– Все равно, – печально сказала Ланка, поглаживая длинный ворс мягчайшего покрывала, – нельзя нам тут жить. Тут все во-он какое, а мы, – она покосилась на свою чумазую исцарапанную руку на белоснежной шерсти, – мы же грязные. – Грязь – вторая кожа, – поведала Жданка очередную трущобную мудрость, – с грязью теплее. Но крайн мудрость не оценил. Выяснилось, что пачкать фамильное имущество он не позволит, поэтому мыться нужно, а мерзкие тряпки, которые на них надеты, следует немедленно сжечь и начать со Жданкиных, как наиболее отвратительных. Жданка подобрала свои драгоценные юбки и бочком-бочком двинулась в сторону, соображая, куда бы спрятаться. – Сжечь – дело нехитрое, – возразила Фамка, – а ходить будем в чем мать родила? Тут Варка с удовольствием заметил, что господин Лунь озадаченно скребет обросший светлой бородкой подбородок. Видимо, возвышенному уму крайна подобные земные затруднения были глубоко чужды. Так они оказались в гардеробной. Тут-то и началось настоящее светопреставление. Там были платья. Сотни платьев, подвешенных на распялочках и закрепленных на манекенах, укутанных кисеей, бережно уложенных в длинные сундуки. Варка с Илкой с первого взгляда поняли – это носить нельзя. Золотая сетка, тончайшие кружева, вышивки шелком, вышивки серебром и золотом, жемчуга у ворота, бирюза на корсаже, многослойные юбки, длинные шлейфы, рукава с какими-то хвостами, высокие воротники. В этом можно сидеть на троне, в крайнем случае – танцевать на придворном балу. Такие низменные занятия, как мытье посуды, в присутствии этих платьев не следовало даже упоминать. Прекрасная Илана замерла точно пораженная громом. Варка испугался, что ее немедленно хватит удар. Но она только тихо застонала и как зачарованная двинулась к сверкающим тряпкам. – Можно мы посмотрим, – пискнула Жданка, – ведь можно, да? – Делайте, что хотите, – милостиво разрешил крайн, – все равно это никому не нужно. – Нам тоже не нужно, – сказала Фамка, – попроще тут ничего нету? – Я поищу… Фамка отрешенно кивнула. Чувствовалось, что ее несокрушимое благоразумие тоже дало трещину. Крайн поглядел на нее, хмыкнул и отправился куда-то в глубину обширного зала, заставленного высокими сундуками, завешенного колышущимися одеждами, заплетенного тонкой, как паутина, кисеей и прозрачной, как кисея, паутиной. Все это озарялось бледными косыми лучами, проникавшими сквозь невидимые снизу окна. – Хлам, – бормотал он, – хлам, хлам и хлам… барахло… бесполезные старые тряпки. – Довольно дорогое барахло, – заметил Илка, медленно пробираясь к источнику ворчания, – страшно подумать, сколько все это стоит. Господин Лунь копался в одном из сундуков. – Ничего это не стоит, – угрюмо пробурчал он, – это нельзя продать. – А-а, – догадался Варка, – фамильные ценности… Честь рода и всякое такое… – При чем тут честь, – глухо прозвучало из недр сундука, – сейчас в этой стране даже у короля не хватит денег, чтобы купить такое платье. Так, вот это сойдет… Не шелковые, и на том спасибо. Из сундука были извлечены две любовно сложенные льняные рубашки. Пахли они чуть-чуть затхлым сундучным духом, а еще лавандой и розмарином. Кроме рубашек, каждый получил пару мужских чулок из тончайшей шерсти. – Белые же, – ужаснулся Варка, – как же мы в них… – Изящно и с достоинством, – посоветовал крайн, – как и надлежит на больших королевских приемах. – А вы бывали на приемах? – поразился Илка. Сам он единственный раз вместе с отцом удостоился приглашения от наместника, и в той, прошлой жизни невероятно гордился этим. – Всенепременно, – фыркнул крайн. * * * С прочей одеждой вышла заминка. Крайн долго созерцал содержимое сундука, заглянул в два соседних и, безнадежно махнув рукой, отправил парней мыться, приказав на прощание постирать старые штаны. При этом в его голосе не было обычной уверенности. Варка тоже сомневался в своей способности что-либо стирать. Кроме того, в последнее время отдельные части его штанов, казалось, держались вместе только благодаря застарелой грязи. Но вопреки всему старые лицейские панталоны уцелели и теперь сохли поодаль на горячих камнях. Переодеть самого крайна, судя по воплям, доносившимся из гардеробной, оказалось гораздо труднее. – Ты серьезно думаешь, что я буду это носить? – А что такое? – колокольчиком разливалась Ланка. – Немножко старомодно, конечно, а так вполне ничего. Складочки такие миленькие… – Складочки! Он же сиреневый! – Лиловый с искрой. – Сиреневый. С розовым отливом. – Но он же ваш! Раньше вы же его носили! – Носил. Позорное свидетельство того, каким идиотом я был в семнадцать лет. Но с тех пор, смею надеяться… – Тогда вот этот, черный, бархатный… – Какой-какой? Вот этот? С кру-жав-чи-ка-ми? – Это не кружавчики. Это, между прочим, драгоценные миойские кружева. Кроме того, знающие люди говорят, что широкие рюши ниже колен к весне снова войдут в моду. – В этих краях к весне в моду войдут сосновые гробы. У меня же был приличный костюм. Что вы с ним сделали, а? – Чего? Приличный?! – Ланка вспомнила серое потертое безобразие, задохнулась от возмущения и дала возможность вмешаться голосу разума, то есть Фамке. – Эти… хм… рюши можно отпороть. И воротник тоже, если хотите. Получится простой черный костюм. – Ага, – обрела дар речи Ланка, – простой-простой. Если не считать, что этому бархату цена семь золотых за локоть. Слушая все это, Варка порядком утомился и нырнул с головой, оставив на поверхности только кончик носа. Горячая вода приятно перебирала непривычно короткие волосы. Все-таки господин Лунь управляется с кинжалом исключительно ловко. Изящный разворот, два-три движения, и все. Курицы без кос, Варка с Илкой без хвостов. Только холодный ветер прошел по затылку. Ланка даже завизжать не успела. – Вши, – кратко объяснил он причину столь суровых мер. Виноват оказался, конечно, Варка, который якобы подцепил эту гадость, слоняясь по деревням. – Подумаешь, вши, – ухмыльнулась Жданка, – чего такого-то? От этого не помирают. Вот у нас под мостом… – Так это ты своими поделилась, – догадался крайн. После этих опрометчивых слов Ланка завопила и бешеной кошкой вцепилась в Жданку. Но Варка к такому давно привык, разнимать девчонок умел мастерски. Хладнокровно выдрал рыжую из рук вопящей красотки, так что обе отделались только несколькими царапинами. Внезапно неспешное течение Варкиных мыслей было прервано мощным хрюканьем и плеском, будто рядом решил утопиться небольшой дракон. Варка торопливо вынырнул. Оказалось, что Илка, отмокавший в соседнем ручье, сомлел после ночных приключений, заснул в теплой водичке и мирно погрузился на дно. Варка его выдернул на поверхность, кое-как вытер и оглянуться не успел, как неблагодарный Илка стащил рубаху с цветочками. Очевидно, оборки его тоже не привлекали. Илка натягивал сыроватые штаны, косился на Варку и вздыхал. В дурацкой, почти женской рубахе, со слипшимися от воды, кое-как обрезанными волосами, тощий как смерть, красавчик все равно был похож на принца, после долгих странствий вернувшегося в родимый замок. Сам же Илка, побитый, мокрый и остриженный, смахивал на подержанное огородное пугало. * * * Парни смирно пристроились у камина, досушивали штаны, с опаской косились на крайна. Кто знает, что еще придет ему в голову. Но господин Лунь был настроен благодушно. Сидел, обхватив руками острое, обтянутое черным бархатом колено, глядел на огонь. Свежая рубашка лежала мягкими складками, наброшенный на плечи камзол скрывал горб. Волосы, которые Варка привык видеть слипшимися в серые сосульки, теперь окружали изможденное лицо прямыми серебристыми струями. «А ведь он не седой, – вдруг сообразил Варка, – просто очень светлый. Кудри цвета лунного льда. Прямо как в стихах. С ума сойти». Из глубины замка, беспрепятственно проникнув сквозь десятки путаных коридоров, донесся жуткий пронзительный вопль. Варка подскочил было, но тут же, опомнившись, плюхнулся на свое место. – Что это? – поинтересовался крайн. – Жданку моют. – Она, может, с рождения не мылась, – подтвердил Илка, – у них на Болоте это не принято. Вопли перешли в хриплый кошачий вой. Должно быть, все это сильно отвлекало крайна от размышлений о несовершенстве мира. – Невыносимо. Что они с ней делают? – Не знаю, не знаю, – задумчиво протянул Варка, – Фамочка у нас девушка с характером и дерется будь здоров, даром что тихая. – Навязались на мою голову… Вот уж не думал, что на старости лет придется возиться с младенцами. – Ну, вы же учитель, – льстиво сказал Илка, – у вас, наверное, огромный опыт. – Какой там опыт… Я учителем был меньше двух месяцев, и все в этом проклятом Липовце. Варка разинул рот, но так ничего и не сказал.