Глава шестнадцатая Вместе с Джоном Кайзером я стою у подножия металлической лестницы, которая ведет к административному зданию Натана Малика. Это оштукатуренное одноэтажное строение, но зато оно приподнято на бетонных сваях, так что пациенты могут оставлять под ним свои автомобили. – Все в порядке? – доносится до меня сзади голос Кайзера. – Передатчик вас не беспокоит? – Все нормально. Техник из ФБР прикрепил передатчик клейкой лентой к внутренней поверхности моего бедра, под юбкой. Я уже совсем было решила одеться подчеркнуто небрежно, но в последний момент выбрала удлиненную юбку и строгую блузку в тон. Раз уж Малик был неравнодушен ко мне во время учебы в медицинской школе, то подчеркнутая чувственность может помочь мне сегодня в поисках необходимой информации. Передатчик на бедре – это самая маленькая из моих проблем. Более двух десятков полицейских рассредоточились вокруг, в том числе и в автомобилях, припаркованных у соседних зданий, причем восемь из них входят в состав группы специального назначения. Как только я окажусь в кабинете Малика, группа незаметно войдет в здание и расположится в соседней комнате, прикрывая меня. Если только Малик не собирается пристрелить меня, как только я войду в его кабинет – зная при этом, что за дверью притаились полицейские, – мне ничего не грозит. Но теперь, на пороге встречи, суровая реальность несколько поумерила мой восторг. У меня возникает чувство, словно я собираюсь войти в клетку с прирученным тигром. Конечно, зверя можно научить демонстрировать послушание, но тот, кто верит, что хищника можно лишить свирепости, обманывает себя. – Кэт? – с тревогой обращается ко мне Кайзер. В последние полчаса мне стало совершенно ясно, что оперативной группой, расследующей серийные убийства в Новом Орлеане, руководит не кто иной, как Джон Кайзер. Формально, конечно, это совместная операция нескольких силовых структур, но в примитивной иерархии, определяющей порядок подчиненности, Кайзер занимает верхнюю ступеньку. Я попыталась не забывать о том, что общаюсь с ним на глазах у Шона. Это моя старая проблема: я всегда подсознательно стараюсь сделать так, чтобы главный мужчина захотел меня. – Я в порядке, – уверяю я Кайзера, повторяя про себя фразу, которую он мне сообщил несколько минут назад. Вы любите футбол? Это безобидное предложение – в теории, во всяком случае – должно послужить сигналом для шумного появления в кабинете группы специального назначения Главного полицейского управления Нового Орлеана. – Начинайте, когда будете готовы, – говорит Кайзер. – Теперь ваш выход. Я медленно, не оглядываясь, поднимаюсь по ступенькам и, не давая себе времени на раздумья, открываю дверь на верхней площадке. Агент ФБР похлопывает меня по спине на прощание, и я благодарна ему за это прикосновение. Я вспоминаю своего тренера по плаванию, который таким же образом желал мне удачи, когда я готовилась занять место на тумбе. Внутри здания передо мной тянется длинный коридор с дверьми по обеим сторонам. На полу лежит вытертый зеленый ковер, стены обшиты коричневыми деревянными панелями. Здесь пахнет, как в кабинете врача, и это меня удивляет. В офисах психотерапевтов, которых посещала я, пахло жилым домом или квартирой. – Привет! – окликает меня мужской голос. – Это вы, доктор Ферри? – Да, – отвечаю я, приходя в замешательство от того, как тихо и даже робко звучит мой голос в мертвом пространстве коридора. – Входите же. Сюда. Дверь в конце коридора приоткрыта. Подойдя к ней почти вплотную, я останавливаюсь и разглаживаю юбку на бедрах. Во время поездки в машине она немного помялась. – Входите, – раздается тот же голос. – Вам нечего бояться. «Правильно», – говорю я себе и вхожу в кабинет. Натан Малик сидит за большим столом лицом к входной двери. Несмотря на летнюю жару, на нем черные брюки-слаксы и черная же водолазка, скорее всего шелковая. В его мускулистой фигуре нет ни капли жира, а лысая голова кажется водруженной на плечи, как бронзовый бюст на пьедестал. У него светлая, почти прозрачная кожа. Сохранить ее такой в климате Нового Орлеана – настоящий подвиг, и эта бледность лишь подчеркивает выражение его глаз настолько насыщенного коричневого цвета, что они кажутся почти черными. Руки у него очень маленькие и изящные, они скорее подошли бы женщине. Я пытаюсь представить, как эти руки нажимают на курок, посылая пулю в спины пятерых мужчин за прошедший месяц, а потом добивая их контрольным выстрелом в голову. Одним плавным движением Малик встает и указывает на софу напротив своего стола. Черные кожаные подушки на трубчатой хромированной раме – вполне вероятно, работа Миса Ван дер Роэ или же искусная подделка. Садясь, я быстрым взглядом обвожу его кабинет, но комната выглядит почти голой, так что в глаза мне бросаются всего несколько деталей. Стены мягкого белого цвета, полки тикового дерева и парочка длинных вертикальных картин, похожих на китайские. Слева от меня висит самурайский меч, его косо обрубленное лезвие угрожающе поблескивает, напоминая о своем предназначении. С правой стороны на шкафу восседает каменный Будда, который выглядит в достаточной мере настоящим, чтобы быть украденным откуда-нибудь из азиатских джунглей. – Всем моим посетителям нравится Будда, – замечает Малик, опускаясь на свое место. – Откуда он у вас? Я никогда не видела ничего похожего. – Я привез его с собой из Камбоджи. Ему пятьсот лет. – Когда вы были там? – В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. – В качестве солдата? Губы Малика изгибаются в тонкой улыбке. – Захватчика. Я сожалею о том, что мне пришлось взять статуэтку с собой, но сейчас я рад, что она у меня есть. За спиной психиатра висит мандала – замыкающаяся в круг геометрическая конструкция, составленная из пронзительно ярких цветов, которые переплетаются, образуя замысловатый рисунок, призванный погрузить зрителя в состояние медитации. Карл Юнг просто-таки обожал мандалы. – Я очень рад, что вы пришли, но к радости примешивается и любопытство, – говорит Малик. – В самом деле? – Да. Я думал, что именно вы будете снимать отпечатки моих зубов. А вместо этого получил довольно-таки неприятного дантиста из ФБР. Я смущена и растеряна. – Он сделал отпечатки ваших зубов? – Нет, и это очень странно. Полагаю, рентгенограммы оказалось достаточно, чтобы исключить меня из числа подозреваемых. Хотя он обработал у меня полость рта, чтобы взять образцы ДНК. Я сижу, как в старых фильмах сидела Лорен Бэколл, сдвинув колени, но так, чтобы они были видны из-под юбки, и слегка поджав ноги. Пока Малик пожирает взглядом мои коленки, мне вдруг приходит в голову мысль, что я нахожусь здесь для того, чтобы повернуть вспять обычный ход событий в кабинете психиатра – выудить из доктора как можно больше информации, вместо того чтобы снабдить его необходимыми сведениями. Поскольку Малик, вероятнее всего, является признанным специалистом словесной дуэли, я решаю не темнить и взять быка за рога. – Откуда вы узнали, что я работаю над этим делом, доктор? Он небрежно машет рукой: дескать, не будем терять времени на такие пустяки. – ФБР хотело заполучить и несколько прядей моих волос, но увы… Малик указывает на свою лысину и хохочет. Он проверяет меня. – Если ФБР нужны были образцы ваших волос, они их получили. Тем или иным способом. Разве что вы лысый и внизу, в чем я пока не имела возможности убедиться лично. – Так, так. А вы не шарахаетесь от грубой прозы жизни, а? – А вы думали иначе? Он пожимает плечами с явным изумлением. – Я не знаю. Мне было любопытно взглянуть на вас, чтобы понять, какой вы стали. Я имею в виду, что следил за вашей карьерой по газетам, но там никогда не сыскать нужных подробностей. – Ну и… каковы ваши впечатления? – Вы по-прежнему очень красивы. Но я пока что не заметил ничего, чего бы не знал о вас раньше. – И только поэтому я здесь? Вы хотели всего лишь посмотреть, что из меня получилось? – Нет. Вы здесь потому, что все происходящее отнюдь не случайно. – Что? – Наше соприкосновение во времени и пространстве. Мы с вами впервые встретились много лет назад, наше знакомство было мимолетным и шапочным, а теперь судьба снова свела нас. Юнг называл это синхронностью. Кажущаяся беспричинной череда событий, которые оказывают на человека большое влияние или имеют для него столь же большое значение. – Я называю это случайностью. Мы ведь не должны были встретиться, если бы не ваша просьба. – Это все равно случилось бы рано или поздно. Меня внезапно охватывает неудержимое желание спросить у Малика, не знал ли он моего отца, но интуиция ведет меня в другом направлении. – У вас по-прежнему пунктик в отношении меня, доктор Малик? – Пунктик? Невежество не идет психиатру, во всяком случае этому. – Перестаньте. Интерес. Страсть. Непреодолимая тяга. – И много мужчин реагируют на вас подобным образом? – Достаточно. Он кивает. – Держу пари, что так оно и есть. В медицинской школе они ели у вас из рук. Все эти врачи, которым перевалило за сорок. Они пускали при виде вас слюни, словно вы были течной сучкой. Малик употребляет слово «сучка» так, как его употребляют собаководы, говоря об особи женского пола, находящейся в самом низу эволюционной лестницы. – Если мне не изменяет память, вы были одним из них. – Я обратил на вас внимание, признаю. – Почему вы обратили на меня внимание? – Потому что вы не были похожей на других. Красивая, очень сексуальная, пьющая, как сапожник. И еще вы умели оставаться собой в разговорах с людьми на двадцать лет старше. Кроме того, мне было скучно.