- 12 - Жгучая боль вынудила открыть глаза. Сверху — деревянный потолок; снизу — жесткий матрас, застеленный тряпками — не половыми, но будто долго пролежавшими в каком-то дальнем захудалом ящике. Не самое подходящее место, чтобы проснуться с перетянутой окровавленными бинтами грудью. Но могло быть и хуже. Воспоминания о произошедшем выныривали из темного омута забвения медленно, неохотно. Къярт помнил, что находился рядом с Карой в теле одного из паладинов, а затем в его грудь, спину и руки будто вонзили сотню ножей. Он не знал, как долго это продолжалось: от затопившей его боли — не физической, а от разрушенных одномоментно печатей — он сразу потерял сознание. ...Сколько призванных исчезло? Нет, правильнее будет спросить, сколько осталось. Главное, что метки-привязки Райза, Кары, Аелитт и Ашши в порядке. Уцелела еще сотня паладинов и полтора десятка фурий. И ни одного виторэ? Печати Когтя тоже не было. Последним приказом гриву было защищать... Кара! Она же наверняка с ума сходит от беспокойства! Окончательно придя в себя, Къярт нырнул в изумрудные воды заводи. Увы, от былой чистоты в них ничего не осталось. На языке загорчило, в рот набилась стоящая в воде песчаная взвесь. Къярт попытался сориентироваться, выплыть в чистую воду — без толку. Заметался из стороны в сторону, надеясь на ощупь отыскать ведущую к душе Кары цепь, но не нашел вообще никакой. Вернулся в реальность и снова нырнул. Тщетно. Черт бы его побрал. Выбитый из колеи, он сделал несколько глубоких вдохов, упорядочивая мысли. Когда в голове наметилось подобие организованности, он осторожно, неторопливо сел, и тело сразу откликнулось болью десятков ран. ...Это Химера проткнул его? С какой целью? Если бы хотел убить, то убил бы. Использовал массовое высвобождение душ, чтобы как Орда истончить пространство и... и что? Куда попасть? Сбежать в соседний мир? Къярт осмотрелся. Комната не отличалась богатым убранством. Пахло ветхостью и немного хлебом. К стене жался застеленный вязаной салфеткой стол и пара стульев; на салфетке — две чашки и самовар, а рядом — миска и влажное полотенце. Усталый, вечерний свет лился сквозь узорчатую занавеску. Свесив ноги с кровати, Къярт мимоходом порадовался, что хотя бы они остались целы. Стараясь не обращать внимания на режущую боль, он натянул ботинки, подошел к окну и чуть отодвинул занавеску. По ту сторону разлилось море, а на горизонте торчала скальная гребенка, выкрашенная закатом в рыжий. Единственная дверь из комнаты вела в небольшую кухоньку, с металлической круглой печью, поленницей, шкафом и столом, под которым стояло несколько ведер с проросшей картошкой. Дала о себе знать потеря крови. При виде кружки с брошенным на половине компотом запершило в горле, а внезапно ослабевшие колени потребовали опереться на стол. Столешница жалобно скрипнула под свалившимся на нее весом. Переведя дух, Къярт миновал пропахшую старым мехом и кожей прихожую и вышел на улицу. В округе не было других домов: только покосившийся от времени сарай с соломенной крышей и загон, в котором похрапывали розовоспиные свиньи. Къярт посмотрел на роющих компостную кучу куриц и отправился на поиски хозяев. Долго искать не пришлось. Сперва он заметил возвышающиеся над домом белые «серпы» Химеры, а затем и владельцев этой земли: седого старика с тростью, девочку в цветастом платье и двух рябых собак. Старик с внучкой устроились на покатом камне у самого края поля, псы — рядом. Химера сидел в шумящем за обрывом море и водил когтем по земле. Его ручные клинки белели рядом, воткнутые в дно на отмели. Химера заметил Къярта первым, но от своего занятия не отвлекся. Только псы обратили внимание на постороннего и, залаяв, бросились к нему. — Хыша! Место! — обернувшись, прикрикнул на них старик. Кудлатые прижали хвосты и бросились в рассыпную. — Дядя проснулся! — радостно воскликнула девочка, спрыгнула с камня и побежала к Къярту. Не старше десяти лет, худенькая, с двумя русыми косичками и ослепительной улыбкой, на фоне которой даже светлое пятно, захватившее левую щеку и часть ее лба, казалось незаметным. — А гигант нам грядки делает! — важно сообщила она и указала пальцем на Химеру. — Как закончит, будем клубни сажать. — Будем, — подтвердил старик. Он неуклюже слез с камня и, подобрав клюку, направился к ним. Его жиденькие седые пряди и укравшие себе всю густоту брови вздрагивали на каждом шагу. — Подспорье из него в хозяйстве отменное. В прошлом году я, значится, сам управился, а в этом спину совсем прихватило. Как быть? А тут — ба, везение какое! Но это, правда, кому как поглядеть. Верно говорят: нет худа без добра. Как чувствуешь? — Сносно. Спасибо, что перевязали и пустили в дом. — Как тут не пустишь, когда исполин, еще и такой грозный, прямо на пороге взял и бросил тебя. Не думал, что на моем веку они начнут оживать. Но когда ж еще, если не сейчас? Такое творится. Пока старик неторопливо шамкал губами слова, девочка беззастенчиво разглядывала Къярта и, теребя платьице, улыбалась. Къярт улыбнулся в ответ. — Когда он принес меня? — А, утром сегодняшним. Я, значится, пошел к завтраку бычков в камнях наловить, и тут он! Громадина, с красными зубами, ножами, прилетел и как рухнет в воду! Я думал, меня волной так и смоет. — Прилетел? — Къярт покосился на Химеру. Ни крыльев, ни упомянутых красных зубов и ножей при нем не обнаружилось. — Да, по небу, еще и шустро-то так. Колдовство! Такая громадина и летает! Где такое видано? Къярт знал о исполинах всяко побольше старика, но о том, чтобы они могли летать, слышал впервые. Высоко и далеко прыгать — это да, особенно, если речь шла о Химере, но летать... Вот так он и сбежал от Орды? Взял и улетел? Как птица? Мышцы едва не скрутила судорога, когда девочка ткнула его пальцем в бок — прямо в красное пятно на бинтах. Все раны, как одна, заболели с пущей силой. — Мирта! Ты что это делаешь?! — старик схватил ее за руку. — Ничего! Ничего я, ничего! — для пущей убедительности она замотала головой и затопала ногами. — А ужин что? Уже все приготовила? Все сделала? — Я... я не..., — девочка растерянно посмотрела на деда, затем на дом, на Къярта и в итоге остановилась на Химере. — Живо займись делами! Лишь бы лодырничать тебе. А ну бегом! Старик выпустил руку внучки, и та стремглав побежала к дому. Псы с заливистым лаем кинулись следом. — Не держи на нее зла, — старик взглянул на Къярта с некоторой опаской. — Мирта слабовата умом. — Ей не опасно быть на кухне одной? — О, куховарит она отменно. Но вот когда дело, значится, доходит до всего прочего..., — старик поцокал языком. — А ее мать? — Дочка, значится, скончалась, еще когда Мирта и ходить-то не умела. Сначала принесла ее в подоле, а после и вовсе бросила мне на попечение. Бабка-то моя давно померла. Вот, живем здесь с внучкой вдвоем. Раньше, значится, деревня была, — старик широко махнул рукой. — Но даже сосед мой последний, хромой Ватька, уже два года как с концами в Союз подался. Один я, дуралей, значится, здесь остался. Хотя кто теперь дуралей, — он хохотнул и посмотрел в сторону дома, в котором деловито громыхали кастрюли. — Пойду, погляжу, что там Мирта уже устроила. И он, опираясь на клюку, зашагал к дому. Химера, как ни в чем не бывало, рыхлил землю. Когда Къярт приблизился к нему, исполин оставил свое занятие. Вот так стоять и смотреть друг на друга было слишком странно, и Къярт, указав на бинты, спросил: — Это было обязательно? Химера кивнул, и дерущиеся на его рогах чайки с недовольными воплями взмыли в небо. Къярт опешил. Ему померещилось, или Химера и в самом деле ответил? На всякий случай он спросил: — Ты понимаешь меня? Исполин снова обозначил кивок. — И понимал прежде? С самого начала? Кивок. Кивок. Что за чертовщина... — Значит, ты не блаженный дурачок-громила. Химера отрицательно покачал головой. — Может, ты тогда объяснишь, почему не общался до этого? В ответ — отказ. Оно и верно: как объяснить, когда нет речевого аппарата? Хотя изобразить схематически на земле Химера вполне мог. Было бы желание. — Не мог или не хотел? Химера продемонстрировал два пальца.