гертруда? - Мне очень нужно, очень…, - твёрдо ответила она. Глава 23 Через два часа, когда уже было темно, рыбак пришвартовал свою лодку на набережной тихой и красивой улицы Крюгкоппель. Здесь было много гуляющих людей; кажется, из одного кафе доносилась лёгкая музыка. - Вот, фройляйн, как вы и просили, - сказал Шмидт, вылезая на берег и помогая выбраться Зое. Та с благодарностью приняла его помощь, хотя сама могла легко выскочить из лодки. - Спасибо, герр Шмидт, - она присела возле своего саквояжика, достала из кошелька четыре больших и тяжёлых тридцатидвухшиллинговых талера и протянула их своему спасителю. - Вы очень помогли мне, Курт. Спасибо вам. Старик взял монеты, взвесил их тяжесть в руке: - О, это. Спасибо и вам, фройляйн. Скажу честно: вы очень красивы и свежи, фройляйн Гертруда, мне было приятно помогать вам. Надеюсь, что мы когда-нибудь с вами встретимся ещё раз. И вы мне расскажете свою историю, я думаю, она будет очень интересной. - Может быть, может быть, герр Шмидт, - соврала дева, - но, наверное, это случится нескоро, мне придётся сегодня же уехать из Гамбурга. Я уже собираюсь на вокзал. И тут, чтобы больше не растягивать прощание, Зоя быстро, но крепко обняла его. «До свидания, герр Шмидт». И, повернувшись, пошла туда, где светили ночные фонари и играла музыка. Впрочем, публика, фонари, музыка на набережной в тёплый вечер – это всё, конечно, изумительно, но дева прекрасно осознавала угрожающую ей опасность и понимала, что одинокая молодая женщина в дешёвом красном платье, в дурацкой шляпке, с саквояжем в руке и босая смотрится в этом праздничном месте несколько неестественно. Мягко говоря. Ведь Гамбург – город богатый, тут у всех есть обувь. И, чтобы не бросаться в глаза, девушка старалась держаться подальше от освещённых фонарями мест. И направлялась к вокзалу, который был отсюда недалеко. Мостовая была холодна, у неё немного мёрзли ноги, и былая её сила ещё к ней вернулась не полностью, но сейчас думала Зоя не об этом. По инструкции ей нужно было уходить. Тебя вычислили, ты сгорел, ты должен сбежать. Покинуть опасное для себя место. После провала так должен был поступить любой. В том числе, чтобы не подвергать риску своих товарищей, которые остаются для выполнения задания. Оборвать связи, просто уйти. Исчезнуть. После чего товарищи сменят квартиры и телеграфные пункты на запасные и останутся в относительной безопасности. Но… В этом её случае был один нюанс, который не позволял Зое просто так прийти на вокзал, купить билет на первый попавшийся поезд и уехать. В общем, ей нужно было всё обдумать. И она, увидав столики на улице возле одного кафе, решила остановиться. Народу за столиками было немного, место было тихое и не очень светлое. Как раз для неё. Дева выбрала столик в самом тёмном уголке и села за него. И к ней тут же подошёл официант в белом переднике; он посмотрел на неё пристально: молодая девушка, одна, поздним вечером, шляпка дурацкая, очень… недорогое платье. Это он ещё не видел, что девушка прячет под стул босые ноги, иначе в его тоне было бы ещё больше усталого скепсиса. - Чего изволите, фройляйн?