- Допустим, с ролью любовницы я как-нибудь справлюсь, но вот вы, герр Ройке, осилите ли роль нувориша и толстосума? - Что? А…, - он продолжал краснеть. – Ну, у меня есть семь талеров. - Семь талеров? – девушка перевела взгляд с дома на своего друга. – Этих ваших семи талеров хватит разве что на месяц аренды самой маленькой квартиры в этом доме. - На месяц?! – сказал Генрих и задорно улыбнулся. – Прекрасно, тогда нас всё устроит. Так как за месяц мы успеем украсть у ювелиров рубин. - О, просто гениальный план, - заметила девушка с немалой долей сарказма. – Как хорошо, что вы всё продумали наперёд, герр Ройке, – она делала вид, что, хоть и нехотя, но соглашается, хотя на самом деле ей очень, очень хотелось пожить в таком дворце. И девушка всё-таки стала выбираться из экипажа и подала Генриху руку. – Пойдемте, герр толстосум, узнаем хотя бы, какие расценки в этом пряничном домике. Глава 30 Зоя ошиблась, посчитав что семи талеров Генриха хватит на месяц проживания в красивом доме. Миловидная фрау средних лет по имени Функель с улыбкой сообщила, что хорошая квартира в одну спальню и столовую обойдётся им в два талера в неделю. Причём она берёт деньги вперёд и за четыре недели сразу. Надо было отказываться… Но что это была за квартирка! Светлые обои, спальня с большой кроватью, столовая с отличной мебелью и сервировкой. Маленькая кухня, и та была мила. А ещё в квартирке была великолепная ванная комната с толстым ковром, большим зеркалом и роскошной ванной. - Подача горячей воды, как и отопление зимой, централизована, - сообщала фрау Функель, поворачивая бронзовый вентиль. – Вот попробуйте, фройляйн, - она предложила девушке прикоснуться к струе воды, что полилась из крана. И Зоя прикоснулась. Девушке, которая выросла среди суровых монахинь, где горячая вода была всего один раз в неделю, в субботней бане, а остальное время приходилось мыться водой холодной, ванная показалась чудом. Теперь же она ступала по ковру в ванной, чувствовала, какой он мягкий, и мечтала наступить на него босой ногой, а ещё хотела посмотреть на себя в это огромное зеркало. - А утром кофе можно пить на балконе, - продолжала женщина. – Пойдёмте, я покажу. На маленьком балкончике стоял белый миниатюрный столик и два стульчика к нему. Больше ничего на балконе разместиться не могло, но больше там ничего и не должно было размещаться. - Если вы не боитесь солнца, то утренний кофе можно пить прямо тут. Так поступают многие жильцы, – продолжала приятная дама расхваливать квартирку. Вот только в этом уже не было необходимости, Зоя умела сохранять спокойный и даже холодный вид, если это было нужно, но вот в душе она всё ещё была девочкой из строгого монастыря, которой в детстве даже представить подобную роскошь, как мягкий ковёр и горячая ванна, было непросто. Но оставался ещё один вопрос. Главный вопрос, и девушка его задала: - А есть ли в квартире чёрный ход? - Конечно. Для горничной и кухарки имеется отдельный вход через кухню, - сообщила ей фрау Функель. – Пойдёмте, я покажу его вам. Решение было принято, как только дева увидела, что чёрный ход ещё ведет и на чердак, где прислуга жильцов сушит бельё. - Мы готовы заплатить, - произнесла она, кивнув Ройке: доставайте деньги, Генрих. А талер, что ему не хватало для оплаты месяца, девушка добавила из своих. - Прекрасно, - улыбалась милая дама, пряча деньги. И, доставая откуда-то из юбок связку ключей сказала: – До второго июля вы имеете право проживать в этой квартире. Это вам вторые ключи, первые в двери, – и, отдав их Зое, спросила у Генриха: – Герр Ройке, если я правильно поняла, квартиру будем регистрировать на вас? - Да-да, я привезу паспорт завтра, – заверил её молодой человек. - Тогда до свидания, - сказала фрау, улыбнулась и покинула эту очаровательную квартирку и молодых людей. А Генрих, оставшись в квартире с девушкой наедине, вдруг стал немного нервничать и даже покраснел самую малость. - Мне нужно… отогнать экипаж в мастерскую… - Ну так отгоняйте, - согласилась девушка. Она мысленно уже была в ванной. - Но потом я бы хотел приехать… Обсудить дело, - молодой человек продолжал нервничать. - Какое дело? – спросила Зоя абсолютно невинно. - Ну, про рубин, - ответил ей Генрих. - Ах, про рубин, - она улыбнулась. – Да, конечно, нам уже пора начинать готовиться. - Я постучу каким-нибудь условным стуком, - предложил Ройке. – Чтобы вы знали, что это пришёл я. Но вместо ответа Зоя протянула ему связку ключей: берите. - Это мне? - Вам, герр толстосум, кому же ещё, ведь это вы сняли мне квартиру, - отвечала девушка многозначительно. - Спасибо, фройляйн Гертруда. - сказал Генрих, забирая у девушки ключи. Он, кажется, всё ещё волновался. *** Длинный день самого начала лета уже клонился к вечеру, опускались сумерки, и это было им на руку. Тютин и Павлов делали вид, что они кого-то ждут на тихой улочке с забавным названием Курвенштрассе. Они сидели в точно таком же экипаже, в каких по всему городу разъезжают вездесущие извозчики, причём брат Емельян исполнял роль извозчика, а брат Валерий – клиента. Им приходилось менять местоположение, чтобы не примелькаться, так как на этой улице они торчали уже почти два часа. Павлов как раз полез в карман, чтобы взглянуть на часы, когда казак сказал ему: - Он, кажись! Брат Валерий сразу встрепенулся и стал вглядываться в городские сумерки, ещё не разбавленные светом фонарей; и, рассмотрев у одного из подъездов крупного человека с большим животом, подтвердил: - Он. Давай, как договорились. И тут же выпрыгнул из экипажа и пошёл по улице в сторону толстяка. А Тютин тронул свою кобылку: - Ну, пошла. И та послушно потянула коляску по мостовой. Увидав приближающийся экипаж, крупный человек помахал Тютину: эй свободен? И тогда казак поехал к клиенту, чуть ускоряясь: ага, свободен, господин. Толстяк дождался, пока экипаж остановится возле него, и пыхтя полез в коляску, плюхнулся грузно на диван для пассажиров и произнёс всего одно слово: - Верфи. - Угу, - понял приказ брат Емельян, изображавший возницу. Щёлкнул кнут, и коляска покатила по улице. А брат Валерий тем временем заскочил в парадную, из которой только что вышел толстяк; он заранее выяснил, в какую квартиру приходил этот большой человек, и поэтому знал, куда идти. Уверенно поднявшись на второй этаж по стёртым ступеням лестницы, монах позвонил в звонок у видавшей виды двери. Он постоял прислушиваясь, почти касаясь ухом двери. И услышав за нею шаги, отпрянул, выпрямился, одёрнул сюртук. Дверь открылась, и брат Валерий разглядел в полумраке прихожей крупную даму. Появление мужчины у её дверей её совсем не смутило, хотя из одежды на ней были только нижняя юбка, крепкий атласный корсет да чёрные нитяные чулки; голые плечи, руки и почти голую грудь она даже и не попыталась прикрыть. Брат Валерий улыбнулся ей и приподнял в приветствии шляпу: - Мадам… А женщина оглядела его с ног до головы и без всякого подобия улыбки и весьма по-деловому поинтересовалась: - У меня бывали или по объявлению? - Ни разу не был удостоен счастьем бывать у вас, – чуть высокопарно ответил брат Валерий. - Значит, по объявлению? – резюмировала дама. И тут же продолжила: – Там же в объявлении дописано, что визит ко мне нужно согласовывать по времени телеграммой. Сейчас невозможно, комнаты и оборудование после посетителя не прибраны. В общем, пока я не принимаю. - Простите, я хотел познакомиться лично – как говорится, запечатлеть воочию. - Запечатлели? – всё так же недовольно поинтересовалась дама. - Да, и впечатлён, - ласково, если не льстиво, продолжал Павлов. – И готов прийти в другой раз, вот только… Не могли бы вы обозначить расценочки на предоставляемые услуги, - заискивающе интересовался он. - Расценки средние по городу: страпон четыре шиллинга, чмор и унижение ещё шиллинг, золотой дождь идёт как бонус, выдаю бесплатно, но о нём предупреждать заранее. Избиение, воск, плеть и всё такое по договорённости. И я только верхняя. - Просто рай, - произнёс Валерий мечтательно, - да и цены приятные. - Но сейчас принять не смогу, - отрезала дама. – Есть время только завтра после полудня. Записать вас? - Ах как жаль, днём я работаю, - огорчался Павлов. – Но я обязательно выберу время, чтобы повидаться с вами, фрау… - Всего хорошего, герр… Буду ждать, - не очень-то вежливо отвечала ему женщина. *** Молодая женщина была обнажена и лежала на железном столе. Её кожа имела неестественный жёлтый цвет, а череп в районе левой стороны лба был деформирован. Левая ключица женщины была вмята, а левая рука вывернута. Леди Кавендиш внимательно разглядывала это тело, ещё утром бывшее красивой женщиной. Герцогиня заметила тёмное, почти круглое пятно на левом бедре трупа. В центре пятна красовалось крестообразное чёрное отверстие. Герцогиня поднесла лорнет к глазам, чтобы разглядеть рану. - Так она умерла от этого? - Скорее всего, миледи, - отвечал ей доктор Мюррей, который стоял рядом, - её падение с крыши только завершило дело. - Выясните, что за яд использовала русская. - Уже выясняю, - отвечал ей Мюррей. Леди Джорджиана дальше расспрашивать его ни о чём не стала, а повернулась, покинула вивисекторий и пошла к на свой этаж. Дамы ждали её, сидя на диване, Дойл и Тейлор стояли у окна. Когда леди Кавендиш появилась в кабинете, дамы встали и замерли, мужчины подтянулись. Хозяйка дома прошла к своему столу и молча уселась, приставив к креслу трость. Только после этого она сделала знак дамам: садитесь. Она внимательно оглядела всех присутствующих и спросила: - И что, по-вашему, я должна написать в Лондон? Никто ей не ответил; руководительница поглядела на леди Рэндольф и заметила, что настроение у той несколько странное для человека, который потерял соратника.