Из-под другого тулупа высунулся острый носик, блеснул насмешливый черный глаз. – Зря ты в вечернем платье не пошла. И в обморок некрасиво хлопнулась. Прямо как квашня. Совсем за собой следить перестала. Не плачь, отмоются твои волосы. – А правда, здорово получилось?! – радостно спросило рыжее дитя, стучащее зубами под кучей каких-то одежек. – Только холодно очень. – Сейчас, сейчас, горяченького, – засуетился Кривой Алек. Та-ак-с. Если верить своим глазам, а им Лютин привык верить, перед ним не два, а шесть настоящих крайнов. Сила, с которой следует считаться. Насчет крыльев Гронский тоже молол чепуху. Не пешком же они двадцать верст бежали. Только вот зачем прихватили с собой женщин и детей? Втроем боялись не справиться? Резонно. Стало быть, их всего шестеро. И все они сейчас у него в руках. Все крайны Пригорья. Измученные, ослабевшие, замерзшие. Хм… Младший княжич был бы доволен. А Филипп Вепрь наш могучий? Что нужнее ему? Пригорье за пазухой или союз с крайнами? Воевать-то они за него не будут. Не любят они это дело. Ни людей, ни лошадей ни за что не дадут. Из кухни, волоча жбан с горячим грушевым взваром, протиснулся пыхтящий трактирщик. Рука Лютина сама потянулась за пазуху, губы сами выговорили: «Позволь подсоблю», и содержимое одной из припасенных скляниц легко смешалось с питьем. Из-под перин и тулупов у огня, кроме рыжей, теперь торчали еще две головы: лохматая белая и косматая русая. – Ага, щас погреемся, – хищно обрадовался лохматый. – Хм. Я бы в этом доме ничего пить не стал, – высказался косматый. Трактирщик всплеснул руками, залопотал что-то, оправдываясь, заорал на старуху, чтоб скорей несла кружки. Лютин тихо отступил в свой угол. И тут удача. Пиво он им, что ли, несвежее подсунул, или похуже чего? Так кого теперь заподозрят? Не Лютина, это уж точно. Прибежала бабка с ковшом и кружками. Лютин прикрыл глаза. Смотреть на такое он не любил. Столько лет в службе, а к виду смерти привыкнуть не мог. – Стой! Вот баба безумная, – заорали на улице. В дверях возникла сырая спина стрелицкого старосты. – Ну куда ты лезешь, куда? – бубнил он, стараясь не слишком орать. – Видишь, господа крайны утомились. Не лезь ты сюда, не смущай их своим видом. – Пусти! – страшно вскрикнули в сенях. Старосту отнесло в сторону, и в горницу ворвалась простоволосая женщина в распахнутом полушубке, наброшенном прямо на грязную нижнюю рубаху. Ребенок у нее на руках не двигался, жалко повисла головка с колтуном серых волос, ноги болтались как тряпочки. Староста ухватил ее за рукав, пытаясь выдворить отсюда и избавить господ крайнов от непотребного зрелища. Но рядом вдруг оказался господин Лунь, решительно отстранил старосту, принял ребенка на руки. Варка оставил обе полные кружки, свою и Жданкину, кинулся к ним. – Забыли ее… – тихо, совершенно спокойно сказала женщина, – после спохватились, когда сени уже занялись. А она, дурочка, нет чтоб в окно… в подпол забилась. Спасибо, Тришка вытащил. Одна она у меня… – и, мягко опустившись на колени, уткнулась лбом в пол, заскулила тихо, как побитая собака. – Сумку я свою где-то бросил, – задумчиво сказал Варка. – Я помню. Сейчас принесу. – Фамка выскользнула из-под тулупа и исчезла за дверью, в которую, пользуясь растерянностью старосты, потихоньку проникали другие пострадавшие. * * * Крайн уложил девочку прямо на пол, попытался нащупать живчик на шее, начал было вдыхать воздух в жалкое тельце, но вдруг остановился, поднял глаза на Варку. – Что? – Поздно. Варка поперхнулся. – Как… Разве мы не… – Иди, займись теми, кому можно помочь. – Сделайте же что-нибудь! – возмутилась Жданка. – Мы не всесильны, ты знаешь. И жизнь устроена не так, как нам хочется. – Скажите еще, надо уметь отпускать! Лесом ее и болотом, эту вашу филовосию! – Философию. Будь добра, посиди с матерью. Варка послушно занялся обожженными, покалеченными, надышавшимися дымом, стараясь не смотреть, как в свете очага Жданка обнимает окаменевшую мать, гладит по голове мертвого ребенка. Фамка принесла заледеневшую сумку с лекарствами. К счастью, мази от ожогов на ягодах шиповника, паренных в конопляном масле, в расписной фарфоровой банке с притертой крышкой ничего не сделалось. Пострадавших оказалось что-то много. Их клали на лавки, на широкие трактирные столы, прямо на пол. Рук не хватало, хорошо, курицы принялись помогать в меру своего умения. Впрочем, обрабатывать ожоги – дело нехитрое, требуется лишь легкая рука. Крайн возился с несчастным, схлопотавшим балкой по черепу. Варке достался трудный перелом. Ногу плотной пожилой тетки пришлось собирать по косточкам. Тетка, ясное дело, орала дурным голосом, но унять боль как следует у Варки не было сил. Казалось, за стенами трактира давно уже наступило утро. Или никогда не наступит. Долгая зимняя ночь без рассвета. Пить хотелось невыносимо. Улучив минутку, он все-таки дотянулся до кружки. За спиной закашлялись, дико, со стоном вдыхая воздух, сквозь кашель прорвался отчаянный детский плач. Варка выронил кружку и метнулся к Жданке, на руках у которой кашляла, задыхалась синюшно-бледная, но живая девочка. Но крайн, конечно, опередил его, оттолкнул Жданку, отодвинул в сторону мать. Через полчаса девочка уже не задыхалась, глядела осмысленно. – Ой, я тебя знаю, – прошептала она, увидев Варку, – ты мне грошик дал. Варка не понял, но кивнул. Сейчас он был готов отдать ей все сокровища крайнов. – Ты грязный, – сообщила девчонка. Подумала и добавила: – Но все равно красивый. – Ладно, я умоюсь, – пообещал Варка, – только ты больше не помирай. Крайн положил ребенка на колени матери, ухватил рыжую за косицу. – Она не дышала. И сердце встало, это точно. Или я ошибся? – Ошиблись-ошиблись, – мелко закивала Жданка. – Нет. Это сделала ты. Как ты это сделала? – Да не делала я ничего. Это не я. Я только не хотела, чтоб она умерла. Это нечестно. Неправильно. Она маленькая, ее Стехой зовут… и мать жалко. Вот я и просила, чтоб она, чтобы… – Откуда ты знаешь, что правильно, а что нет? – сурово спросил крайн. – А вы не знаете? – удивилась Жданка. – Раньше знал. Но потом мне объяснили, что все не так просто. И не тебе решать… Под этот философский спор Варка обнаружил, что пациентов стало куда меньше. Покалеченных и обожженных помаленьку разбирали по домам. Поесть бы чего или попить наконец горяченького. Но тут его снова тронули за рукав. – Светлый господин крайн, у нас тут еще один хворый имеется. Хотел к вам пробираться, да, боюсь, не дойдет. Лютина вытащили на свет, к очагу. Чумазый красавчик ухватил его за руку, заглянул в глаза, начал расспрашивать. Пришлось рассказывать про тяжесть в боку, изжогу и прочее. Оставалось только надеяться, что вранье сойдет благополучно. В конце концов его уложили на лавку, велели задрать рубаху и долго ощупывали впалый живот жесткими холодными пальцами. – Эй, ты решил остаться? В Стрелицы переезжаешь, поближе к людям? Высокий крайн подошел неслышно, навис над беспомощно распростертым Лютином. – Гляньте сами, а? Тут что-то не то… так я вообще ничего не вижу. Но если смотреть, как вы учили… Это как дыра в никуда, даже хуже. Лютина, глядевшего на них снизу вверх, внезапно скрутила жестокая зависть. Этот снисходительно-ласковый жест, которым старший на миг сжал плечо младшего. Это зеркальное сходство. Никаких сомнений, отец и сын. А ведь и у него сейчас мог бы быть сын. Такой же красивый, сильный, уверенный, но все же нуждающийся в отцовской руке. Сын, который продолжит твои земные дела и превзойдет тебя. Сын… Да, как же… Лютин с трудом сохранил скорбное выражение лица, старательно удерживаясь от усмешки. Продолжат они, держи карман шире. Вон у Вепря целых три сына, и что с того? Двое старших спят и видят, как бы сесть на отцовское место, а младшего лучше бы и вовсе не было. Тем временем старший крайн закончил водить руками над его животом и теперь смотрел на него тяжелым, сосредоточенным взглядом. Этакого не обманешь. Влет раскусил. Теперь начнется. – Ты не падал недавно, правым боком не ударялся? – Падал, – словоохотливо отозвался Лютин, – так треснулся – думал, костей не соберу. Два года назад он и вправду свалился с лошади, когда неугомонному Адальберту пришло в голову устроить учения с конной атакой. – Тревоги, заботы какие были? – Были, ох были, – поддакнул Лютин. Кажется, разоблачение откладывалось. – Ах да, ты же из Поречья. Глупый вопрос. Крайн совсем заскучал, отвел взор от Лютина, поглядел в окно на тусклые отблески дотлевающего пожара. – Вот что, тебе надо найти какое-нибудь теплое место и жить там тише воды ниже травы. По дорогам не шататься, ничем себя не тревожить. Хочешь, пойди в Дымницы, найди там старосту, Валха, он тебя куда-нибудь пристроит. А еще, я слыхал, в Трубеже сторожа в ратушу ищут. Устроишься – дай знать, пришлем тебе лекарство. А это от болей, ежели начнутся… Ивар, отдай ему… Все, что осталось. – Скоро вы там? – капризно протянула Ланка. – Я спать хочу.