Я оказалась не готова к тому, каким окажется поцелуй с Симоном в лунном свете. Пока мы разговаривали, я сосредотачивалась на его голосе и лице, лишь иногда, когда он двигался, отвлекаясь на запах его одежды или кожи. Или на то, как луна подсвечивает его ресницы и волосы. Взрыв чувств от прикосновений быстро затухал в разговоре. Поэтому я решила, что привыкла к этому. Но моя уверенность рассыпалась в тот же миг, когда наши губы соприкоснулись. Каким бы мимолетным ни было это прикосновение, оно расцветает в сознании, как алая роза. Рот Симона изумленно раскрывается, а затем он устремляется ко мне, заполняя пространство между нами нежным томлением… …Пока сам не разрывает поцелуй. Но не отодвигается от меня, а замирает всего в нескольких сантиметрах от моего лица, поэтому я ощущаю его дыхание, вьющееся в воздухе теплыми струйками. – А если я утащу тебя на темную сторону Луны, к вратам самого ада? – Я знаю дорогу назад, – шепчу я. – Уже бывала там. – Я действительно считаю, что ты не должна жертвовать собой, – говорит он. Какую бы боль это ни причиняло, я понимаю, что не могу поцеловать его снова. Если это и произойдет вновь – а я сейчас бы с радостью отказалась от своих способностей ради этого, – Симон должен сам сделать этот выбор. – Хоть раз в жизни прими, что ты достоин спасения. Он поднимает руку и прикасается к моей щеке. Я кожей – сначала через кончики пальцев, а потом через ладонь, – чувствую неровное биение его сердца. – Ты в это веришь? – Да. – Я провожу пальцами по руке Симона к запястью и кладу их между его костяшек. – Но это сработает, только если и ты поверишь. По его телу расползается дрожь, а мышцы напрягаются, когда он на пару сантиметров приближается ко мне. – Думаю, я бы поверил, что Солнце – это Луна, если бы ты стала уверять меня в этом. – Симон наклоняется вперед, и наши носы соприкасаются. – Слава Свету, ты слишком честна, чтобы воспользоваться моим доверием. Уверена, он сказал это, чтобы я улыбнулась, но его слова пронзают меня до глубины души, и я вздрагиваю, когда он начинает сокращать расстояние между нами. Симон тут же замирает. – Я думал, ты хотела… Прости… Я тут же сжимаю его рубашку в руке, не давая отодвинуться вновь. – Нет, – говорю я, заталкивая чувство вины подальше и приближаясь к его губам. – Ты все правильно понял. И это происходит. Легкое прикосновение его рта к моему, покалывание и щекотание верхней губы от коротких усов. Скольжение пальцев по моей талии перед тем, как Симон обхватывает меня и притягивает ближе к своей груди, пока его сердцебиение не начинает отдаваться эхом во мне, как колокола святилища. Его прерывистые вдохи между поцелуями, со счета которых я уже сбилась. Тепло, цвет и свет, текущие по моим венам к каждой клеточке моего тела внутри и снаружи. Я даже не осознаю, что задержала дыхание, пока не начинает кружиться голова. Хватая ртом воздух, я открываю глаза и вижу в небе половинку луны, которая смотрит на меня сквозь узкую щель между каменными колоннами. Ее свет такой яркий, что мне приходится сощуриться. – Что-то не так? – спрашивает Симон. Не сомневаюсь: он опасается, что дело в нем. – Луна, – не думая, отвечаю я. Видимо, свежий воздух, заполняющий мои легкие, еще не прояснил мой разум. Симон нежно затягивает меня в тень, образовавшуюся в углу башни за парапетом, отсекая каскад нахлынувших на меня чувств. Он опускает меня на каменный пол, согретый теплом его тела, но сам держится чуть-чуть поодаль. – Лучше? Как ни странно, лучше. Сейчас меня ничего не отвлекает от ощущений, которые дарит соприкосновение наших тел, от удивления и беспокойства, горящих в его глазах, пока он смотрит на меня сверху вниз. В лунном свете угловатые черты лица Симона превращаются из портрета на витраже в прекрасную картину, к которой до боли хочется прикоснуться. Я подношу руку к его щеке, провожу кончиками пальцев по скулам и подбородку. От этой ласки он так медленно моргает, что на мгновение мне кажется, будто он просто закрыл глаза. Поэтому, когда он вновь открывает их, я улыбаюсь, шепчу: «Идеально», – и притягиваю его ближе к себе. * * * Час. Неделя. Месяц. Я не представляю, сколько времени мы провели здесь. Ночной воздух настолько холодный, что видно пар от нашего дыхания, а каменный пол твердый и жесткий, но я ощущаю лишь тепло и мягкость. Мое тело прижимается к телу Симона, пока его губы нежно, словно перышко, скользят вверх по моему подбородку к ушам, а затем – вниз, по шее и обратно к губам. – В первый раз, когда я тебя увидел… – шепчет он, – …разглядел по-настоящему в тот день, когда пришел в мастерскую извиниться. Кажется, я пялился на тебя минут десять. – Серьезно? Он утыкается носом в ложбинку у моего горла. – Ты была такой красивой, такой умиротворенной, такой сосредоточенной на своем деле, что я мог бы наблюдать за тобой целый день. – Симон качает головой, отчего его кудри касаются моего носа. Они пахнут кедром, из которого сделано изголовье его кровати, и в голове тут же возникает мысль, от которой бы сразу же загорелись щеки, не раскраснейся они к этому времени. – Я завидовал тому, что у тебя есть способности и место в жизни. Цель. – Он приподнимается, чтобы вновь посмотреть на меня. – И я впервые захотел чего-то большего, на что даже не рассчитывал. Захотел стать частью мира, которому принадлежишь ты. Мой мир намного сложнее, чем ему кажется. Но сейчас не время объяснять это. Да и не уверена, что смогла бы, даже если б захотела. Сегодня я буду притворяться, что сложностей не существует. Хотя… Симон наклоняется, чтобы поцеловать мое ухо, и я поворачиваю голову к серебристому свету, проливающемуся на камни рядом со мной длинной полосой. Луна вот-вот зайдет. И, вероятнее всего, мне еще не скоро удастся ощутить ее воздействие в объятиях Симона. Поэтому я убираю руку с его плеча и вытягиваю в сторону. – Помоги мне, – молит он. – Я не могу… Я отдергиваю руку, чтобы сосредоточиться на нем. – Не можешь – что? Он приподнимается на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. – Что ты сказала? – Это я спрашиваю, что ты сказал. – Я хмурюсь, увидев озадаченный взгляд Симона. – Ты сказал «помоги мне», а потом добавил «я не могу», но не сказал, что именно не можешь. Симон качает головой: – Я ничего такого не говорил. – Он выпрямляется и смотрит на двери, ведущие внутрь башни. – Может, ты слышала кого-то еще? Заметив, как лунный свет падает на его волосы, я начинаю понимать, что произошло, и, вытянув левую руку, тянусь к последним лучам лунного света на полу. Как только слабый голос заполняет мой разум, я закрываю глаза, чтобы лучше сосредоточиться. – Кэт? – зовет Симон. – Тсс! Я напрягаюсь, чтобы услышать что-нибудь еще, хотя и сама не понимаю, какие мышцы необходимо напрячь для этого. Помоги мне. Я не могу… Это женский голос, наполненный такой телесной болью, что у меня начинает раскалываться голова. Как мне узнать, кто она и откуда? Как найти ее в целом городе… Помоги… Матушка… Прошу… Я не могу… Так больно… Я распахиваю глаза. Потому что знаю этот голос лучше, чем кто-либо другой в мире. Это голос Маргерит. Глава 35 Я так быстро спускаюсь по винтовой лестнице, что Симон не поспевает за мной. – Кэт! – кричит он, пока я спускаюсь. – Куда ты? Я не отвечаю – просто несусь по ступенькам вслепую, скользя ладонью по стене, чтобы не сбиться с пути. На лестничной площадке на уровне галереи натыкаюсь на священнослужителя, который поднимался на колокольню, чтобы отзвонить полуночную молитву. Его фонарь падает на пол и гаснет, а металлический звон отражается эхом от мраморных полов. Поднимаясь на ноги, я вдруг осознаю, что он попал сюда через боковую дверь – намного быстрее, чем протискиваться через окно и спускаться по стене. Симон бежит следом за мной по галерее. Его преследует священнослужитель, тяжело дыша и крича что-то нам в спины. К счастью, он быстро отстает. А вот у Симона ноги длиннее моих, поэтому на полпути к нефу он догоняет меня и хватает за руку.