- Револьвер, ре-воль-вер, - Зоя всё с той же очаровательной улыбкой наставила на молодого человека указательный палец и произвела в него два выстрела: - Пах, пах… И тренированный лицеист с навыками избивания боксёрской груши в атлетическом зале валяется на асфальте, а у него из живота течёт кровь. И рядом лежит его знаменитая дубинка. - Знаменитая? – чуть расстроенно спросил он. – Почему знаменитая? - Потому что…, - Зоя резала последнюю сосиску в тарелке. – Я устала это повторять… Потому что вы болван, Генрих, – она старалась говорить это без злобы, чтобы не обидеть его, но в тоже время чтобы он понял, что не должен принимать таких важных решений, не посоветовавшись с нею. И, видя, что он расстроился, дева продолжила: - На этой улице брать камень нельзя. - Почему? – сразу оживился он, поняв, что дело ещё можно будет сделать. - Она узкая, там в начале улицы стоял воз у бакалейной лавки, так всем приходилось его объезжать. А за поворотом, в пятистах метрах, – полицейский участок. Случись пробка – и коляску, на которой мы приедем, придётся бросить. И уходить пешком. - Да, это исключено… Тогда мне за коляску попадёт от отца, - согласился молодой человек. - От отца? – Зое снова захотелось назвать его болваном. – Генрих, поймите вы наконец, по коляске вас найдёт полиция, и вам придётся отчитываться не перед отцом. Установят владельца коляски и выйдут на вашу мастерскую. На вас, Генрих! - Точно! – он пришёл в ужас. – И тогда полиция найдёт меня. - Нет, Генрих, не только полиция, - она говорила как можно серьёзнее, - вас найдёт кое-кто похуже, и будет это герцогиня Кавендиш. Чтобы выяснить кто у неё в доме крот, она перевернёт весь Гамбург. И ваш похищенный в вашей мастерской экипаж приведёт её точнёхонько к вам, а от вас к Джеймсу. Его просто запытают до смерти, а вас либо разберут на органы, либо переделают и смешают с обезьяной, чтобы вы служили ведьме до конца своих дней. Вам это ясно? - Да, теперь… теперь это мне ясно, - на удивление спокойно отвечал ей молодой человек. – Мне неясно другое. - Что именно? - Зоя покончила с прекрасными сосисками и взяла в руки стакан с лимонадом, в котором ещё не растаял лёд. - Мне неясно многое другое… Как вы обо всём этом смогли подумать, как вы могли представить все эти сложности, все эти револьверы, полицейские участки, узкие улицы… Все эти непредвиденные трудности, что могут возникнуть у нас на пути… Как вы всё это предусмотрели? Кто вас этому научил? – он внимательно и восхищённо глядел на девушку. - Я не могу понять…Кто вы такая, фройляйн Гертруда Шнитке? Она глядела на него поверх стакана, её взгляд был загадочен; девушка сделала глоток приятного напитка и спросила: - А вы сами как думаете? - Как я думаю? - Да, как вы думаете? – ей не нужен был этот разговор, но девушка понимала, что сейчас его не избежать. - Ну, Джеймс почему-то полагал, что мы русские. - А мы не русские? – уточнила дева, чем вызывала у молодого немца удивление, ну, и улыбку. - Нет, нет, - он покачал головой. – Я не русский. - А я? - Вы? Вы тоже не похожи на русскую. - А вы видели много русских? - Нет, но я много читал про них. - Читали? Где? В учебнике по антропологии? – интересовалась Зоя. - Да нет же, не в учебнике, - отвечал Генрих. – В газетах, конечно. - А вот я газет почти не читала, мне интересно – что там пишут про русских? – продолжала Зоя. - Ну, - он задумался на пару секунд, - ну, что они не европейцы. - А, ну так это всем известно, а ещё что? - Что они дикие и жестокие, – вспоминал Генрих. – Что цивилизованные народы от низ страдают. - Цивилизованные? Страдают от русских? Это кто от них страдает? - Поляки. Ну… и шведы. И ещё другие. - А, поняла. - Живут они в своих непролазных лесах и бескрайних степях. - Так в лесах или в степях? - И там, и там; те, что живут в лесах, – это просто русские, а те, что в степях, – это татары и казаки. - Как интересно. - Они жестокие и коварные, и ещё они смуглые. - Смуглые? – Зоя демонстративно стала накручивать на палец свой локон, выпавший из-под шляпки. - Да, в журналах и газетах их рисуют смуглыми и черноволосыми. Но вы, фройляйн Гертруда, конечно, не похожи на русскую. Совсем не похожи. - Ну слава Богу, - выдохнула Зоя. – Ну а на кого же я похожа? - Ну, вы стопроцентная немка. Скорее восточная. Имеющая прусское воспитание и очень хорошее прусское образование. Или… - Что или? – спросила она. - Я не знаю, фройляйн Гертруда, кто вы на самом деле. Но очень хотел бы узнать. Вы можете мне ответить на этот вопрос? Зоя поняла, что нужно уводить разговор в другую область, и спросила: - А чего бы вы хотели больше, герр Ройке: узнать, кто я такая, или добыть рубин? - Больше всего…, - он замолчал. - Да, чего бы вы хотели больше всего? И тут он поглядел на неё очень серьёзно и ответил: - Больше всего на свете, фройляйн Гертруда, я бы хотел увидеть вас без одежды. Глава 21 Умная и серьёзная девушка, прошедшая прекрасную школу, где учителя были строги, очень строги. Девушка, получившая такое образование, какое не получали даже самые высокородные девы всех обществ мира, девушка, которую долгие годы учили ледяному спокойствию и стальному хладнокровию, вдруг хихикнула, как самая последняя дурочка, услышавшая в свой адрес сальный комплимент или пошлую шуточку. Хихикнула. Абсолютно по-идиотски. Ей даже стыдно стало от своей незамутнённой реакции обыкновенной и радостной дуры. Стыдно… И потом пришло возмущение. А возмущение от слов молодого человека сменилось замешательством и испугом, смешанным со стыдом, а уж после сердце сдавило настоящим, большим стыдом от одной мысли, что желание этого наглого Ройке… вдруг, как-то… при стечении каких-то фантастических обстоятельств… может и осуществиться. Впрочем, почему фантастических? Ведь совсем недавно она сама, сама и без принуждения обещала ему свою благосклонность. Наверное, придётся исполнять свои обещания. Ведь Ройке… он такой… ну, неплохой человек. И симпатичный. И ей нравилось его целовать. От этих мыслей деву просто кинуло в жар! Ей, конечно, надо было воспринять его слова серьёзно и хладнокровно и отнестись к ним с достоинством. А может быть, даже и оскорбиться. Но вместо этого у неё вдруг сильно забилось сердце, и она заволновалась. Вот из-за этого волнения она и издала столь не характерный для себя звук, а ещё Зоя почувствовала, что краснеет. И щёки у неё краснеют, и уши, а потому почти рефлекторно она опустила свою вуаль. Чтобы под нею… о, Господи… хоть немного первости дух. А этот болван, который ввёл её в краску, вдруг ещё и спрашивает со всей возможной заботливостью, волнением и желанием разглядеть её под вуалью: - Фройляйн Гертруда, вам дурно? «О, какой же он болван! Я задыхаюсь от стыда и волнения, а он ещё спрашивает! И главное, так проникновенно, с такой заботой!». Девушка снова схватила со стола стакан с лимонадом и, чуть приподняв вуаль, стала пить лимонад. Выпила весь, даже разгрызла пару кусочков льда, которые к тому времени не успели растаять. И только потом, поняв, что Ройке всё ещё ждёт от неё ответа, наконец пропищала, так жалко, что самой себе стала противна: - С чего это вдруг?! Нет, нет, я абсолютно не волнуюсь. «Почему я сказала «волнуюсь»?! Он же спрашивал про другое!». Зоя стала махать на себя руками – веера же у неё не было, – словно ей не хватало воздуха, чем ещё больше взволновала Генриха; он пересел на другой стул, чтобы быть к ней ближе, поймал её левую руку и сжал её довольно крепко. - Фройляйн Гертруда, наверное, я поспешил… Но просто… Вы мне обещали… Если я доберусь до Джеймса… Я подумал, что всё сделал… и вот… но если вы не готовы… - Ах, Генрих… Я обо всём помню…, - она прервала его и замолчала, потому что не могла говорить, так как сердце её билось просто бешено… Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. – Генрих, я готова исполнить своё обещание. Просто… ну… просто не сейчас… Может быть, завтра. Сейчас я хотела поговорить о камне. О рубине. - О рубине? – переспросил он, с некоторым разочарованием и не выпуская её руку. - Ну, о том, как нам его добыть. - Ах да…, - он согласился вернуться к делу и улыбнулся. – Но пока… Сейчас я хотел бы вас поцеловать. Это в виде аванса… - Хорошо, - сразу согласилась Зоя, но тут же поняла, что её кидает в жар от всех этих разговоров и поэтому она вся пунцовая, что щёки её горят огнём; и поэтому дева произнесла: - Только вуаль я до конца поднимать не буду. Целуйте так. И чуть-чуть наклонилась к молодому человеку, немного приподняв вуаль, только чтобы показать губы. И Ройке, привстав, поцеловал её и не отрывался долго, несмотря на неодобрительные взгляды семейной пары, что сидела через стол от них. Впрочем, когда это молодых людей волновали осуждающие взгляды всяких стариков? ***