Восемь месяцев назад с Кристиной случилась трагедия. Что произошло, Ванька не решился спросить, чтобы лишний раз не травмировать девушку. Без объяснений ясно, по прошлым рассказам, что она попала в аварию на машине. Бедная девочка! Несладко ей в жизни пришлось. Если Кристина права и ее действительно пыталась отправить на тот свет молодая жена отца Донателла, то эта баба – совсем отмороженная особа. Решиться на убийство девчонки, к тому же беременной! Ведь восемь месяцев назад Криста уже носила под сердцем Чебурашку. Хорошо хоть ребенка не потеряла. Интересно, куда делся папаша малышки? Неужели этот гоблин отказался от девушки после того, как она в аварии получила увечье? Поэтому Криста так отреагировала на предложение дать Офелии отчество настоящего отца. – Вот падаль! – буркнул Ванька, поддев ногой сухую ветку. В душе его все клокотало от ненависти к бывшему ухажеру Кристины. Погрузившись в размышления, Терехин прогулялся вдоль здания. С тыльной стороны конезавод выглядел совсем запущенным – одна стена дала трещину, крыша просела и поросла мхом. Недалеко от левого флигеля располагалось полуразрушенное здание манежа – прямоугольник с отходящими от него под прямым углом крыльями, чуть дальше была часовня, а возле нее нечто похожее на фамильный склеп, только вместо креста на его сферической крыше – лошадиная башка. За склепом несколько сломанных деревянных и кирпичных строений неизвестного назначения, дальше поле, за полем начинался лес. Вдоль поля тянулся забор, который терялся за деревьями. Ванька подошел к склепу ближе, потянул на себя резную дверь. Створка со скрипом подалась, но соскочила с верхней петли и скособочилась. Терехин аккуратно ее поправил и вошел внутрь. Пахло сыростью и пылью. Сквозь дырки в потолке и небольшое овальное окошко сочился солнечный свет, по стенам расползлась черная плесень и паутина трещин. В центре склепа стояло надгробие, с изображением конской морды. Ванька подошел ближе, протер рукавом высеченную надпись на камне и прочитал: «Ворон. С 1848 по 1861 г.». Похоже, это не фамильный склеп. Хозяин похоронил здесь любимого коня, решил Терехин и поежился от неприятного озноба, представив истлевший от времени конский скелет, торчащие ребра, пустые глазницы черепа, желтые лошадиные зубы. На улице было куда приятнее. Ванька вернулся к Кристине. Девушка уже привела себя в порядок и выглядела как обычно – сумасшедшей готкой, прилетевшей с луны. – Успокоилась? – улыбнулся он. – Не реви больше, тебе не идет. – Чего ты меня вдруг утешать вздумал? – нахмурилась Кристина. – Мне это без надобности. Сопли своей Галочке подтирай. Как ты только спал с ней? Психованная идиотка и графоманка. Пишет бредовые стихи про смерть, грозится покончить жизнь самоубийством, а о смерти не знает ровным счетом ничего. Если бы она хоть раз подержала ее за руку, то запела бы совсем другие песни. – А ты, выходит, знаешь? – разозлился Ванька. Сочувствие к девице растаяло, как сигаретный дым. Злючка и вонючка малолетняя! – Я знаю. Поэтому я – гот. – Не слишком ли много ты о себе воображаешь, Персефона хренова? Галя, между прочим, твоему ребенку жизнь спасла, осталась и помогает с малышом, а ты ее кроешь, – раздраженно напомнил Ванька. – Никто ее об этом не просил, – шмыгнула носом Кристина. – Тоже мне, мать Тереза! Можно подумать, она бескорыстно. Поэтесса осталась, чтобы тебя вернуть. И сюда приперлась тоже из-за тебя. Офелия ее раздражает, а меня Галка вообще ненавидит. Была бы ее воля, придушила бы меня, не раздумывая. – Что ты мелешь? У нее любовь с Лукиным. – Какая любовь! Она тебе назло влюбленную разыгрывает. Чтобы тебя от ревности приплющило. Лукин для нее пустое место. Галя, конечно, идиотка, но не до такой же степени. В том смысле, что губа у нее совсем не дура. Ей, как натуре творческой, нужен чуткий умный человек, а не мыльный пузырь и интеллектуальный тюфяк Сеня Лукин, неспособный оценить ее тонкую организацию. – Господи, ну что ты городишь? До тебя Гале вообще никакого дела нет. Если хочешь знать, ей твой папарус платит, чтобы она за ребенком смотрела… – выпалил сгоряча Терехин. А потом спохватился, что сболтнул лишнее, и выругался: – Блин, он просил ничего тебе не говорить. Где-то рядом хрустнула ветка и зашуршали кусты. Ванька вздрогнул и огляделся. Никого – тишина, только птицы поют. – Тут коза бродит, – кивнула в сторону шорохов Кристина. – Какая коза? – вытаращил глаза Ванька. – Обыкновенная, с рогами и копытами. Из леса, наверное, пришла. Я ее, бедную, напугала, когда через кусты неслась сломя голову. – Козы не живут в лесу! – заржал Терехин. – Прекрати меня за дуру держать! Ясный пень, что не живут, – раздраженно сказала Кристина. – Паслась где-нибудь, отвязалась и ку-ку – поминай, как звали. Бедная Маруська, здесь ее точно не найдут. Сдохнет, – вздохнула девушка. – Не издохнет, жратвы здесь – завались. – При чем тут жратва? С тоски по дому сдохнет. Козы, как собаки, очень привязываются к хозяевам. А по поводу твоей козы и бабок, которые Рус ей платит, то никакой тайны ты мне не открыл. Догадалась я уже давно. Он вообще всем всегда платит. Только Галочке деньги не нужны. Ей интересна другая тема. Ладно, проехали… – Кристина поднялась и принялась старательно отряхивать платье от сухих травинок. Ванька машинально помогал девушке приводить себя в порядок, выпутывал паутину из разноцветных дредов. Волосы у Кристины оказались на удивление мягкими и пахли приятно – сладко и одновременно свежо. Терехин принюхался, чтобы разобрать запах, но так и не разобрал. Все у нее не слава богу, вдруг разозлился он. И заорал: – Даже если так, и ей я нужен, а не Лукин? Какое твое собачье дело? Кто тебя просил говорить Галине, что ты моя жена, кукла ты крашеная? Кристина от неожиданности подпрыгнула на месте, отчего дреды подпрыгнули вместе с ней. И она заорала в ответ: – А ты представь на минутку, что из тебя лезет здоровущая дыня! – заорала в ответ Кристина. – В таком состоянии что угодно натреплешь! И вообще я же извинилась, Гаррипоттер тупой! Ванька поежился, вспомнив, как корчилась в муках девчонка во время родов, но обида вытеснила сочувствие. Никто и никогда не обзывал его Гаррипоттером! Да что за беспредел такой? На что она намекает? Неожиданно в голову закралась странная мысль. – Слушай, мне кажется, или ты меня ревнуешь? – Терехин нервно расхохотался, сунув руки за спину, чтобы удержаться от искушения ухватить готку за дреды и намотать их на соседнюю березу. Вероятно, девушка почувствовала угрозу и отступила на несколько шагов, оставив перед носом Терехина ароматное облако. Ванька вдохнул запах ее волос вместе с парой мошек и чихнул. – Будь здоров, – хмыкнула готка. – С какой стати мне тебя ревновать? – ехидно поинтересовалась она. – Расслабься, парень, ты не в моем вкусе. Просто меня бесит, когда люди лицемерят. Неожиданно Кристина расшнуровала корсет, и ее грудь сразу поднялась, практически вынырнула из нижней рубашки. Ванька замер, испуганно глядя в декольте девушки. Такое безобразие она творила несколько раз на дню, когда прикладывала Офелию к груди, но в данный момент Чебурашки рядом не было. Чего она вдруг? Соблазнить его решила? – растерялся Терехин, размышляя, бежать или остаться. По-хорошему надо делать ноги, но эти самые ноги вдруг упрямо приросли к земле и бежать никуда не желали. – Молоко пришло, тесно в корсете, – объяснила свой нахальный поступок готка. И хихикнула, явно потешаясь над его реакцией: – Пойдем, надо Офелию покормить, а то я лопну. Терехин тихо выдохнул и тоже хихикнул. Некоторое время они молча смотрели друг на друга и глупо улыбались. – Может, ты позвонишь своему папарусу, узнаешь, когда он приедет? – прошептал Ванька, откашлялся, вытащил сотовый, неуклюже повертел его в руках. – Моя мобила здесь не ловит. Глухо, как в танке. Вообще странно: мы вроде от Москвы не так далеко отъехали. Он посмотрел вдаль, словно столица была видна из кустов черемухи. – Я уже пыталась. Та же фигня, – вздохнула Кристина и пошлепала к центральному входу. – Мы, наверное, попали в какую-нибудь зону неудачную. – В черную дыру, – пошутил Ванька, направляясь следом за Кристиной к ребятам. Вскоре выяснилось, что мобильники не работают у всех. Друзьям ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать приезда Белгородского. * * * Прошло три часа. Солнце поплутало в кронах деревьев и растворилось в вечерних сумерках, небо потемнело и опустилось, смолкли птицы, озверело комарье. – Слушайте, что-то меня все это начинает сильно напрягать, – сказал Хлебников, он уже стрескал все нехитрые продовольственные запасы, которые друзья прихватили в дорогу, – орешки, чипсы, шоколадку и жвачки – и урчал животом на все окрестности, распугивая ежиков. – Где Белгородский? Шутка, по-моему, затянулась. Даже для программы «Розыгрыш» перебор. Может, пора валить отсюда? – Куда, Паша? Вокруг лес и поля бескрайние, а с нами женщины и дети. В смысле, одно дитя, – зевнул Ванька, которого от чистого воздуха разморило и клонило в сон. Уснуть мешали комары и голод. В отличие от большинства он, выплеснув раздражение сразу, как приехали на место, теперь спокойно ждал Белгородского. Не зверь же тот, в конце концов, чтобы дочь с грудным младенцем оставить ночью куковать под открытым небом. Ведь никаких сомнений, что продюсер нежно относится к падчерице. – Наверное, случилось что-то непредвиденное, важная деловая встреча или еще какая-нибудь фигня его тормознула, – вслух рассуждал он. – Не дергайтесь, если не сам приедет, так пришлет кого-нибудь обязательно. Короче, ждем и не паримся. Прошел еще час. Стемнело совсем. – Ребята, поищите как следует ключи! Офелию уже комары сожрали, – размахивая над люлькой березовой веткой, буркнула Кристина. – Не может быть, чтобы их не было. Рус всегда ключи для воров оставляет, чтобы двери не ломали. Куда он делся, блин горелый? Что с ним случилось? Ванька придвинул к Кристине чемодан. – Свитер возьми, укрой Чебураху, – предложил он. – Сейчас костер запалю, лапника накидаем, может, комары отстанут. – Долго думал? Раньше не мог разжечь, чтобы ребенка не жрали? – как стервозная жена, рявкнула Кристина и, отшвырнув ветку, принялась сама собирать хворост. На Офелию тут же налипли комары, и малышка возмущенно запищала. – Лучше попробуйте еще раз окно открыть. Даже разбейте, в конце концов! – предложила Галочка. Предложение поступило от поэтессы уже в сотый раз, и попытки влезть в помещение через окно уже предпринимались неоднократно. Но безуспешные – мешали крепкие кованые решетки, выломать которые без инструментов было невозможно. Поэтому реплика Галочки взбесила всех, включая Кристину. – Задолбала, – прошептала та, скрипнув зубами. Галочка на наезд не отреагировала. С отстраненным видом раскачивалась на пеньке и смотрела куда-то в небеса. – Не хочешь за дитем присмотреть? – ехидно поинтересовалась Кристина, кивнув на Офелию. – Твой ребенок, сама за ним и приглядывай, – в ответ ощетинилась Галочка. – Или вон папаша молодой пусть нянчится. А мне надоело! Кристина от такой наглости растерялась. – Не забывайся! Тебе деньги платят за работу, – беспомощно сказала она. – Правда? – Галочка вскинула бровки и нехорошо рассмеялась. – В таком случае, считай, что я уволилась. Пошли вы на хрен все! – Галчонок, ты что так разошлась? – потянулся к поэтессе Лукин, ухватил ее за руку с намерением облобызать. Стихотворица с раздражением вырвала длань. * * * Чужая дочь во мне живет. Карабкаюсь на эшафот. И солнца луч в руке сжимаю я, Как меч. И плавлюсь изнутри,