Со всех сторон сразу нас обступают плотными стенами буйные зеленые заросли. Одна бы я точно заблудилась здесь. Мы долго петляем извилистыми тропками среди каменных ангелов и кельтских крестов, пока он не останавливается, наконец, перед ухоженным памятником. На нем толстый католический крест из белого мрамора и контур портрета с полным именем, датами рождения и смерти. - Привет, дед, - произносит Алекс и ставит цветы, а я замираю в неподвижности. Пусть Бог простит меня, но я ведь тоже почти сирота. С отцом нас давно уже ничего не связывает, кроме кровных уз и забот о Кате. Мой отец живет в каком-то своём, далеком мире, в котором для меня нет места. И если вдруг не станет сестры, то останусь совсем одна. Алекс молчит. Я чувствую, как в уголках моих глаз вскипают слёзы, и чувствую его боль, почти физически. Хочу поддержать, но не знаю как. Подхожу ближе, касаясь рукава его куртки. Его тёплые пальцы находят мои, и переплетают их. Так и стоим, взявшись за руки. Почему-то это происходит органично и естественно. - Как это произошло, почему? - спрашиваю шёпотом, глядя на крест с благоговением. - Больное сердце. - Он прожил девяносто два года, почтенный возраст, - стараюсь говорить бодро. - Да, - соглашается Алекс, - но я бы отдал жизнь за то, чтобы он прожил ещё хотя бы несколько лет. - Ты так любил его? - Любил, - задумчиво отвечает он и поворачивается ко мне, глядя в глаза, - это слово неспособно выразить мои чувства к нему! Я обязан ему всем, что у меня есть. Всем хорошим. Я киваю, думая о маме. Мне понятно и близко то, о чем он говорит сейчас. - Знаешь, а я ему рассказывал о тебе, - с улыбкой продолжает Алекс. - Правда? - вскидываю на него глаза. - Да. - И что он сказал? - Сказал, что я ещё ничего не понимаю и принадлежу к поколению, которое не готово поручиться за свой завтрашний день, не говоря уже о том, чтобы взять на себя ответственность за семью. - Ну, он был прав, - пожимаю плечами, - если ты пришёл к нему с рассказом обо мне в восемнадцать лет. - Может быть. А ты, - впивается в меня острым взглядом, - рассказывала кому-нибудь о нас? Кому-нибудь очень близкому? - Нет, - не хочу врать. И с удивлением понимаю, что я действительно никому не рассказывала! Скупой рассказ Кате, без подробностей, столько лет спустя не в счёт. Мне просто некому было рассказывать. Тогда я приехала совершенно разбитая, и собирала себя ещё много лет по кусочкам после него. Уставшей от ухода за младенцем маме были бы неинтересны детали моей первой серьёзной влюбленности, да она бы и не одобрила многое, а общение с подругами я надолго прекратила. Что касается Лале, Джен и Сиюнь - то они видели только то, что было на поверхности наших встреч, там я тоже особо не живописала. Замечаю почти шок в глазах Алекса, но он тут же напускает на себя равнодушный вид. Никак не комментирует, однако я вижу, что ему неприятно. Улыбаюсь, пытаясь перевести все в шутку: - Ну а что здесь такого?! Или это, наверное, тоже один из видов психического отклонения? - Не волнуйся, ты вполне нормальна, - холодно отвечает он, и наши пальцы размыкаются, - если не любила. С деловитым видом срывает ветку с низкого раскидистого деревца рядом, и начинает сосредоточенно смахивать ею невидимую пыль с памятника. - Я любила, Алекс! Ты не прав, - отзываюсь со всей горячностью, но тут у него звонит телефон. Он немедленно отходит на несколько метров в сторону, извинившись. Несколькими часами ранее, Лондон Невзрачного вида молодой человек, одежда которого хотя и тусклых оттенков, но хорошего кроя, на вид примерно лет от тридцати пяти до сорока, входит в закусочную «Прэт а Мангер». У него есть деньги, но ему нравится, что здесь можно поесть быстро и недорого. Он бывает здесь раз в две недели или чаще, в зависимости от обстоятельств. В такие дождливые дни, как этот, чашка горячего и наваристого супа спасает его от простуды. Молодой человек делает заказ, не глядя в меню, и достаёт телефон. Юная официантка кокетливо улыбается ему, пряча блокнотик и карандаш в объёмный карман униформы нежного кремового цвета. Он переводит ленивый взгляд за окно, по стеклу которого струится дождь. А внутри так тепло и сухо… Подносит трубку к уху, нажимая вызов. Приятный женский голос с сексуальной хрипотцой отзывается почти сразу: - Привет, Макс. - Привет, Женевьева! - Набери меня в шесть. - Эм.. неудобно говорить? - Удобно. Но, - она хмыкает или просто медлит, - я люблю тебя слушать под черный кофе с сигаретой. Молодой человек улыбается. - Давно он тебе не звонил? У меня кое-что срочное. - Говори. - Он ушёл в отпуск, да ещё так неожиданно, что я об этом только узнал! - В отпуск? - его собеседница явно взволнована, - ты уверен, что это не какая-нибудь операция под прикрытием? - Дорогая Дженни, я не могу быть уверен ни в чем, что касается твоего мужа! У меня не тот уровень доступа к секретной информации, ты же знаешь. Но официально это так. Я пробовал выяснить подробности у одного из тех, с кем он близок, у Хилла, но после первого же ненавязчивого вопроса нарвался на его пристальный интерес. Пришлось делать глупое лицо. И это еще самый общительный из его друзей, Дженни! - Знаю. Выясни, что он теперь собирается делать! - Я не понимаю как, прости. Все, что я мог - это собрать почти официальную информацию для тебя. - Макс, это важно! Я кое-что чувствую, - она колеблется или раздумывает, - что, возможно, это наш второй шанс! С ним что-то происходит сейчас, я уверена. Наконец-то, он хоть немного выпадет из своей вечной круговерти и в этот момент рядом должна оказаться я. Узнай, летит ли он куда-нибудь на отдых, это был бы идеальный вариант! - Но как, я не в курсе, полетит ли он одним из личных бортов МИ-6 или обычными авиалиниями, и если да, то под какой из фамилий, я даже не знаю их все.. - Макс, - она перебивает тоном, не терпящим возражений, - послушай меня. Умножь на два ту цифру, которую я переводила тебе в последний раз. И ещё на два за срочность, если информация будет у меня в течение суток! Он молчит, но недолго. - Хорошо! Я очень постараюсь, Дженни, но ничего не обещаю.. - Обещай, Макс, - отрезает она безапелляционно, - считай, что для меня это вопрос жизни и смерти. - Хорошо, - ворчит он, - до связи. - До связи! Молодой человек кладет телефон на стол и усмехается чему-то, понятному ему одному. - Ну, если вам ТАК нравится тратить ваш семейный бюджет, - произносит он негромко, наблюдая за группкой людей, столпившихся у барной стойки. У англичан это особая традиция - встать всем вместе у одного столика и пропустить по пинте пива за разговорами о том, как прошел день. Они не присаживаются за столики, не используют барные стулья, а просто потягивают свое пиво стоя, за добродушным общением, ничуть не мешая при этом другим посетителям. Минут через двадцать, обменявшись новостями, все расходятся по своим делам. Глава 46 Назад едем в молчании. Алекс почему-то нервничает, я чувствую. Но не думаю, что это как-то связано с дедом, нет. Что же его беспокоит? Работа? А может, он уже не уверен, что удастся помочь с Катей? Впрочем, со мной он ведёт себя более чем предупредительно. Однако стоит нам зайти в дом, как Алекс тут же сообщает, что ему нужно уехать и, возможно, ночевать мне здесь предстоит одной. - Ты же так хотела, - добавляет с улыбкой. Облегченно вздыхаю. Да, это чужой дом. Но я не боюсь оставаться в нем одна, потому что весь дом начинен какими-то датчиками, а во дворе я заметила камеры наблюдения. Если Алекс и вправду агент на службе безопасности Ее Величества, то, думаю, охрана тут на высшем уровне.