Dschinghis Khan, «Москва». ©Автор перевода — МойПеревод ТемКтоПоет. [2] СКБ ВТ — Специальное конструкторское бюро вычислительной техники. [3] НПП — Научно-производственное предприятие. [4] МВЗ — Московский вертолётный завод. [5] ОКБ — Опытное конструкторское бюро. [6] Человек разумный (лат.). [7] ДНД — Добровольная народная дружина. [8] ВОХР (или ВОХРа) — Военизированная охрана. Глава IV АЭРОЗАВОД Если меня когда-нибудь не раздавит автомобиль или не потопит пароход — все предчувствия — ложь. М. И. Цветаева — Здравствуй, Ярослав! Несмотря на сносную погоду, людей на Площади Дворца Советов не было. Профессор Градов, он же Аркадий Константинович, а для своих — просто «проф». Глава секретного НИИ[1] нейропсихомеханики и анализа времени, он же «п/я[2] № 10/1», занимающийся возможностями человека видеть прошлое и будущее. Основатель и бессменный руководитель проекта «Зевс», талантливый и умелый организатор, искренний и порядочный руководитель. Семья Аркадия Константиновича прошла через сталинские репрессии: отца, также известного учёного, выходца из дворян, ссылали, сажали в лагерь и отправляли работать в «шарашку». Градова-младшего вместе с мамой поместили в лагерь для жён и детей «врагов народа», затем разлучили полностью и направили в специнтернат, где, несмотря на тяжёлые условия существования, он показал феноменальные способности в учёбе. После двух необоснованных отказов самостоятельно поступил в Московский университет, жил в общежитии, словно иногородний, бедствовал, подрабатывал репетитором, помогал в написании дипломов. В 1956 г. воссоединился с родителями и вернулся в родной дом, когда это позволило сделать государство. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации, став одним из самых молодых докторов технических наук в Советском Союзе. Лауреат государственных премий и наград, член различных учёных и научно-технических советов, преподаватель ведущих технических вузов Москвы, заведующий кафедрами в МГУ им. М. В. Ломоносова и МГТУ им. Н. Э. Баумана. Градов сидел на лавочке перед фонтаном, положив ногу на ногу. Поджарый, но не слабый, он был одет в чёрные туфли со шнурками, белоснежную рубашку, чёрный галстук с жёлтыми полосами внизу, серые штаны с красной полосой на правой штанине и серый пиджак с вышитым на нём символом альма-матер. Любил носить многофункциональные наручные часы «Полёт» высшего класса изготовления. Выбирал парфюм от Chanel или Пако Рабана. Седой с умными серыми глазами, Аркадий Константинович предпочитал глубоко выбривать виски и даже в пожилом возрасте не забывал пользоваться средствами для моделирования причёски. Выбритый, с ровным треугольным носом и чётко выраженным подбородком, Градов продолжал выглядеть крайне обаятельно и своим благородным образом мог оказывать значительное впечатление как на женщин, так и на мужчин. Казалось, он всегда находился в хорошем настроении и не никогда упускал мгновения, чтобы в нужный момент не отпустить какую-нибудь остроумную шутку. Присев рядом, Коломин рассказал наставнику обо всём недавно произошедшем. — Рад, что у тебя всё вышло благополучно, — по-аристократически улыбнувшись, Градов подмигнул Ярославу. — В Курган-Тюбе ты справился, теперь я знаю, у тебя снова новое задание. Антон Владимирович успел позвонить. Градов знал про определённую неприязнь к нему и Коломину со стороны Борова, но либо делал вид, что не замечает этого, либо в действительности не обращал никакого внимания. — Это не простой доклад, проф. Пока отсыпной не закончился, я должен вам кое-что рассказать, — начал Ярослав, глядя на пасмурное небо. Пролетали редкие аэрокары, Ильич указывал рукой на невидимое солнце. — Я весь внимание, — посерьёзнев, кивнул Аркадий Константинович. Коломин пожал плечами: — С «Зевсом» и мои поведением что-то не так, профессор. Я начал пред… анализировать будущее без собственного желания и без подключения к аппарату. Причём чем дальше, тем отчётливее и яснее становится ход развития событий. Вы учили нас, что будущее не одно, что всегда имеется несколько альтернатив, пусть отличающихся друг от друга лишь в мелких деталях. Однако мозг мне ультимативно начинает сигнализировать, что произойдёт так и никак иначе. Определённость рушится, профессор, хоть я и знаю, что где-то здесь закралась некоторая ошибка. Меня часто стали одолевать сомнения, что выбора у нас никакого нет, хотя я гоню их прочь. Вдруг то, что мы зовём оптимальной траекторией развития событий, является траекторией единственной? А остальное — обманка, чтобы создать иллюзию выбора, конкуренции между путями? Более того, если раньше в процессе анализа я выбирал действие и выполнял его настоящей реальности, то теперь тело автоматически выполняет действие, а осознание текущего включает уже только после его выполнения. Мне не совсем приятно, когда я себя не контролирую, как будто кто-то другой довершает дело за меня. Это словно отхождение от наркоза. — Будущее не одно, Ярослав, — умиротворённо улыбнулся Градов. — Что касается последнего, то инструкции и алгоритмы проекта «Зевс» допускают нечто подобное. Я и команда так и назвали данное явление, эффект наркоза. В зависимости от того, как анализатор справляется с «Зевсом», оперативник либо может совершить выбранное действие самостоятельно, либо доверить его своему организму как бы по инерции. Однако синергия «Зевса» и нервной системы человека — настолько сложный процесс, что даже самому опытному пользователю порой тяжело проконтролировать, «автоматический» или «ручной» способ исполнения он выберет. — Но если я хочу отменить, профессор? — все ещё в больших сомнениях спросил Ярослав. — Если в последний миг понял, что данный выбор категорически не подходит, а цена ошибки фатальна? Градов задумчиво обхватил подбородок ладонью, уставившись на небоскрёбы Москвы, на фасадах которых даже с такого расстояния можно было разглядеть различную коммерческую и совсем реже — идеологическую рекламу. — Я подумаю над этим, сынок. «Зевс» — это очень, очень неоднозначный и сложнейший проект. Ты сам понимаешь, насколько комплексна наша нервная система, — слегка вздохнул Аркадий Константинович. — Но сейчас в большинстве случаев ты пока используешь «ручной» режим? — Так точно. Пока «вылеты в астрал» случаются лишь единично, — подтвердил Коломин. — Теперь насчёт второго. — Градов поставил вторую ногу на плитку, полностью откинувшись на спинку лавочки. — Ты помнишь, чему тебя учили в рамках проекта с самого начала. Альтернатива есть всегда, как бы оно не казалось порой иначе. Лично я цель проекта всегда видел не в господстве над будущим, чего, возможно, так хотят наши руководители. Главное в «Зевсе» — возможность увидеть несколько возможностей выбора и пойти по наилучшему. Именно эта концепция наиболее релевантна, так как абсолютное большинство людей часто не видят простого решения и считают ситуацию безвыходной. Ярослав, «Зевс» не инструмент контроля, но лекарство от отчаяния. Неопределённость провоцирует лень, пассивность и равнодушие, тормозит развитие людей, губит их тело и душу. Оперативники проекта не пророки и не предсказатели, а анализаторы. Ваше отличие от пифий и оракулов в способности предоставить себе и остальному человечеству спектр из нескольких направлений движения, немного или значительно отличающихся друг от друга. Прорицатель даёт одну-единственную картинку, выгодную богу или государю. Она претенциозная и окончательная, словно чёрная жирная точка. Ваша же роль заключается в том, что вы даёте другим запасные маршруты. Они есть многоточие, отсутствие явного конца и великая вероятность продолжения. — Вас всегда интересно слушать, профессор, — обычно холодный и достаточно бесчувственный, на этот раз улыбнулся Ярослав. — Часто ностальгирую по вашим занятиям во время учёбы. — Ты очень умный и сообразительный молодой человек, — без доли лести констатировал Градов. — И не случайно попал в проект и прошёл все испытания. Ты должен понимать, что «Псио» — вещество специфическое, порой опасное и не совсем предсказуемое. Выдержать его влияние могут только анализаторы. Возможно, сказанное тобой в начале является его побочным эффектом. Я поговорю с ребятами из химического управления, думаю, стоит поколдовать над процентным содержанием самого «Псио» в капсулах или над концентрацией примесей в растворе. Кстати, Виолетта приехала из Ленинграда за обновлением «Асклепия». Пока она здесь, спрошу у неё, не возникало ли каких побочек от «Псио» или «Зевса». — Виолка прилетела? — заметно удивившись, обрадовался Коломин. — Да, но ненадолго. Скоро опять отправится в город на Неве. Виолетта Роганова, или Виолка, как её называли остальные участники проекта «Зевс», была единственной девушкой, прошедшей все испытания и получившая статус оперативника. Виолетта представляла проект «Зевс» в Северо-Западном филиале Экспериментального отдела МВД СССР, который располагался на территориях Северо-Западного экономического района, Эстонской ССР и Латвийской ССР. Ярослав представлял Центральное управление, которое отвечало за Центральный, Волго-Вятский и Чернозёмный экономические районы, а также нередко привлекалось для решения вопросов всесоюзного значения. Гавриил Льдов работал в Северном филиале на территории Северного экономического района соответственно. Льдову досталась одна из самых малонаселённых, но не самая безопасная зона ответственности — сказывались суровые природные условия, отрицательно влияющие на людей, и большое количество бывших и нынешних заключённых. Николай Копач трудился в Западном филиале, включавшем Калининградскую область, Литовскую ССР, Белорусскую ССР, Украинскую ССР и Молдавскую ССР. Пограничный характер одной области и четырёх союзных республик тоже не давал особо расслабляться: доверие не всегда складывалось даже между союзниками по Варшавскому договору. Борис Конаков боролся с преступностью в Южном филиале, разместившимся в Северо-Кавказском и Закавказском экономических районах. Вероятно, это был наиболее сложный и опасный участок, так как на протяжении всей истории он всё время отличался обширной национальной и религиозной пестротой и коррелирующей с ней совокупностью конфликтных противоречий. Постоянно орудовали созданные по этническому принципу банды, при содействии иностранных спецслужб действовали провокаторы, обострялись межнациональные отношения и висела угроза террористических актов. Милан Крунич защищал от преступных посягательств сердце советской тяжёлой промышленности — Уральский и Приволжский экономические районы, находясь в Приволжско-Уральском филиале. Однажды получив дело о воровстве на производстве Свердловска, Милан сумел предотвратить кражу и переправку за границу данных о новом сверхсекретном танке. Иван Шелест-Шелестов сражался с бандитами в раскалённых пустынях и степях Среднеазиатского филиала, расположенного в пределах Казахстанского и Среднеазиатского экономических районов. По характеру напряжения ситуация здесь была недалеко от кавказской. Хоть то была его зона ответственности, Шелест-Шелестов оказался занят важным делом на Байконуре, поэтому с ОПГ Шишкина — Раджабова попросили разобраться временно свободного Коломина. Роман Генералов отвечал за огромный Сибирский филиал, который совмещал как Западную, так и Восточную Сибирь. Расследуя таинственные случаи гибели сибирской тайги, он неожиданным образом смог выйти на отлично законспирированную сеть китайской разведки. После этого Генералов успел поучаствовать в скоротечном приграничном конфликте с КНР, отлавливая диверсантов близ линии столкновения. Альберт Грим служил на самом краю гигантской советской империи в Дальневосточном филиале в границах одноимённого экономического района. Оперативники проекта «Зевс» всегда справлялись в одиночку с вверенными им заданиями, и дело о крушении Ту-144Э над Чукоткой стало пока единственным исключением, когда анализаторам пришлось скооперироваться. Время шло на часы, а поэтому Грим активно занимался расследованием на одном краю Дальнего Востока, а посланный на помощь Коломин — на другом. В результате разделения труда и скоординированных действий следователям точно и своевременно удалось установить причины катастрофы ядерного бомбардировщика. То дело Альберту и Ярославу запомнилось очень надолго, ибо приходилось действовать в условиях экстремальной погоды, крайне минусовых температур, полной безлюдности и абсолютной непроходимости местности. На самую большую в мире страну анализаторов было всего лишь несколько человек, а поэтому задействовали их только в наисложнейших делах, которые невозможно оказалось расследовать при помощи обычных сотрудников, применения стандартных приёмов и технических средств. Несмотря на чрезвычайную загруженность, участники проекта «Зевс» блестяще справлялись со своими целями и обязанностями. Градов однажды сказал, что, может быть, именно они с гордостью смогут носить звание сверхчеловека… с хорошей стороны. Однако анализаторами никогда не двигало желание славы, похвалы или карьерного роста — с самого детства и участия в проекте они всегда стремились к высшим, порой абстрактным идеалам: честности, справедливости, восстановлению порядка и служению на благо общества и родины. Не стремились они стать новой вершиной эволюции или богами, при этом в полной мере осознавая силу своих способностей. — В таком случае, мне пора на Октябрьскую: Боров опоздания не простит. — Коломин поднялся с лавочки, собираясь отправляться. — Тогда, как всегда, на связи, Ярослав. Береги себя и удачи в новом деле! — Градов сунул руку под лавку и нажал скрытую от посторонних глаз кнопку. Пространство вокруг дрогнуло и начало сокращаться. Как маленькие пиксели, так и здоровые квадраты реальности начали заваливаться назад и исчезать в никуда, образуя вместо себя аккуратные чёрные провалы. Разрушался небосвод, словно карточный домик, сверху-вниз складывался Дворец Советов со статуей Ленина, пропадала на горизонте многоэтажная Москва. Фонтаны и лавочки на резкой скорости вламывались в землю, сама площадь швырялась распадающейся по швам плиткой и сокращалась по направлению к Градову и Коломину. Дрогнул и погас солнечный свет, и пространство полностью выключилось. Момент, и включилось уже освещение искусственное. От Площади Дворца Советов осталась лишь лавочка, окружённая со всех сторон сетчатым стеклянным параллелепипедом, занимавшим большую комнату. Оказалось, что Градов и Коломин находились не у здания парламента, а в виртуальной реальности НИИ нейропсихомеханики и анализа времени на Бауманской улице. Она запускалась при помощи прибора, внешне имитирующим ту самую лавку, и предлагала несколько панорам на выбор — от Площади Дворца Советов до безымянного таёжного водопада близ Уральских гор. Стеклянный параллелепипед, он же проект «Завеса», исключал любую возможность прослушки или постороннего наблюдения — в нём обычно обсуждались важнейшие вещи с грифом «совершенно секретно». Помахав на прощание профессору, Ярослав вышел из кабинета «П-1» и по длинному институтскому коридору направился к лифту, чтобы вновь сесть в «Метеор». * * * Министерство внутренних дел СССР и Министерство юстиции СССР располагались в большом комплексе правительственных зданий на Житной улице близ станции метро Октябрьская, на пересечении Садового кольца, Ленинского проспекта и улицы Димитрова. Отдельное здание Экспериментального отдела располагалось подальше от посторонних глаз в глубине охраняемой территории. Его основанием служил старый пятиэтажный дом из красного кирпича, на котором, в свою очередь, было надстроено современное многоэтажное управление. Длинные антенны на обоих зданиях могли транслировать необходимые сообщения по всему Советскому Союзу. Многометровый забор и укрепленные по последнему слову техники контрольно-пропускные пункты не оставляли шансов проникнуть постороннему. Дежурный, завидев ЗИС-113Л, убрал противотаранные балларды, открыл автоматические ворота и помахал въезжающему Коломину. Ярослав откликнулся тем же жестом и направил аэрокар к родному отделу. После этого путь наружу быстро заблокировался. — Идентификация… — мрачно проворчала защитная система, при въезде сканируя «Метеор» фиолетовыми лучами. Десятки камер, словно птицы на деревьях, также любопытно уставились на молодого оперативника. Ярослав включил крышу на «Метеоре» и решил оставить машину на улице: с подземной парковки было бы дольше подниматься наверх. Наверняка сейчас в бюро Боров особо не задержит, а прикажет выдвигаться на одно из мест преступлений Красного тряпочника. Коломин приложил карту-идентификатор личности к считывателю, мощная дверь с непрозрачным снаружи стеклом раскрылась. В тамбуре на капитана уставилась здоровая камера «Глаз-117» производства НПО[3] «След», за ней виднелась ещё одна железная дверь. — Идентификация, — потребовала автономная защитная система. — Капитан Коломин, Экспериментальный отдел, — представился Ярослав. Сетка фиолетовых лазеров сначала легла на тело, а затем более прицельно — на лицо вошедшего. Удовлетворённо пискнул датчик, заскрипел невидимый механизм. — Идентификация. Успешна. С возращением. Товарищ капитан, — проскрипел бесполый механический голос, и вторая дверь тихонько отворилась. Коломин попал внутрь, кивнул очередному постовому за пуленепробиваемым стеклом, вновь приложил карточку к считывателю и прошёл через турникет высотой в человеческий рост. В полутёмном, относительно просторном холле его ждало несколько лифтов на выбор. Рядом с лифтами висели доска объявлений и стенд «Ими гордиться милиция», где, в том числе, висела чёрно-белая фотография Ярослава. На противоположном конце холла размещался менее «хороший» стенд с названием «Их разыскивает милиция». Двое сотрудников о чём-то тихо разговаривали при входе на лестницу. Когда вакуумный подъёмник спустился, капитан вошёл в него и устремился на предпоследний этаж. Нижняя четверть коридора была окрашена в белый цвет, остальные три четверти — в голубой. В других местах часто предпочитали светло-зелёный. И так происходило на многих советских предприятиях: заводах, фабриках, больницах, детских садах, школах, ЖКХ, отделениях милиции и т. д. Вряд ли кто-то вспомнит, кто именно выбрал такое соотношение и такие цвета, но всё непременно бы объяснилось экономичностью и практичностью. Быстро пройдя по коридору, Коломин, постучавшись, зашёл в родной кабинет. Из магнитофона «Электроника», стоящего в центре помещения, негромко звучал Виктор Цой: Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна И не вижу ни одной знакомой звезды. Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда,