– …А вот третий! – выкрикивает Роуз. Хит мотает головой. Победитель в охоте на призраков как всегда очевиден. Луч света от маяка еще три раза обходит остров по кругу. – Откуда ты приехал? – спрашиваю я Бо. – Из штата Вашингтон. Я ожидаю, что вот сейчас он продолжит говорить и сузит круг – до города или хотя бы округа. Нет, Бо молчит. – Весьма расплывчато. А конкретнее можешь? На его лице проступает напряжение. – Из центра штата. – Похоже, будет нелегко. – Ты о чем? – Выяснить, откуда ты на самом деле. Бо постукивает пальцами по бутылке, словно отбивает какой-то музыкальный ритм. – Что ты хочешь узнать? – В том городе «в центре штата» ты учился в школе? И снова он вроде готов улыбнуться, но в последний момент сдерживается. – Да. Окончил в этом году. – Так значит, как только прозвенел последний звонок, ты сбежал из своего как-его-там города? – Типа того. – И почему? Бо прекращает выстукивать ритм. – У меня умер брат. Порыв ветра и косой дождь налетают на окна, и я вздрагиваю. – Прости. Бо кивает и подносит бутылку к губам. Проходит несколько минут. Вопрос застрял у меня в горле – или я задам его, или сейчас задохнусь. – Что с ним произошло? – Несчастный случай. – Он крутит бутылку в руке, и красное вино закручивается в воронку. Мини-циклон. Бо отворачивается и смотрит на дверь, словно размышляя, не пора ли ему встать, попрощаться и выйти под проливной дождь. И хотя мне не терпится узнать подробности несчастного случая, я больше ничего не спрашиваю. Ясно, что говорить об этом Бо не хочет. А я не хочу, чтобы он ушел, хотя наш разговор становится натянутым, и мы оба чувствуем себя неловко. Я не хочу, чтобы эта ночь закончилась. Что-то привлекает меня в Бо. И дело не в нем, а во мне: я нравлюсь себе, когда он рядом; чувствую себя легко; мысли, которые непрестанно роятся в голове, приходят в порядок; боль в груди стихает. Так что я беру у Бо бутылку, сажусь по-турецки на холодный пол и смотрю на разгулявшуюся непогоду. Я понимаю, что значит терять близких людей. Делаю долгий, медленный глоток вина. В желудке становится тепло, перед глазами все плывет. Бо пристраивается рядом, сложив руки на коленях. – А ты часто ввязываешься в драки? – спрашиваю я, когда молчание затягивается. – Ты о чем? – Прошлой ночью, на пляже… ты совсем не испугался Лона. – Я не любитель драки, если ты про это. Хотя несколько раз случалось, но тоже не по моей воле. – Он делает медленный выдох, да так и замолкает с полуоткрытым ртом. Хочет сменить тему? Потом все же продолжает: – Брат вечно попадал в переделки. Любил рисковать: то в речку нырял посреди зимы; то забирался на мост, встретить восход солнца; то на своем пикапе гонял по трассе на запредельной скорости. Просто так, ради острых ощущений. Скажет что-нибудь не то, или глаз положит не на ту девушку – и дело кончалось потасовкой. – Бо качает головой. – Он думал, это прикольно, а мне всегда приходилось вмешиваться и спасать его задницу. Брат был старше, но родители просили меня присматривать за ним. А после того как он умер… – Бо опускает глаза, его голос дрожит от нахлынувших воспоминаний, – мне стало некого защищать. – Я протягиваю ему вино, он делает большой глоток и сжимает бутылку между колен. – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уехать отсюда? Я вскидываю голову. – Конечно. – И? – Все не так просто. Он постукивает по горлышку бутылки. – Так все и говорят, когда не хотят признать правду. – Может, и так… только правда – это тоже непросто. И моя жизнь – тоже непросто. – Значит, после школы ты не собираешься уезжать из Спарроу? И поступать в колледж тоже не собираешься? Я пожимаю плечами. – Я пока об этом не думала. – Я начинаю беспокойно ерзать по полу. Лучше бы мы продолжили говорить о нем самом. – Тебя здесь что-то держит? Есть причины, по которым я застряла в этом городе… Нужно что-то ответить. – Семья. То есть мама. – Она тебя не отпускает? – Не в этом дело. Просто она… просто она не совсем здорова. – Я отвожу взгляд и мотаю головой. Немного правды не повредит. – Не хочешь говорить об этом? – Точно так же, как ты не хочешь сознаваться, откуда приехал, – ровным голосом отвечаю я, – и что случилось… – Я чуть было снова не заговорила о его брате, но вовремя остановилась. Бо со стоном выдыхает и снова протягивает мне бутылку. Оба отпиваем по глотку, вместо того чтобы сказать правду. Похоже, мы придумали новую игру: не хочешь отвечать на вопрос – пей. – Причины остаться есть всегда. Но нужно найти хотя бы одну причину уехать. – Наши взгляды встречаются, и какая-то знакомая искорка вспыхивает во мне. Не хочу себе признаваться, но этот огонек освещает самую потаенную часть моей души. И я вбираю его в себя, как солнечный свет. – Пожалуй, я пока ее не нашла. – Мои щеки краснеют, лицо горит. Над маяком с завыванием проносится ветер, стекла дребезжат. Бо всматривается в ливень. В глазах скрыта боль. Как бы прочитать его мысли? Меня тянет коснуться его лица… Внезапно – словно кто-то нажал невидимую кнопку, и механизм отключился – шторм стихает; дождь слабеет, превращается в морось и повисает туманом; черные зловещие тучи смещаются к югу. Будто открылся занавес, а за ним обнаружилось темное, усеянное звездами небо. Роуз вскакивает с места и кружится от восторга. – Поехали загадывать желания! Прямо сейчас! – На кладбище кораблей? – спрашивает Хит. – Ага! – На какое кладбище? – Бо вздрагивает и только тут отворачивается от меня. – Сам увидишь, – отвечает Роуз. * * * В темноте добираемся до причала. Хит настаивает, чтобы мы все плыли на его лодке, так что приходится тесниться. Бо берет меня за руку – хотя я держу равновесие на воде не хуже, чем на суше, и в этом не нуждаюсь – и не отпускает, пока мы не садимся на скамью. В лодке чисто и почти пусто, только у борта аккуратной стопкой сложены оранжевые спасательные жилеты. Хит дергает за трос, и мотор тут же заводится. Может, не стоило с ними плыть? Глубокая ночь; голова слегка кружится от того, что кровь разбавлена вином. Но эта расслабленность так притягательна: вино сглаживает острые края моего ума, облегчает постоянную тревогу, которая живет под моими ногтями и давит на плечи. Я крепче цепляюсь за край скамьи. Мы медленно продвигаемся через неестественно спокойную бухту. Остовы затонувших кораблей торчат над поверхностью, как надгробные камни; зазубренные металлические выступы, постоянно омываемые течением, проржавели и почти превратились в песок.