Наконец, снизу глухо послышалось: — Серый! Се-ерый!! Там чурка не кончает ещё?.. — Ему некогда, он пашет как дизель в Заполярье, весь в мыле. А я вот скоро уже… Устроили, чёрт побери, саундтрек к порнофильму! Снизу раздался смешок Толяна и Белкино «Чё, они всё слышали?? Противный!» — Ничё не слышали, успокойся, это он прикалываецца… Серый! Харэ! Пусть прохладной, ну, почти холодной ведро заряжает — и свободен! Спасибо! С меня причитается! Передал только подошедшему с водой Джамшуту команду; велел натаскать ещё сюда горячей — после бани остальным сполоснуться; сказал, чтобы готовился тоже мыться, когда все закончим. В общем, ему тоже обижаться не приходилось, — и помылся; и переоделся в чистое, и хавки ему навалили нормальной и по праздничной норме. Посовещавшись с батей, Толик презентовал Джамшуду бутылку какого-то фирменного портвейна, чего-то там «из Португалии»; и пачку сигарет. Керосиновая лампа у него и так на постоянном пользовании была; Толик лишь ему сообщил, что «Если пожар устроишь — натурально, никто тебя тушить не станет… Замуруем и всё!», пожелал сдохнуть от никотина и напевая «Хэппи нью иар» запер. Наступил вечер. Мама снова заикнулась, что неплохо бы… Вот… Люди буквально голодают… Всё же Новый Год… Мы могли бы… У нас ведь много… И опять батя ответил коротко и резко. Он сказал: — «У нас?» У нас — да, хватает. Не у тебя. У тебя вообще ничего нет, говорил тебе уже. Потому оставь свои благие пожелания при себе! Он грубо сказал, да. Тяжело. Мама вздрогнула, как от удара, и тут же вышла. Но батя как будто мстил за что-то. За прошлое своё унижение. Годами. За конец семьи, как он её понимал. И за нынешнее — мне кажется, он всё никак себе не мог простить, что его тогда, после пропажи Графа, сломали на передачу «пайка» этим… бомжам с ребёнком. У меня сложилось впечатление, что он стыдится своей тогдашней слабости, и потому сейчас старается быть «ну совсем железным»… У нас всё было как в настоящий Новый Год: ёлка, праздничный стол, за который все разоделись «по-праздничному», свечи и шампанское — несколько бутылок, найденных у того же таможенника в запасах; и не баран чихнул — а «Дом Периньон»! Кстати, одну бутылку и пришлось отдать воякам за ёлку — как и ёлка в Новый Год, шампанское было жуткий дефицит и «знак статуса». А «статус» — он и для вояк важен. О! Наверно, в немалой степени ещё Новый Год так остро и ощущался, потому что — никакого «верхнего освещения», — только свечи и кемпинговые фонари; света хватало, но это был такой свет… Как сказать?.. Ну, словом, именно с Новым Годом он хорошо и вязался — и светильники, и, особенно, свечи. И то, что выйди из комнаты с печкой — и уже холод. Приятно. И ощущение полной безопасности: мы в Башне, у стены поодаль стоят автоматы и лежат разгрузки с боекомплектом; все минные заграждения включены в «минный режим», — надёжно! А что может быть лучше для ощущения праздника, как не ощущение надёжности и безопасности? Как мы этого раньше не ценили! Ведь безопасно было! Так здорово! — можно было не устраивать светомаскировку, не ждать пули в окно; а случись что — не нужно крошить нападающих очередями с окна, достаточно позвонить 02, - и пусть милиция разбирается! Не, не ценили мы… Ну, праздник есть праздник. Под это дело мы «переместили» с 12-го этажа за праздничный стол даже нашего наблюдателя, Ольгу Ивановну. Бабулька чувствовала себя немного не в своей тарелке, и всё порывалась вернуться «на пост», но её уговорили — «Оооольга Иванна! Сколько и как ещё впереди «новых годов»?.. Хотя бы таких? Так давайте ценить… Почтите присутствием, не побрезгуйте!..» — хохмил батя, и сейчас и она, в своём стареньком, но, видимо, парадном платье сидела за столом, гладя сухонькой дрожащей рукой лежащую на коленях свою белую кошку, Пушинку. Эх, Граф, Граф… И Дед Мороз со Снегурочкой: батя с Белкой. Я ж говорил — батя консервативный, и здорово «домашний», для него всегда понятие «дом, семья» превыше всего, потому-то он так тяжело и переживал развод с мамой и, как он понимал, крушение семьи, дома. А теперь… Теперь он как-то почувствовал вновь себя «в своей тарелке», — он был окружён людьми, которые его ценили, которые ему всецело доверяли, и, наверно это было немаловажно, и от него, от правильности его решений, зависели. Несмотря на то, что, судя по всему, с мамой у них было «всё, приехали», он вновь почувствовал за это богатое событиями время почву под ногами. Вот и в Новый Год он решил — чтобы Новый Год был «как полагается», — и с Дедом Морозом… Когда все сидели за столом, маленький мой крысёнок шарахался у меня по рукаву ожидая чем я его угощу, мама с Людой делали последние приготовления к праздничному столу, Миша и Оля всё «парили» над своей Валечкой, которой по случаю праздника навязали на голову огромный белый бант и она сидела вся такая нарядная, но от испуга сама не своя; батя с Белкой ушли, сказав, что «сейчас будет явление Деда Мороза со Снегурочкой!», а также «вручение подарков детишкам». Толик запротестовал, сказав, что «Тут все взрослые люди… ну, почти! А взрослые люди на Новый Год, в отличии от детишек, заказывают Снегурочку без Деда Мороза, и обязательно в стрингах!» Белка показала ему язык, батя погрозил пальцем, уже входя в образ Деда Мороза, и они смылись. Толик тут же начал деланно беспокоиться «Чё-то он долго там с моей Снегуркой пропадает, знаю я этих Дедов Морозов, разведённых…», поглядывая на маму. Я показал ему кулак, и он заткнулся. Сегодня от генератора пытались включать телевизор, — но где там, совсем сдохла трансляция. Нет, что-то там двигалось за сплошной рябью, но «телепередачей» это назвать было нельзя. Володя включил транзистор, и мы прослушали обращение генерала Родионова, нынешнего главы Администрации. — Надо же, живой ещё, а вроде должность не располагает… — покрутил головой Толик, на него зашикали. Ну что там он сказал? Про трудный год, что мы его «героически преодолели», что следующий год будет лучше… Не дослушали: — Не надо, не надо, я прошу вас — не надо!.. — вдруг подал голос обычно молчащий Крот, сидевший в уголке, и, с исказившимся лицом замахал руками на транзистор. Володя выключил, нам всем стало неловко — мы вспомнили, что у Гены… да уж, ещё тот год у него был, — и он во всём почему-то считал виноватыми вояк, чисто потому что они не пускали его к уже заболевшим жене, матери и детям… Неловкое молчание разрядили батя с Белкой. Они вломились под бой курантов, запись к которым также была у бати на нетбуке, и под отдалённую стрельбу из чего придётся, — гопота тоже празднует. — Ля-ля… — Ско-о-о-оро будет ёлка!!.. — немузыкально заорал Толик, и было ломанулся обнимать Белку-Снегурочку, которая, коза, постаралась как всегда выглядеть «секси»: голубенькая мини-юбочка над ногами в чёрных колготах и коротких кожаных сапожках, короткий голубой же пуховичёк-безрукавка, и бог знает где нарытая голубая вязаная, довольно кстати драная, шапочка. — Толян! Сел на место, бля!.. То есть, прошу прощения… — гаркнул на него, а потом смешался Дед Мороз, — Вот за это тебе подарок будет последним! В натуре Дед Мороз: ярко-красный банный халат где-то нашли, трещавший, правда, в плечах; красно-белый «фирменный» колпак с помпоном, благо этого добра нам попадалось достаточно, борода из белого шарфа с рехмотами, висюльками; посох из ручки от швабры, перевитый всякой блескучей фигнёй. — Здравствуй, Дедушка Мороз! — опять вылез Толян, у которого после «душа с Белкой» было на редкость хорошее настроение: — Борода из ваты! Ты подарочки принёс? … (и дальше непечатно). — Толян! Сел на место! Ребёнка пугаешь! Да не Сергея, ёпт, Валечку! Подарки-подарки-подарки! Кому что. Кому от кого — но всё из мешка Деда Мороза. В прежние года… Честно говоря, я подарки-то получать любил, но вот сам делать… Ну… Как-то всё было не до того… Да что говорить! Не думал я о том, чтобы что-то подарить бате с мамой! Не думал! Эгоист был, что там! А тут как-то… Сплочение какое-то пошло. Ну, мамы это, понятно, не касалось… Но подумать жутко было, не будь сейчас с нами бати или Толяна! Я иной раз вспоминал невольно себя там, на козырьке подъезда, когда гоблины внизу рвали Устоса, а я собирался на них прыгнуть, с той шипастой устосовой дубиной, — мороз по коже, чёрт побери! Если бы не батя с Толиком! Сейчас бы… Сейчас бы я этих гоблинов положил бы с козырька одной длинной очередью, и рука бы не дрогнула, благо с патронами у нас нормально, — разбогатели; и пострелушки — с места, одиночным, короткими, с упора и в движении, — мы устраивали. Так что стал я как-то ценить родственные связи; людей, на которых можно положиться, нашу «стаю»; и в подготовке подарков тоже принимал на этот раз живейшее участие. Насовали бате в мешок, кто-что. Для бати кое-что для самого было в удивление: доставал из мешка, вопросительно обводил взглядом присутствующих… Ага! Иди сюда — читай стишок! При этом из-под красного мохнатого халата, подпоясанного белым шарфом, выпирала явно рукоятка люгера — вот такие вот пошли сейчас современные Деды Морозы… Васильченкам — персональный мультитопливный примус, готовить себе чай без печки. Ольге Ивановне — целую кипу тёплого шмотья, включая и что надевать, и чем укрываться; благо бабулька, как и обещала, устроилась на зимнее житьё на своей утеплённой кухне, которая отапливалась только от газового баллона. А сама старухенция вдруг тоже отдарилась, — презентовала нам аж три небольших, но вполне зрелых лимона. Оказывается, они у неё на подоконнике в горшке выросли. Или в горшках, чёрт его знает, как лимоны растут, не корнеплод, небось. Бабулька, значит, батю растрогала; он сказал, что под это дело будем пить чай с лимоном, но один он того… Себе оставит — под коньячок. Маме подарили целый пакет фирменной косметики, от Шанель, от Гарнье, от Лореаль, от… Много, словом. Дааа… Такой бы ей подарок, да год назад! А сейчас? «Приоритеты сменились», как говорится. Но не ствол же ей дарить, в самом деле. Можно было бы что-то из одежды, из толковой одежды, что называется; из удобного и практичного. У неё как-то так неожиданно получилось, что одежды-то много… даже очень. А толком одеть нечего. Всё какое-то… Ну, не для жизни — для «презентации», что ли. «На выход». Я помню их с батей разговоры-разборки ещё «тех времён», когда она его грузила, что он «Одевается как старик или как вышедший в запас и дотаскивающий армейское барахло дембель!» (батя у неё, мой дед, был военный — наверно, с тех пор она и недолюбливает военные шмотки). А батя отвечал, что «Я ношу то, что удобно, практично и нравится; а когда мне надо выглядеть как банкир или свежий покойник, — вон у меня вязанка галстуков, кипа сорочек и три костюма; но носить это постоянно — слуга покорный!» Она: «Есть масса красивой и модной одежды помимо костюмов!» — а он: «Твоя «красивая и модная» смотрится только на пидоргах на показах в телевизоре!» — ну и дальше обычно пошло-поехало… Каждый, как водится, остался при своём; тогда-то. А сейчас, реально, она постоянно зябла и носила почти одно и то же: спортивный костюм, то с одной вязаной кофтой, то с другим вязаным платьем или этим… как его?.. Жакетом. Мама вообще не любила слово «кофта», оно у неё ассоциировалось с чем-то «бубушкинским»; но чем вязаный жакет или джемпер отличается от кофты я, честно говоря, так и не понял; да и не стремился. То есть можно было бы шмоток надарить — но дело в том, что они и так в наших маркетах были навалены (а потом Володей и Людой аккуратно разобраны и развешены) более чем достаточно («И обувь, обувь! Мужики, берём обувь в первую очередь! Безо всего можно прожить — без белья, одежду можно перешивать или кроить из подручного материала — но без хорошей обуви по ноге совсем кисло! Качественную и крепкую обувь — в первую очередь!» — так настропалял нас батя при вылазках в места, где водились шмотки). Но мама принципиально (как она говорила) не надевала ничего из «нами наворованного»… Ну… Что тут сделаешь. Хотя еду-то, нами «наворованную» она вполне кушала. Честно говоря, меня рубила такая непоследовательность, когда я стал обращать на это внимание; я даже с мамой пытался на эту тему разговаривать — но безрезультатно. Она почему-то в этом ничего непоследовательного не видела… Батя же, когда я как-то заговорил с ним на эту тему, только махнул рукой и ответил «Вот, запоминай, это есть знаменитая «Женская Логика!», — и всё. Словом, подарили ей целую кучу дорогущей (по прежним временам) косметики, вот косметику-то мы как раз «купили», вернее — сменяли на что-то накануне; но, конечно, у такого же «шоппера» как и мы, но купили! — но она что-то без энтузиазма… Ладно, что там. Гене-Кроту презентовали хорошую крепкую одежду. Мощные рабочие ботинки с армированными носами. Бушлат, чёрный, рабочий — он ведь постоянно пасся в подвале, а там хоть и не улица, но и не кухня по климату. А главное — посовещавшись с Толиком, ему подарили устосов клевец — вещь в Башне, можно сказать, уже легендарная. Но мародёрка, считай, уже закончилась, как и «фортификация» в Башне, — Толян здорово наловчился острым клювом клевца с одного удара сносить висячие замки, и с встроенными разбираться также много времени не занимало. Но маму аж передёргивало, когда она случайно где видела этот инструмент-оружие, она всё не могла забыть то побоище, когда погиб Устос; с чего всё и покатилось, как она считала. Ну, тут она не права — «покатилось» всё значительно раньше; но женщинам ведь подавай «символ», — вот то побоище, и как его символ — клевец, на котором ей так отчётливо запомнились налипшие кровь, волосы и мозг, и стал для неё, что называется в психологии, «якорем», на котором она зациклилась. Толик им много голов тогда разнёс, да и Устос, надо сказать, постарался. Но последнее время клевец стоял без дела, а Крот на него конкретно глаз положил — удобный, говорит, ручку только укоротить, — и удобней кирки в норах-то. Ну и батя решил ему презентовать, — это, говорит, даже символично: железку выковал лет сто или больше назад какой-то кузнец, и была она честным-мирным пожарным топором. А потом времена, вишь, сменились — и стала железка оружием. И много крови пролила. Ну и сейчас, — пусть, говорит, снова станет честным рабочим инструментом, и, типа, «земля кровь смоет» — иногда батю тянет на эпические высказывания. Ну, думаю, Устос бы одобрил. Отдали, короче, Гене этот артефакт. Мне… Ну а что мне? Батя говорит, «тебе, Крысу Серому Первому, Властителю Башни, Грозе Пеонов, и так нечего больше желать: одеваешься в меха заморские, — сиречь в штаны «Блэкхоук», да ботинки «Lowa», да курточку-подстёжку от «Агрессор», а футболки хоть каждый день меняй!.. Спишь в отдельной квартире, в постели под балдахином (это про палатку, ага!) Часы — «Омега», как у заправского буржуя… Оружия у тебя завались… («Оружия много не бывает, не гоните!» — поправил я их.) И даже собственным пажом — придворным мародёром обзавёлся! — и ржут с Толиком, показывая пальцами на стол. А там мой Крыс Малой, пользуясь тем, что на него никто внимание не обращает, по рукаву моей куртки спустился на стол, подобрался к вазочке с печеньем, ухватил кусочек печенюшки и теперь пытается её утащить. Но сам-то маленький, а печенюшка большая. Но — наш парень! Ухватил её зубами покрепче, задрал башку с зажатой в зубах печенькой повыше, чтоб не уронить; для противовеса задрал также свой розовый голый хвост, — и неловкими скачками, скачками… ко мне. Хохотали все; и Белка, что до этого говорила, что «какая гадость, как ты его в руки-то берёшь, ты посмотри, какой хвост розовый, голый, мерзкий!..Бр-р-р!» Ладно, говорю, не всем же хвосты пушистые, а у Крыса очень даже симпатичный хвостик… Смеялась Валечка — показывая пальчиком «Клыска!» Улыбнулся даже Крот. Старая перышница Ольга Ивановна только влезла: «Не дело, чтобы по столу крысы шастали, ничего в этом нет хорошего!» — а её Пушинка, высунув белую башку с зелёными глазищами над столом, стала следить за Малым Крысом с явным гастрономическим интересом. — Ну всё, — сказал батя, — В нашем коллективе прибыло! Не-не, отдай ему печеньку, она честно зашопплена, пусть точит; посади его только в клетку, пока его самого не сожрал вон тот страшный зверь; да и правда — нечего ему по столу шарахаться. Подарили мне запасную обойму к ТТ. Белка презентовала новую разгрузку с встроенной кобурой под ТТ-шник, — вон она что строчила на машинке, пока мы фортификацией занимались. Батя нож подарил — американский Бак Найтхоук, надо же, где-то сменял. — Нормально? — спрашивает, — Не хуже чем айпад ты хотел в прошлом-то году, а?.. Издевается… Батя-то в ножах сечёт. У него самого их штук двадцать. Мама раньше постоянно скрипела на этот счёт, а он огрызался: «Могу я иметь безобидное хобби?? А если бы я увлекался подлёдной рыбалкой и все выходные зимой с ящиком принадлежностей сайгачил бы морозить простатит на озёра — лучше бы было?? Думаешь — дешевле??» Мама: «Не вижу связи!» Батя: «А её и нету!.. А вот если бы я был маньяк по «модной современной одежде» — это семье подороже бы встало! И вообще — это хобби!..» — ну и так далее… Как-то говорили с ним. Я — ну, нож и нож, чё такого-то? Заточенная полоска металла. Что из этого этот… фетишь-то делать? А батя говорит — «это ты ещё фетишистов-маньяков не видел, чокнутых на ножах. Им и определение есть: «найфоманы», от английского «knife» — нож. Есть чокнутые, у которых ножей сотни, которые их целенаправленно собирают — а я что… Я так — небольшая утилитарная коллекция «под случай». По сути — ни одного толкового дорогого ножа — одни реплики. Но и то…» «Back» у него точно не было, я б знал. Сменял где-то. Или отобрал… Как это сейчас делается, — и очень даже просто. Ствол — он всё же более веский аргумент, ага.