– И не скажет, – подхватил Пришельцев. – Тертый калач, зачем ему отдавать нам убийцу? В пивной оставили засаду, и в полдень в нее угодил еще один член шайки Вариводы, Осип Вострый. Сыщики давно искали этого человека. Он тоже состоял прежде при Полюндре. Подозревался в убийстве торговца Швангулидзе. Твердый и упрямый, бандит отказался давать показания. Так и так ему грозила виселица, и он не собирался укорачивать себе век. Сыщики вызвали на опознание женщин из семейства Гилей, которые уцелели в той бойне. Старуха до сих пор не оправилась от испуга и никого, по ее словам, не вспомнила. Елизавета, наоборот, попыталась выцарапать убийцам глаза. После ее показаний ничто уже не могло спасти их от бессрочной каторги. А то и от петли. У сыщиков оставалась надежда на более молодого и менее твердого Маштака. Тот сидел в одиночке, его таскали на допросы каждый день и старались запугать. – Я же вижу по тебе, что ты сам не убивал, – пел привычную песню Лыков. – Резали и душили другие, а ты боялся за себя и молча потакал. Ведь так? – Вы, вашебродие, как будто рядом стояли. А сколько дадут за потакание? – Много, если не поможешь следствию. – Э-э… а как помочь-то? – Расскажи про шайку все, что знаешь. А главное – укажи, где искать атамана. – Да я ведать не ведаю, кто там они, нехристи. Сам из мещанского сословия, мухи не обидел. – Мухи? Ты ж рецидивист, давно в гренадерах. – Это по молодости было, вашскородь. Поумнел я, встал на путь честного труда. Ну, хотел встать, да не успел, вы поймали. Алексей Николаевич подошел к арестанту и вперил в него взгляд. Так башколом на бойне глядит на животное, которое собирается заколоть. – Бить дурака жалко кулака. Или не жалко? Сыщик поднял парня за ворот, примерился. – Эта, эта! Что вы делаете? Прокурорский надзор же есть! – завопил тот. – Конечно, есть, – не стал спорить статский советник и врезал. Кольку отлили водой и опять усадили на стул. Мокрый, с всклокоченными волосами, он выглядел жалко. – Я сейчас позову двух городовых и оставлю вас на часок. А потом вернусь и спрошу еще раз. И так пока не заговоришь. Молчишь? Ну, сам напросился. Питерец вызвал двух дюжих служивых и стал их инструктировать: – Берете простыню и смачиваете ее. Потом скатываете в тугой жгут. Когда бьете таким, следов не остается, он ничего не докажет. Ну, ребята! Кто первый добьется сведений, тому от меня рубль. Налетчик продержался четверть часа и стал просить прекратить избиение. Алексей Николаевич вошел чернее тучи: – Думал, тебя изюмом будут кормить за то, что ты девять человек умертвил? Признавайся, тварь, иначе до смерти заколочу. – Я взаправду не убивал, только за руки держал, – плаксиво заголосил Колька. – А кто душил и резал? – Атаман. Ему в удовольствие. – Вострый тоже за руки держал? Или за ноги? – Нет, Оська крепкий до чужих слез, ему ништо. – Говори, что знаешь про банду. Вас восемь вместе с атаманом? – Семеро осталось, – Маштак сломался, и из него посыпались признания. – Был Арсений Фенюк, казак станицы Чепегинской, мастер по замкам. И залез Прокопию Ильичу в ящик, где казна лежит. Хотел свою долю взять… как он потом объяснял. А только Прокопий Ильич не поверил и задушил его у нас на глазах. – Где тело спрятали? – На Дубинке есть свое кладбище, там зарыли. – Место узнаешь? – А то. Я самолично могилу рыл. Страшно… – Что страшно? – Такому человеку перечить, – пояснил Колька. – Назови остальных. Маштак описал своих товарищей. Имен он почти не знал, только клички. Но по приметам сыщики могли теперь опознать некоторых из них. – Где у вас место сбора? – В номерах «Турция». Но их уж там нет. – Кто прячет Шкуропата? – задал главный вопрос питерец. – Есть один, – подтвердил арестант. – Богатый! Свой выезд имеет. Мы с Прокопий Ильичом у него навроде конвойных черкесов. Напугать кого или… – Как зовут богатея? – Не знаю. Атаман его от нас скрывает. Опять сыщик не узнал самого главного. Уже заканчивая допрос, он спросил: – Что такое «кубанский огонь»? – Труба есть железная, и к ней бомбы. Не знаю, как устроено, но из нее они, бомбы те, вылетают. Все могут испепелить, даже то, что не горит. – Откуда взялся огонь у Вариводы? – Рыжий принес. – Он ведь не рыжий по масти, так? – сел напротив арестанта статский советник. – Угу, он билявый. – Как-как? – Белобрысый. Зовут Рыжим, а почему, не знаю. – Продолжай насчет трубы. Маштак задумался: – А что говорить-то? Я ее раз только и видал. Говорили, что Рыжий из нее промыслы спалил. Которые велели, те и спалил. – А кто дал приказ? – не унимался Алексей Николаевич. – Купец, кто же еще. – Для чего? Бандит пожал плечами: – Может, в деньгах отказали? И он решил проучить. Я слыхал, так армяне делают, эти… террористы. Обкладывают своих богачей данью. Для освобождения народа от турецкого ига. Кто отказался, тот враг, его казнят. – А что Варивода хочет спалить чуть не весь Екатеринодар, об этом ты ничего не слышал? – Не… Кто мне скажет? Вострый, тот, может, и знает, а я так… за руки держать. По городу прокатилась серия облав. Сыщики вычислили по приметам, сообщенным Маштаком, некоторых сообщников атамана. Но поиски ничего не дали. Поняв, что двое из его людей попались, Шкуропат исчез. И забрал с собой остаток банды. Через два дня началось… Сперва в станице Андрюковской, на мельнице Моисея Литвинова, были убиты он сам, его жена и дочь. На телах погибших нашли множество колотых ран. Через четыре дня в Вознесенской убили и ограбили семидесятисемилетнюю крестьянскую вдову Степаниду Бурову. А еще через два дня в станице Удобной зарезали содержательницу постоялого двора Акулину Красницкую. На аэроплане, что ли, летал над Кубанской областью Варивода? Лыков пришел к Бабычу и рассказал ему о странной штуке, которая выплевывает зажигательную бомбу на большое расстояние. С ее помощью уже подожгли два нефтепромысла. Вероятно, угроза, нависшая над артиллерийскими складами, исходит от той же трубы. Генерал озадаченно выслушал питерца. – Труба с сошками, к ней железная опора, и швыряет зажигательные гранаты? – Да, так описывают очевидцы. – Что же это такое? – Пока загадка. Начальник области пришел в волнение: