– Ты плачешь, – говорит Майкл. – С тобой все в порядке? – Не думаю, что в данных обстоятельствах уместно слово «порядок». Я просто должна идти дальше, не останавливаясь. Он убирает руку и возвращается к управлению самолетом. Я уже жду, что сейчас телефон переключится на голосовую почту, но тут мать откликается таким сонным голосом, что я понимаю: успокоительное. – Доктор Уэллс? – говорит она. – Нет, это Кэт. – Кэт? – Небольшая пауза. – Не понимаю. Ты в доме доктора Уэллса? – Нет. Мама, послушай, я знаю, что случилось с Энн. – В общем, я рассчитывала, что ты узнаешь об этом рано или поздно. – Как у тебя дела? – Нормально, я полагаю. С учетом обстоятельств. Я на работе и очень занята. И это хорошо, наверное. На работе? Судя по голосу, я бы сказала, что она только что очнулась после наркоза. – Я всегда знала, что такое может случиться с Энн, – продолжает мать. – Один из ее врачей даже предупредил меня, чтобы я была готова к этому. Он сказал, что если когда-нибудь это случится, то я должна помнить, что ничего не могла сделать, чтобы помешать этому. – И ты действительно так себя чувствуешь? Она тяжело вздыхает, и до меня долетает приглушенная мелодия «Мьюзека», которую она крутит у себя в центре. – Не знаю. Послушай, я уже говорила тебе, что сегодня очень занята. Мне нужно съездить в Данлит, чтобы показать заказчику новые образцы драпировки и занавесей. – Мам, мне нужно поговорить с тобой. Ты будешь дома сегодня после обеда? – Это зависит от того, сколько времени займет встреча. – Пожалуйста, постарайся быть дома. Сегодня не тот день, когда нужно думать о работе. – Жизнь продолжается, Кэт. Я надеялась, что ты понимаешь это лучше других. – Как идет подготовка к похоронам? – Твой дедушка взял на себя все хлопоты. Разумеется. Моим дочерям всегда только самое лучшее… – Я не против поговорить с тобой, – говорит мать, – но не желаю, чтобы ты указывала, что я должна чувствовать. С собственными чувствами я справляюсь по-своему. Ты знаешь это. – Или не справляешься. Ледяное молчание. – Может быть, у меня душа и не нараспашку, как у некоторых, но пока что я еще живу. И живу неплохо. – В самом деле, мама? Неужели все эти годы жизнь у тебя была так уж хороша? – Мне кажется, я неплохо справилась, учитывая трудности и препятствия, которые судьба поставила на моем пути. Господи Боже… – Как восприняла новость Пирли? – Не знаю. Она отправилась на остров. Бросила меня одну, не сказав ни слова. Это меня удивляет, чтобы не сказать большего. – На остров? Пирли ненавидит остров. – Вот-вот, но как раз туда она и отправилась прямо после того, как услышала новости об Энн. Мне пора идти, Кэт. Если мы с тобой сегодня не увидимся, постарайся приехать на похороны. Энн хотела бы, чтобы ты присутствовала. Неужели я могу пропустить похороны собственной тети? – Мама, как получилось, что я ездила на острове в оранжевом пикапе с дедушкой? – Что ты имеешь в виду? – Мне постоянно снится сон, что я еду с ним в этом старом грузовичке. И всегда идет дождь. – А-а, – говорит она, и в голосе ее неожиданно появляются музыкальные нотки. – Мой папа всегда нервничал, когда шел дождь, потому что нельзя было работать. А ты была единственной, кто мог его успокоить. Он ездил по острову, показывал тебе птиц, коров и оленей, а когда возвращался, то обретал вполне терпимое расположение духа, чтобы с ним можно было жить дальше. Я думаю, что только дети способны удержать мужчин от проявления их звериной натуры. Я всего лишь… – Мам, – перебиваю я, прерывая этот кажущийся бесконечным поток слов. – Постарайся приехать домой сегодня после обеда, хорошо? – Пока, дорогая. Я нажимаю кнопку «отбой» и возвращаю телефон Майклу скорее оцепеневшая, нежели расстроенная. Джон Кайзер живописал, как моя мать пришла в ярость, подозревая мужа Энн в ее смерти. А сейчас мама разговаривает так, словно наглоталась торазина. Она часто бывала такой, когда я была маленькой. Отстраненной, скучающей, отсутствующей. Чрезмерно спокойной. Почему-то я уверена, что к этому приложил руку дедушка. Как легко было ему сделать дочери укол, избавив, таким образом, собственное существование от хлопот, связанных с проявлением ею каких-нибудь чувств и эмоций. – Кэт? – Со мной все в порядке, Майкл. Ты не мог бы пролететь над островом? Или для этого нам придется отклониться в сторону? – В общем, река прямо за горизонтом слева от тебя. Ты говорила, что остров находится напротив тюрьмы «Ангола»? – К югу от нее. Он направляет «сессну» по широкой дуге на запад, и почти сразу же я вижу впереди серебристую ленту реки. – Ты можешь опуститься ниже? – Конечно. Можем даже подстричь верхушки деревьев, если хочешь. – Нет уж, спасибо. Просто опустись пониже, чтобы можно было разглядеть людей и машины. Майкл смеется и начинает снижаться. Вскоре река превращается в большую серебристую змею, скользящую по огромной зеленой равнине. На ближайшем ко мне берегу по холмам маршируют бесчисленные шеренги деревьев. На дальнем берегу, насколько видит глаз, тянутся поля хлопка и соевых бобов. Река струит свои воды по земле с непреклонной отрешенностью, почти механически рассекая континент пополам. – Ты можешь поверить, что позавчера вечером мы были прямо вот здесь, внизу? – задаю я риторический вопрос. – Или что с тех пор столько всего случилось? Майкл слегка наклоняет самолет на крыло и смотрит вниз. – Не могу поверить в то, что ты переплыла эту реку. Это настоящий подвиг. – Ты видишь остров? – Я вижу их добрых полдесятка. – Нам нужен тот, который четыре мили в длину. Майкл негромко и протяжно свистит. – Думаю, я смотрел прямо на него, не подозревая, что это он и есть. Вон там тюрьма «Ангола». Так что это, должно быть, остров ДеСалль. С моей стороны его не видно, и Майкл сразу понимает это. Он закладывает вираж, опускает нос, и внезапно мы, подобно истребителю, заходящему в атаку на бреющем полете, быстро приближаемся к длинной, горбатой полоске земли. – На какой мы высоте? – Я намерен оставаться на четырехстах футах. Отсюда ты сможешь увидеть все, что хочешь. Через несколько мгновений мы с ревом несемся над островом. Мне уже доводилось наблюдать его сверху: давным-давно из кабины самолета, распыляющего удобрения, и еще раз – из гондолы воздушного шара. Сегодняшний вид напоминает мне самое первое путешествие, ландшафт проносится под нами со скоростью ста миль в час. Я вижу охотничий лагерь, озеро, домики, пастбища и пруд, а потом мы уходим влево, чтобы не попасть в воздушное пространство «Анголы», полеты над которой могут быть запрещены. – Ты можешь сделать еще один заход? – Конечно. Что ты ищешь? – Машину. Голубой «кадиллак». – Я поднимусь до тысячи футов. Тогда сверху будет виднее, и ты сможешь даже заглянуть под деревья. Майкл совершает разворот на триста шестьдесят градусов, одновременно набирая высоту. Теперь остров больше похож на снимок со спутника, и хаос, порожденный близким расстоянием, превратился в геометрические узоры. Я вижу дорогу, которая огибает остров по периметру, и ее ответвление, ведущее к охотничьему лагерю, которое затем расширяется в нечто вроде площади перед хижинами рабочих и гостевыми домиками для охотников. У хижин припаркованы четыре белых пикапа. Слева виднеется небесно-голубой седан, сверкающий в лучах солнца.