– Вы были очень красивы. – Была? – резко реагирует Луиза. Но потом громко и добродушно смеется. – Господь свидетель, я изменилась, конечно. Но тогда я была очень хорошенькой, чему очень рада. Моя красота принесла в его жизнь немного счастья. – Она грустно качает головой. – Боже, как я любила этого парня! Вы же помните, ему было всего тридцать, когда он умер. Вы когда-нибудь задумывались над этим? Когда погиб мой отец, он был моложе меня нынешней! – Я нечасто думаю об этом. Наверное, я привыкла вспоминать его таким, каким запомнила маленькой девочкой. Она понимающе кивает головой. – Господь совершил ошибку в тот день, когда забрал Люка себе. Его он забрал, а тысячи мужчин, которые ему и в подметки не годятся, оставил. Одна из полок шкафчика приковывает к себе мой взгляд. На ней в ряд выстроились книги. «Командировка» Майкла Гера, документальная повесть Бернарда Фола о Дьен Бьен Фу, Грэм Грин, Тим О'Брайен, «Коко» и «Горло» Питера Штрауба, «Сидхарта», «Колокол», четыре или пять книг о резне в Ми Лае.[19] – Похоже, отец вложил много сил в этот дом, – говорю я указывая на обеденный стол. На самом деле я просто тяну время пытаясь решить, что еще хочу узнать от этой женщины. Но Луиза лишь улыбается с гордостью. – Этот старый дом разваливался уже тогда. Но он стоял отдельно от остальных, и потому понравился мне. А потом Люк его отремонтировал для меня. Он сказал, что делает это для себя, чтобы доктор Киркланд не возражал. Но когда Люк уезжал с острова, здесь жила я. Спустя какое-то время мы стали жить в нем вместе. Все знали об этом, но никто ничего не сказал, поскольку доктор Киркланд молчал. Кое-кто из женщин называл меня белой подстилкой, но я не обращала на них внимания. Они, по большей части, ограниченные и злобные людишки. – Мой дед знал о вашем романе? – Он должен был быть слепым, чтобы ничего не заметить. А доктора Киркланда можно назвать кем угодно, только не слепым. – Что вы думаете о моем дедушке, Луиза? Она долго думает, прежде чем ответить. – Доктор Киркланд жесткий человек, с этим трудно не согласиться. Но одновременно он и мягкий в некоторых вопросах. Он суров и безжалостен с собаками и лошадьми, но при этом заботится о людях и лечит их. За прошедшие годы он спас здесь много жизней. Например, он спас моего дядю после несчастного случая с цепной пилой. Тому отрезало руку по плечо, и он буквально истек кровью, но доктор Киркланд вытащил его. Однако у доктора крутой нрав, да. Если он выходит из себя, то берегись! Люк – единственный человек, кого я знаю, рискнувший возразить доктору, которому это сошло с рук. – Когда это случилось? Я совершенно уверена, что никогда не сталкивалась ни с чем подобным. На моей памяти слово дедушки всегда было законом. – Однажды весной доктор Киркланд и мой кузен объезжали лошадей. Один из жеребцов заупрямился, и доктор Киркланд вышел из себя. Он привязал его к забору и начал избивать. Животное буквально кричало от боли и страха. Сначала доктор Киркланд бил жеребца ручкой мотыги, но чем дальше, тем больше распалялся. Я испугалась, что он свалит коня на землю и изрубит на куски, но тут Люк схватил его за руку. – Нет, – шепчу я, не в состоянии представить себе эту сцену. Луиза утвердительно кивает. – Доктор Киркланд крупный мужчина, вы сами знаете. А тогда он был еще и силен, как бык. Но Люк знал кое-какие приемчики, которые никогда и никому не показывал. Он схватил доктора Киркланда за руку так, что тот не мог пошевелить ею. Доктор Киркланд кричал, что он убьет Люка, когда освободится. Он попытался его ударить, но Люк что-то сделал с рукой, которую держал в захвате, и доктор Киркланд побелел и упал на колени. – Господи Боже! Что было дальше? – Люк заламывал ему руку до тех пор, пока доктор Киркланд не бросил мотыгу. Потом Люк потрепал жеребца по холке, повернулся и ушел в лес. – Мой дед сделал что-нибудь, чтобы поквитаться с отцом? Луиза кивает. – Конечно. Он застрелил эту лошадь через пять минут. – Боже мой! – Не стоит дразнить доктора Киркланда. В такие игры он не играет. В душе у меня внезапно вспыхивает целый ураган чувств. – Луиза, а если я скажу, что в ту ночь именно мой дед убил отца? Дед, а вовсе не грабитель? Она несколько секунд молча смотрит на меня, а потом начинает отчаянно качать головой, как суеверный туземец, напуганный появлением привидения. – Не говорите мне ничего подобного. Я даже думать не хочу об этом. – Если вас так пугает одна только мысль об этом, – негромко говорю я, – значит, вы допускаете, что это может быть правдой. Она наконец перестает качать головой. – К чему вы клоните, Кэт? – Ни к чему. Это была безумная идея. Мне хочется рассказать обо всем, что я знаю, но что-то меня останавливает. Что? Недостаточная мотивация поступка деда или всего лишь желание соблюсти приличия? Луиза сохранила добрую память о моем отце. Что хорошего получится, если я попробую запятнать его образ обвинениями в растлении детей? – Я могу взглянуть на вашу спальню, Луиза? На ее лице появляется понимающее выражение. Она бросает на меня проницательный взгляд и говорит: – Вы хотите взглянуть, сделал ли Люк для меня кровать? – Да. – Ну, что же, пойдемте посмотрим. Она подводит меня к двери в задней стене и открывает ее. В небольшой спальне, скрывающейся за нею, моим глазам предстает кровать, которой место в пентхаусе Манхэттена. Четыре столбика из неполированной стали поддерживают овальный балдахин, а передняя и задняя спинки украшены вставками-узорами из разных металлов, которые напоминают мне мандалу, висящую на стене офиса доктора Малика. Пожалуй, над этим своим произведением отец работал наиболее тщательно. – Боже мой! – шепчу я. – Вы представляете, сколько стоит такая кровать? Луиза смеется. – Я имею некоторое представление об этом, да. Наверное, эта кровать заменит мне пенсионное пособие. – Прошу вас, не позволяйте никому забрать ее у вас. А если когда-нибудь захотите продать ее, сначала позвоните мне, пожалуйста. – Очень может быть, что в один прекрасный день я воспользуюсь вашим советом. Мы возвращаемся в общую комнату и останавливаемся там. Воцаряется неловкая тишина. Финансовая пропасть между нами вряд ли когда-нибудь ощущалась больше, чем сейчас. – Сколько вам лет, Луиза? – Сорок шесть. Она старше, чем я думала, но между нами всего пятнадцать лет разницы. – Чем вы зарабатываете на жизнь? Надеюсь, вас не оскорбил мой вопрос. Она смотрит в пол. – У меня есть мужчина, который заботится обо мне. А я просто содержу этот дом для… ну, вы понимаете. Это не тот ответ, который я надеялась услышать. – Этот мужчина Джесси Биллапс? Луиза вздыхает, и я вздрагиваю, ожидая, что она ответит утвердительно. – Это не Джесси, – говорит она. – Генри. Человек, который привез вас на остров. Он не такой симпатичный, как Люк, но у него доброе сердце. – Вы замужем? – Меня не интересует замужество. Я мечтала об этом долгое время, но… мужчину, за которого я хотела выйти замуж, убили. И это стало концом моей мечты. Я подхожу и беру ее за руку. До сегодняшнего дня я никогда не встречала эту женщину, тем не менее чувствую, что между нами возникла близость, какой я не испытывала с людьми, которых знала всю свою жизнь. И теперь, когда я вспоминаю то, что рассказал дед о смерти моего отца, мне трудно в это поверить. Как мог мужчина, которого столь беззаветно любила эта женщина, совершить неслыханное надругательство над ребенком? Над своим ребенком. И все-таки… Профессионал внутри меня знает, что такие вещи случаются. – Похоже, дождь перестает, – говорит Луиза. – Вы правы. Мне пора идти, пока еще можно. У вас есть машина? Она отрицательно качает головой. – Нет. И Генри уехал в Лафайет навестить детей. Они живут с его бывшей женой. – А как насчет Джесси? Она выдвигает ящик буфета и достает оттуда сотовый телефон. Набрав номер, она слушает, потом говорит: – Джесси, это Луиза. Мисс Ферри все еще у меня. Ей пора возвращаться в Натчес. Поднимай свою задницу и двигай сюда. Ты должен отвезти мисс Ферри к ее машине. Перезвони мне и скажи, что скоро будешь. Она дает отбой и беспомощно смотрит на меня.