– Если вы настолько обеспокоены, почему бы не обратиться в ФБР? – ФБР хочет посадить меня в тюрьму за убийство. – Если вы не виновны, какое это имеет значение? – Есть разные степени невиновности. – Я думаю, вы говорите о разной степени виновности, доктор. – Это философский вопрос, на обсуждение которого у нас нет времени. Я сдамся властям, когда сочту момент подходящим. А пока что мне нужна ваша помощь. Вы сохраните мой фильм для меня? – Послушайте, я не могу сделать этого, даже если бы и хотела. Скорее всего, ФБР установило за мной наблюдение. Они могут даже прослушивать наш разговор сейчас. – Завтра, вполне вероятно, они это сделают. Но сейчас можно говорить открыто. У вас есть ручка? Я обвожу глазами спальню, но не вижу никаких письменных принадлежностей. А моя сумочка осталась в «ауди», которая стоит на том берегу реки напротив острова ДеСалль. – Нет, но у меня хорошая память. – Тогда запомните номер телефона. Пять-ноль-четыре, восемь-ноль-два, девять-девять-четыре-один. Запомнили? Я повторяю номер вслух, после чего заношу его в память телефона. – Если вам потребуется поговорить со мной, – продолжает Малик, – оставьте сообщение по этому номеру. – Я хочу поговорить с вами прямо сейчас. И не о вашем фильме. – Тогда поспешите. – Почему вы сказали, чтобы я не доверяла членам своей семьи? – Я пытаюсь защитить вас. – От чего? Малик вздыхает, словно не будучи уверен в том, что у него есть время на разговор со мной. – Семьи, подобные вашей, состоят из людей трех типов: насильники, те, кто отрицает существование насилия, и жертвы. Каждый член семьи играет одну из этих ролей. Когда жертва начинает копаться в своем прошлом и выдвигать обвинения в сексуальном насилии, остальные члены семьи превращаются в параноиков. Их интерес заключается в поддержании статус-кво. Вы угрожаете нарушить его, а чувства и эмоции, бурлящие вокруг сексуального насилия, зачастую приводят к убийствам. – Это все заумные рассуждения психиатра, доктор. Я уже достаточно наслушалась их. У вас есть вполне конкретная информация о моей семье. О моем отце. Почему вы скрываете ее от меня? – Я не ваш терапевт, Кэтрин. – Я хочу, чтобы вы им стали. Я готова встретиться с вами, чтобы пройти сеанс. – Вам не нужно разговаривать со мной наедине. Вам нужна группа. А мои дни в качестве практикующего психиатра, совершенно очевидно, сочтены. – Почему мне нужна группа? – Потому что в вашем случае мы имеем дело с сексуальным насилием. Одним из ключевых моментов насильственных взаимоотношений является их скрытность. И лечение у терапевта «один на один» может стать зеркальным отражением первоначальных насильственных отношений. При групповой терапии подобный цикл скрытности нарушается. – Послушайте, это вы выбрали меня, верно? Это вы начали эти скрытые отношения. Я готова разговаривать с вами сейчас, и теперь нас не подслушивает ФБР. – Вам нужен сеанс? Сохраните мой фильм для меня. Этим вы окажете услугу и себе. Я испытываю непреодолимое искушение. Я хочу увидеть, чем на самом деле занимается Малик за закрытыми дверьми своего кабинета. Но ФБР может прослушивать этот звонок. – Я хотела бы посмотреть его, но не могу обещать, что сохраню его для вас. – Тогда у нас нет причин для встречи. – Да за каким чертом вам вообще со мной встречаться? Я же могу привести с собой ФБР. Для чего вы идете на такой риск? – Здесь нет никакого риска, Кэтрин. Мне и в самом деле кое-что известно о вашем отце. Я знаю, почему он был убит. А если вы приведете с собой ФБР, я этого никогда не скажу. В кои-то веки я опережаю Малика на шаг. – Я уже знаю, почему был убит мой отец. – Нет, не знаете. Вы не знаете ничего. Сердце у меня в груди трепещет, как крылышки перепуганной пташки. – Зачем вы играете со мной в эти игры? Мне всего лишь нужна правда. Малик понижает голос. – Вам уже известна правда, Кэтрин. Она навеки запечатлелась в извилинах вашего мозга. Вам всего лишь нужно убрать шелуху, которая наслоилась на нее. – И как я это сделаю? – А вы уже делаете это. Просто следуйте за воспоминаниями – туда, куда они поведут вас. И правда сделает вас свободной. – Я не могу больше ждать! Кто-то пытается убить меня. Малик глубоко вздыхает. – Почему у вас случались приступы паники на месте преступления в Новом Орлеане? – Я не знаю. А вы? – Перестаньте, Кэтрин. Вы знаете, в чем заключается лечение. Я всего лишь подталкиваю вас к тому, чтобы вы сами находили ответы. – Вы трахаете мне мозги, вот что вы делаете! – Кто, по-вашему, пытался убить вас сегодня? – Это мог быть один черный парень, который знал моего отца много лет назад. Я не знаю. А вы? – Нет. Но вы знаете. Если только будете думать в нужном направлении. – Вы сказали, что убийства в Новом Орлеане связаны и одновременно нет с моей личной жизнью. Что вы имели в виду? – Как, по-вашему, что я имел в виду? Я закрываю глаза и пытаюсь не сорваться и не заорать во весь голос. Я ощущаю себя героиней романа Кафки. На каждый вопрос вместо ответа следует очередной вопрос – всем вокруг известна явная правда о моей жизни, но сама я ее не вижу. – Что вы пытаетесь мне сказать? Все постоянно спрашивают меня о том, не была ли я вашей пациенткой. Это вы внушили им такую мысль? – А вы сами не думаете, что в какой-то момент могли бы быть моей пациенткой? – Я кладу трубку через пять секунд. – Нет, вы этого не сделаете. Моя экспериментальная группа называется «группа X». Это вам ни о чем не говорит? «Группа X»? – Нет. А что, должно? – У нас нет времени, – роняет Малик, и в голосе его внезапно звучит нетерпение. – Сейчас нет, во всяком случае. Но я по-прежнему хочу побеседовать с вами – и желательно на камеру. Вы согласны разговаривать на камеру? – Что? Нет. – Тогда… – Я думала, что ФБР конфисковало все ваше видеооборудование. – У меня по-прежнему есть с собой камера. И достаточно хорошая. Послушайте, вы пока не можете этого понять, но во всем происходящем есть симметрия. Основополагающая симметрия всех событий, и вы оцените ее, когда увидите. Нам необходимо подыскать безопасное место для встречи – такое, где никто не помешает нам поговорить спокойно. Мы должны встретиться с вами завтра. Когда мы закончим, вы заберете с собой мой фильм. И после этого я сдамся ФБР. – Почему бы вам просто не оставить фильм у адвоката? – Потому что я презираю адвокатов. Я намерен защищать себя сам. Разумеется. – Я не хотел бы выглядеть грубым и невежливым, – говорит Малик, – но если вы не придете или если приведете с собой ФБР, то никогда не узнаете разгадки тайны собственной жизни. К сожалению, я пробыл в одном месте и так слишком долго. Вы помните номер телефона, который я дал вам? Я выплевываю ему номер, как если бы это было ругательство.