– Вертухай[51], – уверенно классифицировал его мыловар. – Ой ли? Он собирается строить в Екатеринодаре нефтеперерабатывающий завод. – Петька Дробязкин? Завод? А откуда у него деньги? – Это вы мне скажите. Оба влезли в нефтяное дело, должны общаться, то да се… Арестант задумался, потом встал и принялся ходить по допросной из угла в угол. Сыщик и не думал его останавливать, а молча ждал. Наконец Довгило сел и изрек: – Разве если кто ему дал в долг? Но как он будет отдавать? Дурак же их на ветер пустит. – Средства кирпичнику доверил Асьминкин, – подсказал питерец. Довгило посерьезнел: – Этот в состоянии, у него мошна много больше, чем люди думают. Но зачем Конон так поступил? – Будет его завод. Дробязкин – подставная фигура. – Ясно… – Скажите мне как делец: для чего городу Екатеринодару три нефтеперегонных завода? – Считая второй Андрейса? Тут есть логика. Они могут сговориться и поделить продукты переработки между собой. Гукасовы хотят делать упор на керосин и топочный мазут. Это топливо с большим будущим. Пароходы с паровозами само собой. А можно еще электрические станции строить, там отдача тепла выше, чем если топить углем. Довгило увлекся, было видно, что он много над этим думал. – Андрейс, насколько мне известно, ставит на бензин, – продолжил рассуждать он. – Его потребляют меньше, чем мазут, но это скоро переменится. Бензомоторы теснят бедных лошадок, лет через двадцать останутся только скакуны на потеху публике. Возить будут автомобили. Огромный рынок! А добавьте к нему аэропланы, лодки с катерами, мотоциклы. Ну и всякие маленькие моторы и моторчики, там, где не поставишь большой. Вы не поверите, господин Лыков: скоро даже пила будет с мотором. И везде требуется бензин. – Хм. А что тогда будет выпускать Асьминкин? – Например, солярку – в ней тоже огромная потребность, которая будет расти. Иначе ее называют «солнечное масло», топливо для двигателей Рудольфа Дизеля. Или можно делать смазочные масла: машинное, веретенное, цилиндровое. Нефть – главный продукт нашего века. Те, кто это уже понял, обеспечили себе успех. Посмотрите на умных англичан. Они и здесь все перекупили у нищих русских предпринимателей. Тут разговор стал сбиваться. И сыщик, и задержанный начали безостановочно зевать. Оба не спали ночь, и силы закончились. Алексей Николаевич отправил мыловара в одиночку и пошел к смотрителю тюрьмы титулярному советнику Шпилевому. Там сидел такой же заспанный Пришельцев и хлебал теплый чай. – Александр Петрович, давно меня ждете? – Минут десять. Спасибо, чаем угостили… – Мой сказал много, но промолчал, где искать сбежавшего Семафора. Очень он его боится. Коллежский асессор отодвинул стакан, с трудом поднял на питерца глаза: – Семафор – это Василий Алавердин, так? Тот подтвердил. Кубанец вяло выругался: – Второй раз от меня уходит. «Факельщиков» я пересажал, а он как-то ускользнул. Это ведь Семафор убил семью священника в станице Поповичевской… Редкой жестокости существо, ничуть не хуже Вариводы. – Расскажите про «факельщиков», – попросил Лыков. – Что-то часто они стали вспоминаться. Но Пришельцев зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. Он взмолился: – Алексей Николаич, имейте совесть! Давайте соснем часа четыре. А лучше шесть. И после поговорим. Так и порешили. Спустя семь часов Лыков повторил свой вопрос коллеге. Они сидели на Посполитакинской втроем с Азвестопуло. Александр Петрович крякнул и начал вспоминать: – Много они мне тогда крови попортили. Четыре месяца с лишним я их ловил. Тридцать человек! Убийцы на конях, собственный постоялый двор держали в Новомышастовской. Четырнадцать вооруженных нападений, почти все с убийствами. Звери, и не люди. – А Семафор ушел, – констатировал Лыков. – Ушел. Ну, сейчас мне даден шанс. Шепель-то сознался и выдал его убежище. Статский советник чуть не выронил стакан: – Шепель? Беглый каторжник? – Иван Шепель, да. Полное признание, под протокол. – Здорово! – восхитился Алексей Николаевич. – У меня не вышло, Довгило больше утаил, чем сообщил. Где же прячется Семафор? – В станице Нефтяной. Это Майкопский отдел. Там хорошие для него условия. Кругом лес, есть где спрятаться. Да и в самой Нефтяной дым коромыслом. Туда поселились добытчики, население выросло вдвое. Прямо калифорнийская золотая лихорадка! Нет ни одного дома, куда не влезли квартиранты. За дурную халупу казаки просят пятьдесят рублей в месяц. И платят, куда денешься. Провели из Екатеринодара хорошее шоссе, телеграф, телефон, да еще и электричество – прямо город, а не станица. В юрте пятнадцать буровых вышек, и при каждой свой поселок. Рабочие, техники, инженеры, агенты – жизнь бьет ключом. Ну и, конечно, кабаки, незаконные трактиры, публичные дома. Деньги на нефтеприисках платят большие, вот все и потянулись. В такой толпе Семафору легче укрыться. – Когда поедем? – А прямо сейчас. – Чур я с вами, – заявил Сергей. Лыков одобрил: – Да, разомни затекшие члены. А вы, Александр Петрович, возьмите Коржа. Вчетвером мы справимся. Уже через час сыщики тряслись в убогой линейке. Дорога была разбита, лошади еле тащились по грязи. – Ну и дела у вас, – ругался грек. – Пешком быстрее дойдем. Как можно доводить дорогу до такого состояния? – Это рабочие, которые рыли нефтепровод, – оправдывался начальник отделения. – Они и разбили, а куда денешься? Трубу тянули и… Вон вал, видите? Действительно, справа от дороги, сколько видел глаз, тянулся невысокий свеженасыпанный вал. Местность радовала глаз молодой травой и кустарником. Дальше начинались дубовые рощи, за ними сосновые, а на горизонте красиво вставали вершины кавказских гор. – Через два дня открытие, надо успеть вернуться, – напомнил Лыкову Пришельцев. – Начальник области обидится, если вы не придете. – А где прячется Семафор, вы знаете? – Да. В хуторе Ведмедко, в четырех верстах от станицы. Они с хозяином вместе отбывали службу, с тех пор дружат. Там притон. Василий посылает кунаку вещи с ограбленных им людей, тот торгует. Вся округа знает об этом и покупает, не брезгует. Тьфу! – А почему Шепель выдал Алавердина? – задал логичный вопрос Сергей. – Для беглого каторжника поступок странный. – У них вышел конфликт на личной почве, – пояснил главный сыщик. – Бабу не поделили. Семафор пригрозил кучеру, что порежет его, кучер отступил. Слаб оказался беглый каторжник против «ивана». Но обиду никуда не дел. Тут как раз мы ввалились. Самое время отомстить. – А еще из шайки Пазульского, – осуждающе произнес Лыков. – Узнал бы атаман – не одобрил. Кубанец с питерцем заговорили о Пазульском, гремевшем по всему югу России и даже в Румынии двадцать лет назад. Алексей Николаевич видел знаменитого разбойника, когда служил на Сахалине. Он рассказал, что редко встречал столь властного человека. Прирожденный главарь, умный, чудовищно сильный физически, не боявшийся никого на свете… С Пазульского Алексей Николаевич перевел разговор на Вариводу, и тут его ждал сюрприз. Как только он сказал, что мыловар Довгило не общался с негодяем, кубанец возразил: – Как это не общался? Шепель определенно утверждает обратное. Его брат некоторое время выбирал, кого взять в начальники охраны, Вариводу или Семафора. Последний показался ему умнее и более, так сказать, страшным. Так что Шкуропат хорошо знаком Довгиле. Он был вхож в его дом и несколько поручений успел выполнить. – Ловко мыловар меня провел, – констатировал статский советник. – А я и поверил. Ну ничего, вернемся в город, я ему сделаю надир плюмажа. – Зачем он соврал? – стал допытываться Азвестопуло. – Рано или поздно мы бы узнали правду. – Значит, между Довгило и Шкуропатом есть свои отношения. Настолько секретные, что мыловар побоялся о них рассказать, – предположил кубанец. Статский советник долго молчал, крутил в голове новость. Аферист, много лет живущий под чужим именем. Лезет в нефтедобычу, где ожидается «русский Клондайк». Для чего ему понадобился Варивода? Семафор – тот якобы для охраны. Чтобы деньги безопасно возить. Вранье… Довгило, как и табаковод Асьминкин, склонен решать вопросы криминальным способом. Фальшивые деньги взял, оскоромился. Что еще у него в планах? Два пожара было на нефтеприисках, и оба он помнит. Даже сколько персов сгорели, сказал без запинки. А не сам ли мыловар и поджег? Стоп, стоп. Для чего ему эти пожары? Собственных участков он не имеет, горный инженер Юшкин подтвердил. Интерес темир-хан-шуринского уроженца заключается в паях обществ, в игре на бирже. Асьминкин – столбопромышленник, а этот только пайщик. Ждет дивидендов, ха! Или тут тоже обман? Довгило владеет участками через подставных лиц, поджигает конкурентов, расчищает себе место под майкопским солнцем? Подпольный добытчик, на которого никто и не подумает, ибо он прикидывается обычным пайщиком? Надо еще раз проверить всех арендаторов. Если среди них есть близкие знакомые мыловара, а тем более люди, от него зависимые, то здесь подлог. Довгиле не впервой, он и в Баку этим занимался. Сыщики прибыли в Нефтяную, когда уже стемнело. До хутора Ведмедко оставалось всего четыре версты, но ехать туда сейчас не стоило. Делать облаву на опасного человека без рекогносцировки? Можно и без головы остаться. Что за хутор? Сколько там народу? Где может прятаться «иван»? Есть ли у него сообщники? Пришельцев из города пытался дозвониться до здешнего урядника, но связь не работала. По телеграфу запрос послать он поостерегся. Станица, все друг друга знают. Возможна утечка. В результате сыскные заявились сюда, никого не предупредив. Нужно было сначала отыскать урядника, узнать у него побольше о хуторе, потом выждать полночи, а ближе к рассвету идти на штурм. Так, чтобы успеть к полудню третьего апреля на торжества. Ничего себе задачка… Урядник Гудзь, по счастью, оказался человеком достойным. Он сидел у себя на квартире, не снимая шашки и револьвера, и совсем не удивился приезду начальства. – Хутор Ведмедко? Гадкое место, там краденым торгуют. Я два рапорта писал начальнику отдела. Велено оставить без последствий. – А почему? – нахмурился Лыков. – Не могу знать, ваше высокородие. – Что за человек сам хозяин? – А! Он из артиллерии, четвертым номером служил, при баннике. Оба коллежских асессора не поняли, и статский советник им объяснил: – По старой традиции, четвертым номером в прислуге орудия, с банником, назначают штрафованных солдат. Которые пьянствуют, воруют и так далее.