– М-да, тут без вариантов, хотя белее вороны не придумаешь. – Лукин намотал вихор на палец и почесал наморщенный лоб. – Может, у нее подружка есть или друг? Такие же, как она. – Таких, как она, больше не существует в природе. Наша Криста – уникум. И вообще, давайте обойдемся без готов. Креатива в них никакого нет, только понты, – нервно сказал Терехин. – Лучше вернемся к поиску в Инете. Вот, например, один мой френд описывает своего соседа. Ильин Илья Ильич – мужчина средних лет, рыжеволосый, лохматый. Очки старомодные, одно стекло треснуто, пальто в клеточку зимой, летом засаленный костюм фабрики «Большевичка», купленный в ГУМе еще во времена расцвета социализма, нечищеные ботинки, белые носки. В руках вечно таскает саквояж, а из него торчит веник, причем в баню ходил лет сто назад. Руки постоянно что-то теребят. Речь правильная, грамотная, но когда говорит, замирает время от времени, вроде как задумывается, а потом теряет нить разговора. – Классический образец чудика, но что-то он мне не катит. Скучно. – Пашка зевнул в подтверждение своих слов. Вслед за ним зевнули и все остальные. Но Хлебников на всякий случай уточнил: – А чем он занимается-то? – Написано – изобретатель, а что конкретно изобретает – не указано. В свободное от изобретений время работает доктором в районном КВД. – Круто! Такие обычно изобретают вечный двигатель или машину времени, – хихикнул Лукин. – Может, это самое, все-таки возьмем «классика жанра» в команду? – Ладно, пущай будет доктор-изобретатель, так и быть, – согласился Хлебников, делая пометку в блокноте. – Слушайте еще. Математическое светило Григорий Зебельман. Неприметный мужчина с наметившейся лысинкой и тихим голосом, катастрофически вежливый, бессребреник – отказался от нескольких наград за свои научные открытия. Живет с мамой на ее пенсию, не имеет женщины, зато имеет одно, но великое хобби – собирает бабочек-альбиносов. – Блин, вот придурок! – хмыкнул Лукин. – Ты про бабочек или про отказ от премий? – ехидно спросил Ванька. – Хватит ко мне цепляться! – неожиданно разозлился Сеня. – Морду мне набей, в конце концов, и успокойся. Я же не лез к тебе, когда ты всех классных телок у меня из-под носа уводил! Терехин ужасно растерялся, даже утратил способность говорить. Он и не предполагал, что Семен страдает. – А чего? – громко сказал Хлебников, чтобы разрядить обстановку. – Философ, вернее, философиня есть, поэтесса-акушерка имеется, изобретатель-венеролог в наличии. Берем математическое светило для комплекции. – Тогда и вот это чудо природы надо взять, – снова уткнулся носом в компьютер Ваньки. – Родион Буденый… – Красиво, дальше можно не читать, – хихикнул Хлебников. – Дальше интереснее. Возраст – 31 год. Журналист районной газеты. Пишет обзоры о социальной несправедливости и отвечает на письма в рубрике «Наши читатели интересуются». Причем, сам вопросы сочиняет, а потом на них отвечает. Одевается в брючата, еле доходящие до щиколоток, натягивая их чуть ли не до подмышек. Обязательно – белая, но жутко грязная на воротнике рубашка и галстук на резинке. Дезодорантом не пользуется принципиально. Летом находиться с ним рядом невыносимо чисто физически. Плюс аромат носков. Обувь невероятная, не по погоде и не по сезону. Однажды пришел на работу в кирзовых сапогах. При малейшем намеке на что-то, порочащее его («Родион, вы немного опоздали»), начинает дико и визгливо орать, брызгая слюной. Заткнуть эту истерику невозможно. Зрение у Родиона минус 15, то есть слеп, как крот, но очки не носит, ибо беспокоится, что они ухудшат его внешность. В маршрутки вваливается, как куль с картошкой. И не всегда в ту маршрутку, которая ему нужна. – Я – за. Что-то мне подсказывает: вонючка Буденый возьмет главный приз, – хихикнул Лукин. – Ни фига, главный приз возьмет Мотя, – возразил Хлебников не то в шутку, не то всерьез. – Слушайте, а я, пожалуй, еще и Казимира в шоу приглашу, чтобы Моте не скучно было. У нас ведь нет миллионера-повара, а любовная интрига нам не помешает. – Ага, так он и согласится, – усмехнулся Лукин. – Бросит все дела и прилетит из Майами, чтобы в сомнительном реалити поучаствовать. – Ради встречи с Матильдой прилетит. Она мне тут звонила на днях, рыдала – ей визу в Штаты не дали. Так что наше шоу – отличная маза им встретиться и воссоединиться, – деловито заявил Хлебников и вывел в блокноте под цифрой пять: Казимир Х., 55 лет, интраверт знойной наружности, миллионер-кулинар. – Отлично! – возбужденно заерзал на табуретке Ванька. – Занятная компашка собирается. Я нашел еще одного в копилочку. Филарет М., 45 лет, художник, волосы не стрижет из принципиальных соображений – боится потерять связь с космосом. Не пьет, не курит… – Непьющий художник? Жесть! Таких не бывает, – встрял Хлебников, с азартом записывая данные следующего кандидата. – Не перебивай, – усмехнулся Ванька. – В любую погоду ходит в семейных трусах, за что неоднократно привлекался. Зимой ежедневно бегает босиком по снегу и занимается физкультурой на школьном дворе, летом медитирует. Вегетарианец. Вдовец, имеет троих дочерей, из коих две ушли в монастырь, третья же выбрала иной путь – в четырнадцать лет переспала со всем районом, а сейчас тусит где-то на Ленинградке, подрабатывает телом. – Бывают же такие придурки, все семейство свое изжил, – вздохнул Пашка. – А я вот чего подумал… – Ванька встал, выпил воды из чайника и хлопнул его на плиту. – Чудак почему-то непременно видится добрым, хотя, скорее, это лишь желаемое, а не действительное… Вряд ли чудак может быть по-настоящему добр, он ведь живет в каком-то своем измерении и немножко отстранен от реалий. Опять же, почему-то часто чудаки видятся безобидными. Но скорее, они всего лишь в особой группе риска, потому что заняты чем-то своим и не обращают внимания на внешние угрозы. Однако сами обидеть, если подумать, могут с такой же вероятностью, а то и с большей, чем все прочие. Может, правда, умысла злого у них будет меньше. – Все, поручику больше не наливать, – хохотнул Лукин. – Эк тебя в философские дебри занесло! – Я бы еще бабку в шоу пригласил, – не оценил Ванькиного пассажа Хлебников. – У нас во дворе есть нищенка профессиональная, днем попрошайничает, вечером бродячих кошек «вискасом» кормит. Они к ней со всего района сбегаются. – Я тоже такую знаю, – закивал Терехин. – В соседнем подъезде живет. Она детей клюкой фигачит, чтобы под окнами не орали, кипятком их окатывает, а кошек и собак дворовых кормит, ласкает, целует в пасти. Странное переплетение извилин, да? Мне раньше всегда казалось, что те, кто любит животных, непременно должны любить детей, ведь животные – совсем как дети… – Ванька немного помолчал. – Короче, оставим эти типажи для следующего реалити. У меня только что новая гениальная идея родилась. Мы соберем бомжей, отмоем, накормим и с помощью стилистов их всех преобразим в нормальных людей по типу передачи «Модный приговор». Прикиньте, какое шоу получится! – Идея классная, – уважительно кивнул Хлебников, – но давай сначала с шоу белых ворон разберемся. Время идет, а у нас только семь кандидатов. – Так, все! Белгородский сказал, чтобы десять было. Троих он сам найдет, так что у нас полный комплект. Можно начинать обработку кандидатов. Чувствую, задачка перед нами стоит нелегкая. – А как вам моя кандидатура? – раздался голос за спиной парней. На пороге кухни стояла Кристина. Когда она вернулась с прогулки, никто не слышал, какую часть обсуждения узнала – тоже, поэтому смутились все разом. – А Галина где? – промямлил Сеня, оттянув себе ухо на километр. Он всегда так делал, когда испытывал неловкость. – С Офелией осталась во дворе. Дома очень душно. Ладно, не парьтесь, шоумены. Я давно про вашу гениальную идею знаю. И в курсе, что спонсирует ее Рус. В общем, я подумала и решила, что буду участвовать в вашем дурдоме. Пишите мою кандидатуру. Я согласна. – Твой папарус будет против, – вяло отреагировал Ванька. – И вообще, ты совсем очумела, да? Ну какое шоу? У тебя маленький ребенок! – И что? Рождение ребенка – не повод отказываться от жизни. Пока я буду играть, за Офелией присмотрите вы, – радостно доложила готка, – а Руса я беру на себя. Ничего ведь сверхъестественного от героев не требуется? Разгадать какую-нибудь головоломку, да? – Господибожемой, за что мне это! – закатил глаза Ванька. – Ты соображаешь, что несешь? Мы присмотрим за Офелией… Почему мы вообще должны за ней присматривать? Она твоя дочь! Кто ее грудью будет кормить? Я? А какашки кто будет от попы отскребать? Пашка? – Извините, но при чем тут я? – ошарашенно спросил Хлебников. – А я тут при чем? – заорал Терехин, вскочив и уронив табуретку на пол. – Прилепилась ко мне, как банный лист к заднице. Кто тебя вообще в мою жизнь звал? – Ты действительно ни при чем, – тихо проговорила Кристина, – но, думаю, Русу знать об этом не обязательно. А то вдруг передумает давать бабки неизвестно кому… – Угрожаешь? – спросил Ванька, от гнева его трясло. – Предупреждаю, – сощурила глаза готка. Сейчас она походила на Белгородского, тот же холод глаз, то же выражение лица. Странно, ведь Кристина была приемной, а не родной дочерью. – Ругаетесь, как супружеская пара со стажем, – гоготнул Лукин и получил очередной подзатыльник от Ваньки. – Да пожалуйста! – неожиданно сдался Терехин, уселся обратно на табуретку и отвернулся к окну. – Хочешь, чтобы над тобой ржала вся страна – участвуй, – тихо сказал он. И добавил: – Но задницу Офелии я все равно мыть не буду. – Хорошо, я все буду делать сама! – рявкнула Кристина. – Вот и ладненько, – потер толстые ладошки Хлебников. – С какашками Офелии разобрались, с героями тоже. Пусть один кандидат будет в запасе. Вдруг кто-то откажется. Кристина права: действительно, ничего сверхъестественного от героев не потребуется. Большую часть дня участники будут жить обыденной жизнью. Мало того, малышка оживит шоу и добавит в него изюма. Итак, у нас есть восемь кандидатов. Осталось уговорить их принять участие в шоу. – Одну уже типа уговорили, – пошутил Лукин. И самоуверенно заявил: – А Галчонка я беру на себя. – Галчонка? Меня сейчас вырвет, – закрыл рукой рот Терехин. – Заткнитесь, уроды! – вернул друзей в рабочее русло Павлуша. – Белгородский прав, контингент сложный, к каждому свой подход требуется. Давайте думать, чем будем заманивать граждан в шоу. – Слушайте, а что, если нам как раз про шоу кандидатам ничего и не говорить? – оживился Ванька. – Помните «Десять негритят» Агаты Кристи? Народ прибыл на остров, получив приглашение по почте. Давайте так же поступим. Сварганим приглашения по интересам, организуем каждому бесплатный проезд до места, соберем их всех и закроем пути к отступлению. Допустим, запрем в особняке. А там объясним, что от них требуется, повертим морковкой перед носом и подсунем контракты. Согласятся, как миленькие. Им деваться некуда будет. Иначе, боюсь, не видать нам чудиков, как своих ушей. – Поддерживаю! – Хлебников закрыл свой блокнот и хлопнул по нему рукой. Сверху легла пятерня Лукина. Терехин подумал немного и тоже шлепнул свою ладонь на руки друзей. – Один за всех и все за одного! – торжественно провозгласила Кристина и виновато посмотрела Ваньке в глаза. – Не дуйся, мне просто деньги очень-очень нужны. Ну просто позарез! – по-детски сказала девушка, прижав ладони к груди. – Да пошла ты лесом, мать Офелии… – беззлобно пробурчал Ванька и посмотрел на часы. – Что-то долго Галина Чебураху проветривает. Ребенку жрать уже пора, – по стариковски проскрипел он. На лестнице послышались голодные вопли Офелии, и Терехин с облегчением вздохнул. А потом смутился, поймав на себе странный взгляд Кристины, теплый и взрослый. * * * На следующий день Белгородский, внимательно просмотрев досье на «белых ворон», одобрил все кандидатуры, включая кандидатуру падчерицы, и отправил друзей рассылать приглашения. По поводу участия Кристины в шоу магнат-спонсор даже бровью не повел – вероятно, привык к чудачествам приемной дочурки и устал им противостоять. Персональные приглашения развезли по адресам курьером, вручили лично каждому прямо в руки в тот же день. Проект должен был стартовать через две недели, вот организаторы решили дать возможность героям обдумать приглашение и уладить свои дела перед отъездом. Самым сложным оказалось придумать заманиловку для математического светила Зебельмана – чудак жил затворником и сторонился людей. После некоторых раздумий пришли к выводу, что звать его надо на уникальную выставку бабочек-альбиносов. Журналюгу Буденого вызвали в пригород для написания рекламной «джинсы» о поселке миллионеров. Он, защитник обездоленных, единственный из всех кандидатов согласился сразу, о чем радостно сообщил курьеру и потребовал немедленно выплатить ему аванс. Изобретателя «вечных двигателей» пригласили на тайный симпозиум нанотехнологий, организованный натовцами – к моменту рассылки приглашений друзьям стала известна еще одна деталь: Ильин Илья Ильич все свободное от трудов время проводит на американских военных сайтах, пытаясь впарить свой вечный двигатель заокеанской армии. Художника Филарета заманили на слет пейзажистов-вегетарианцев. Тетюмотю – читать лекции по философии для бизнесменов. Казимира решили позвать шеф-поваром банкета для московской элиты. Потом Пашка, опасаясь, что разбогатевший дядюшка пошлет нанимателей лесом, раскрыл ему все карты по телефону. Казик подумал и заказал билет на самолет в Россию, клятвенно заверив племянника, что не станет выдавать секрета Матильде, а сделает ей приятный сюрприз. Он действительно искал повод, чтобы наведаться на родину и встретиться с любовью всей жизни, но боялся. Заминка вышла с Галиной. Опасаясь непредсказуемой реакции поэтессы, решили ей ничего не говорить до приезда на базу. Криста хоть и неохотно, но подыграла друзьям: попросила новоявленную няньку помочь ей с ребенком в загородном пансионате. Однако Галочка вдруг уперлась рогом и наотрез отказалась куда-либо перемещаться с привычного уголка в квартире на Филях, где, по ее словам, феерично сочинялось и спалось. Совсем баба одурела, возмущался Ванька, поражаясь нахальству поэтессы. В его квартире бывшая так укоренилась, что сдвинуть с места невозможно. Даже будучи его действующей девушкой, Галочка так не наглела, всегда вела себя скромно и ни на что не претендовала, кроме его сердца. Во всяком случае, на предметы его мебели точно. Уговоры на Галочку не действовали. Ванькино предложение оплатить ее работу по двойному тарифу тоже не дало результата. Друзья запаниковали. Но вскоре все решилось довольно просто и неожиданно: поэтесса узнала, что троица друзей будет сопровождать Кристину, и тут же согласилась, хапнула аванс и радостно умчалась обновлять гардероб. Как только за Галиной закрылась дверь, Ваньке стало окончательно понятно, что Галочка всерьез втрескалась в друга и готова следовать за ним хоть на край света. Терехин расстроился и, как ни старался, не мог простить Семену того, что тот с легкостью отбил у него бабу и влюбил ее в себя до умопомрачения. Мало того, Сеня еще и раскидывал свои вонючие носки по всей квартире и не реагировал на просьбы их хотя бы иногда стирать. Впрочем, раздражал не только Лукин – все обитатели квартиры на Филях отличились по-своему. Пашка продолжал методично истреблять продукты и без разрешения влез в стратегический запас Бурмистровой. Причем стрескал зараз три банки американской просроченной тушенки, за что впоследствии поплатился и заперся в туалетной комнате на несколько часов, лишив Терехина заслуженного отдыха и личного пространства. Кристина, не смущаясь, развешивала свои кормительные бюстгальтеры на спинках кровати и продолжала с упорством маньяка делать ежедневный, вернее, круглосуточный готический макияж. Она даже спала с размалеванной физиономией и словно параноик боялась, что ее увидят без грима. Причем застенчивостью готка явно не страдала. Офелию молодая мамаша без смущения кормила грудью при всех, не обращая внимания на столбеневших с непривычки мужчин. Ваньке в конце концов стало интересно, как выглядит девица, так сказать, в натуре. До настоящего момента в естественном виде Кристу не видел никто. Уродская фотография в паспорте, на которую Терехин мельком взглянул, когда пытался выяснить адрес и телефон готки, – не в счет. На ней Кристина тоже была с убийственным макияжем и выглядела, как отмороженная шахидка.