Мне не хочется лгать относительно цели своего приезда сюда, хотя я понимаю, что, узнав ее, он расстроится. – Я вернулась, чтобы закончить работу в спальне. Он останавливается в паре футов от меня, и в его голубых глазах вспыхивают искорки интереса. – Ты имеешь в виду следы крови, которые ты обнаружила? – Да. Я хочу осмотреть всю комнату на предмет наличия других пятен крови и вообще любых трассеологических улик. Скорее всего, мне придется осмотреть и остальные помещения в здании. Искорки в его глазах гаснут. – Какие улики ты рассчитываешь обнаружить? Доказательства чего? – Я еще не знаю, что они покажут. Но уверена, что сумею найти то, что могло сохраниться и через двадцать три года. Он бросает взгляд на часы. – Ты собираешься сделать все сама? – Вряд ли это получится, хотя я и собиралась. Все мое снаряжение влезло в багажник машины. Но если то, что я обнаружу, может послужить доказательством для суда… – Для суда? – Он не сводит с меня глаз, внимательно слушая каждое слово. – При чем тут доказательства для суда? Ну почему он вынуждает меня называть вещи своими именами? – Послушай, я помню, как ты говорил, что, скорее всего, это я занесла кровь из сада в спальню в ту ночь, но… – Но что? – Но в ту ночь шел дождь, дедушка. Сильный дождь. Он кивает с таким видом, словно только сейчас вспомнил об этом. – Ты права. – Дело не в том, что я тебе не верю. Но я не могу не думать о дожде. Как можно занести на подошвах достаточное количество крови, пройдя около тридцати ярдов по сырой траве? Он улыбается. – Ты такая же одержимая и дотошная, как и я. Я не могу не улыбнуться в ответ. – Я, конечно, могла бы сама сделать все необходимое, но тогда встанет вопрос о моей объективности. Если я окажусь замешанной в какие-либо процессуальные действия, то есть если я сама обнаружу какие-то улики, то их ценность будет поставлена под сомнение. У меня есть знакомые в экспертно-криминалистической лаборатории штата в Батон-Руж. Они всегда готовы подработать на стороне. Реконструирование событий на месте преступления, выступление в качестве экспертов в уголовном суде… – Миссисипи или Луизианы? – Луизианы. Дед рассеянно кивает, размышляя о чем-то своем, исключительно важном для него. – Они за полдня могут осмотреть мою спальню и снять все на пленку. В этом случае все обнаруженные улики будут считаться безупречными. Честно говоря, я вряд ли могу претендовать на объективность в этом деле. – Прекрасно тебя понимаю. Он оглядывается через плечо на водителя, потом переводит взгляд на меня. – Ты ведь не возражаешь, чтобы я занялась этим, дедушка? Кажется, он меня не слышит. Удар, который случился с ним в прошлом году, по мнению врачей, не должен был повлиять на мыслительные способности, но иногда я в этом не уверена. – Чья это машина? – спрашиваю я, указывая на «акуру». – Это автомобиль Энн, – отвечает он, думая о своем. Тетя Энн редко навещает Мальмезон. Ее бурная личная жизнь давно стала причиной того, что она отдалилась от дедушки и бабушки. И сейчас только моя мать пытается хоть как-то упорядочить ее существование, но эти усилия, по большей части, пропадают впустую. Когда Энн перевалило за двадцать, ей поставили диагноз «биполярное расстройство», и моя тетя – красавица и любимый ребенок в семье – стала притчей во языцех для местного высшего света, живым свидетельством того, что богатство не обязательно несет с собой счастье в личной жизни. – Она приехала навестить маму? – спрашиваю я. – Сейчас она с Гвен, но вообще-то приехала повидаться со мной. – Что ей нужно? Дедушка устало вздыхает. – Что ей всегда нужно? Деньги. Мама рассказывала мне, что много лет назад моя тетя опустошила доверительный фонд, который организовал для нее дед. Тем не менее она без зазрения совести обращается к нему за деньгами всякий раз, когда они ей нужны. – Мама говорит, что новый муж Энн избивает ее. Дедушка стискивает зубы, на лице его появляется жесткое выражение, и я чувствую, как в нем разгорается гнев человека, который привык судить остальных мужчин, руководствуясь собственными строгими принципами и правилами. – Если она попросит у меня помощи в решении этой проблемы, я вмешаюсь. Я хочу спросить, дал ли он Энн денег, как она просила, но не решаюсь. Скорее всего, он мне не ответит. Дед снова смотрит на часы. – Кэтрин, у меня назначена встреча с одним из членов Комиссии штата Миссисипи по азартным играм. Я должен поговорить с ним о нашем казино «Мэзон ДеСалль». Но я рассчитываю скоро вернуться. Я вспоминаю макет, который он показывал мне в библиотеке и его планы о федеральной сертификации племени индейцев натчесов. – А-а, да. Удачи. На противоположной стороне парковочной площадки Билли Нил демонстративно подносит к лицу руку и показывает на часы. Дед машет рукой в знак того, что все понял, и пристально смотрит мне в глаза, как будто намереваясь внушить нечто очень важное. Глядя в его голубые гипнотические глаза, я в полной мере ощущаю мощь его харизмы. Оказывается, его мыслительные способности ничуть не пострадали. – Кэтрин, – произносит он мрачным и торжественным голосом, – я хотел бы, чтобы ты отложила свои дела до моего возвращения с этой встречи. Я задержу тебя не более чем на час или около того. – Почему? Он берет меня за руку. – Это очень деликатный вопрос. Личного характера. Он касается тебя. – Меня? – Я чувствую, как начинает кружиться голова. – Тогда скажи мне об этом сейчас. Я собиралась позвонить в криминалистическую лабораторию и отдать необходимые распоряжения. – Здесь неподходящее место для этого, дорогая. Мы поговорим у меня в кабинете. – Тогда давай пойдем к тебе. – Сейчас я не могу. У меня встреча. Я в отчаянии качаю головой. – Я устала бродить в темноте, дедушка. Если хочешь, чтобы я отложила свои дела, ты должен прямо сейчас сказать мне, в чем дело. На какое-то мгновение глаза его вспыхивают сердитым огнем. Но вместо того чтобы отругать меня, он медленно обходит мою «ауди» и усаживается на сиденье для пассажира. Я опускаюсь рядом с ним на место водителя, но он не смотрит на меня, уставившись невидящим взглядом прямо перед собой, сквозь ветровое стекло. – Послушай, – обращаюсь я к нему. – С того момента, как я обнаружила кровь в своей спальне – хотя правильнее будет сказать, задолго до этого, – у меня было чувство, что ты что-то утаиваешь от меня. Что-то о том, что произошло той ночью. Я уверена, ты думаешь, будто защищаешь меня, но я больше не ребенок. И уже давно. Так что, пожалуйста, расскажи мне наконец, в чем дело. Он не сводит глаз с красного моря роз в саду. – Дождь, – бормочет он. – Какими же мы были глупцами, когда думали, что сможем обманывать тебя всю жизнь! – из груди его вырывается тяжелый вздох. – Ты всегда отличалась чрезмерно развитой интуицией. Даже когда была совсем маленькой. Руки и ноги у меня начинает трясти мелкая дрожь. – Пожалуйста, побыстрее. Дедушка вдруг резко поворачивается ко мне, и на лице у него выражение врача, который должен сообщить пациенту дурные известия. – Дорогая, твой отец умер не там, где мы говорили. Сердце у меня замирает, меня охватывает странное оцепенение. – И где же он умер? – Люк умер в твоей спальне.