Настя стояла в раздумье. * * * После третьей бомбардировки Виктор выскочил из подвала на улицу. Дом Карпенко, стоявший через дорогу от Кочаныхи, еще пылал, крыша, пробитая бомбой, полностью провалилась. Пробежав от подвала к плетню и перемахнув через него, Виктор оказался в своем дворе. Дом пока был цел, не считая вылетевших оконных стекол. В угол сарая попала бомба. Парень заглянул внутрь, на земле лежала мертвая корова. Виктор окинул взглядом окрестные улицы: повсюду стояли дымовые столбы, и сотрясался воздух под языками пламени. Через двор от Журавлевых, на перекрестке Зеленого переулка и Черноземной улицы, полыхала МТФ, в нее неделю назад согнали армейских лошадей. Долетел запах паленого мяса. Забежав за сарай, Виктор увидел горящий соседский плетень, пламя вплотную подбиралось к сараю. Под плетнем лежал обугленный человек. По ботинкам и зеленым штанам с обмотками, еще не тронутым огнем, Виктор понял, что это красноармеец. Разломав плетень на стыке с сараем, он не дал пламени перескочить на стену. Виктор забежал в дом и, взяв ведро с водой, вернулся в подвал. – У Карпенковых хата сгорела, у нас корову убило, а под плетнем мертвый солдат лежит, – передал он новости. Мать часто и громко переспрашивала, Кочаныха кричала ей в левое ухо, меньше пострадавшее от контузии. – А кони? – спросила Тамара. – Кто-то успел выпустить, несколько у нас по саду бродит. Глава 9 6 июля. Отступаем из Россоши за Дон. Целый день немцы бомбят. Что-то горит на железнодорожной станции. Над пожарищем большущая дивного цвета туча. Грозная и необычная цветом. Бегут машины. Целый день шоферы возятся под машинами. Тошно смотреть на эту мерзкую неорганизованность, бестолковость. Пропал день. Из дневника кинорежиссера А. П. Довженко Снова Шинкарев следовал от двора ко двору, не гнушаясь повторно заходить к тем, кого уже «ограбил» с утра. В этот раз Белогорье казалось вымершим. По улицам все так же двигались беженцы на подводах и еще уцелевшие грузовики, но местные как сквозь землю провалились. Белогорцы укрылись либо в подвалах и погребах, либо, у кого их не было, собрав нехитрый скарб, уходили из села, прятались в глубоких оврагах и густых зарослях. Бывали случаи, когда в один подвал набивалось до сотни людей: сами хозяева, их соседи и люди с ближайших улиц. Жители, чьи дома были ближе к Кошелевой горе, перевалив через нее, искали спасения в прибрежных дебрях Молочного озера. Подрывая стенки оврагов, люди заползали в эти ниши, пытаясь найти там убежище. Другая часть белогорцев, жившая ближе к Кирпичанской горе, укрылась в терновниках на Семейском краю. Солдаты обходили по периметру дворы, заглядывали в сараи и, не найдя ни хозяев, ни лодок, шли дальше. В некоторых дворах лодки были, но почти все они рассохлись за время лежания без дела. Мужиков забрали в армию, и суденышки, вовремя не проконопаченные и не спущенные на воду, пришли в негодность. Наконец удалось найти два приличных челна. Настя покорно сидела под деревом. Кроме нее, туда набилось много желающих: ширококостная баба кормила грудью ребенка, толкалась разновозрастная детвора, старик помирал на самодельных носилках из жердей – ран на нем не было, он просто не перенес дороги и царившего кругом горя. Лейтенант спросил Настю: – Не появлялись родители? Настя помотала головой. – Я лодки нашел, когда майор поплывет, договорюсь, чтобы тебя взял. – Без родителей не поеду, – ответила девушка. Слава размотал заготовленную приманку: – А на тот берег вы к кому-то ехали или так просто, в белый свет, лишь бы в оккупацию не попасть? – Под Павловском у нас родня, к ним ехали. – Село как называется? – Михайловка. – Так ты переправляйся туда, родители там тебя найдут. – Нет, я лучше дождусь, потом вместе… – Да пойми ты! – перебил ее Шинкарев. – В любой момент опять прилетят! В оккупацию хочешь? Столько прошагала, чтоб возле Дона под немцем остаться? Было видно, что Настя колеблется: – Не знаю, найду ли эту Михайловку. Шинкарев понял – победа: – Конечно, найдешь. На тот берег, главное, переплыть, а там спросишь. Настя вышла из-под тенистой кроны. Сесть на край предложенной телеги она отказалась, шла рядом. Радость в душе Славы била через край. Нет, раньше бы им никак не встретиться – слишком юными были. В эту неподходящую пору выпала им судьба. Пока лейтенант ходил в Белогорье, мост медленно восстанавливался: напиленные бревна солдаты стягивали меж собой веревками, скрепляли железными скобами. Чтобы понтон смог выдержать груженую полуторку, бревна стелили в два слоя. Саперы пока еще не закончили первого наката. Найдя майора и доложив о двух лодках, Шинкарев на минуту замялся. – У тебя еще что-то? – спросил Соболев. – Так точно, товарищ майор. Тут такое дело, в общем, надо взять на левый берег одного человека. – Что за человек? – Да гражданский, беженка с Украины. Родителей потеряла, а под Павловском у нее родня живет. – Ох, лейтенант, – убрав с лица командирскую серьезность, лукаво погрозил пальцем Соболев. – Ждешь, что обеды тебе будет носить, когда по Дону обороной станем? – Да что вы, товарищ майор, – ответно улыбнулся Шинкарев, – жалко просто ее стало. – Ладно, увидишь, что на тот берег собираюсь, сажай ее ко мне в лодку без разговоров. Отдохни с полчасика, заодно и с дивчиной попрощайся, – подмигнул напоследок майор. – Дал «добро», – объявил Слава ожидавшей его девушке. – С первой лодкой поплывешь. – Спасибо вам, товарищ лейтенант. – Да брось ты. Славой меня зовут. Солдаты снимали с подвод лодки, спускали на воду, складывали в них амуницию, оружие и форму, налегке перемахивали реку вплавь. Тех, кто не умел плавать, сажали на весла. Сделав несколько ходок туда-обратно, гребцы менялись. Затишьем пользовались и гражданские: разбивали подводы, сколачивали из них подобие плотов. Многие семьи, уже переплывшие на левый берег, уходили по каменной дороге в Павловск. Минута уходила за минутой, а Соболев все не садился в лодку. Время для отдыха, выделенное лейтенанту и его людям, истекало. Слава хотел уйти только убедившись, что Настя села в лодку. Над селом снова показались самолеты. Там уже сыпались бомбы и гремели взрывы. – Плавать умеешь? – быстро спросил лейтенант. Девушка кивнула головой, испуганно глядя ему в глаза. Шинкарев сжал ее запястье и побежал к берегу. – Плыви быстро! Не жалей сил, на том берегу отдышишься! – кричал он ей на бегу. – Когда выберешься, на берегу не ложись, беги в лес, там отдохнешь! Поняла? У кромки воды Настя замешкалась. – Да чего ты копаешься! – не выдержал Слава, подталкивая ее. Девушка забежала по колено в воду и едва не упала. – Одежу бы снять, – нерешительно сказала она. – Плыви так! Некогда! Настя все же стянула через голову сорочку и сняла юбку, оставшись в одной нательной рубахе, шепотом добавила: – Так не могу, еще утопну. Зажав одежду в левой руке, девушка медленно поплыла, выгребая свободной правой. Слава в сердцах выматерился. Течение сносило на сторону ее длинные волосы, подбородок то и дело касался воды. Мимо задранной вверх руки, обгоняя ее, постоянно мелькали головы бойцов. Шинкарев не терял Настю из вида благодаря этой руке с зажатой в ней одеждой. Над Доном пронесся штурмовик. Всадив длинную двойную очередь в барахтавшихся людей, вышел из пике. Солдатские головы исчезли под водой. Исчезла и рука, сжимавшая одежду. Бомбы посыпались на незаконченный понтон, в разные стороны полетели разнесенные в щепки бревна. Слава растянулся на берегу, не отрываясь смотрел на солдатские головы, торчащие из воды, пытался отыскать среди них одну – с длинными русыми волосами. Настя увидела несущийся самолет. Красноармейцы стали исчезать под водой, но она все так же размеренно гребла одной правой рукой. На воде выросла парная строчка фонтанов, Настя выпустила одежду и нырнула, сверкнув загорелыми лодыжками. Страх перед гибелью мигом прошел, в воде она опомнилась: «Как же я теперь без одежды-то?» Она вынырнула, увидела в полуметре от себя торчащую из воды голую спину бойца и расколотый надвое окровавленный затылок. Пронзительно вскрикнув, девушка замолотила руками по воде, обгоняя других.