Она поджала губы, покачала головой. — Крылов, ты это… зови нас, если их найдёшь, — сказал Громов. — А то девки ещё и тебя поколотят. И останемся мы в субботу вечером без Котёнка. Вася усмехнулся. Я спрыгнул с парты. В тот же миг в класс вошла Снежка, и прозвенел звонок. * * * На уроке я не получил ни одной записки: ни со сведениями о нападении на Кукушкину, ни с признаниями для Котёнка. А едва урок окончился — Волкова набросилась на меня с расспросами. Я перечислил Алине, какие травмы получила вчера моя соседка-семиклассница. Рассказал о причине того нападения (девицы требовали от Лены, чтобы она «держалась подальше» от Котёнка). Рассказал, что Кукушкины не обратились в милицию. Папаша заявил дочери, что та «сама виновата»: связалась с «этим соседом-уголовником». Волкова поохала и сообщила, что «уговорила бы» Кукушкину «пропустить музыку» — «если бы знала». Призналась, что до музыкальной школы Лена «гостила» в Алининой квартире на пятом этаже. Рванула выяснять расписание уроков седьмого «В» класса, когда я обронил, что шёл сегодня в школу вместе с Кукушкиной. На второй урок она пришла хмурая и раздражённая. Я спросил: — Как там Лена? Волкова сжала кулаки и ответила: — Сволочи! * * * После шестого урока я сообщил Алине, что ухожу домой. — Не пойдёшь на историю? — спросила Волкова. Я махнул рукой. — Ну её… — Историчка не любит, когда прогуливают её уроки. — Пусть спросит меня на следующем, — сказал я. — Перескажу ей весь учебник наизусть. Алина спросила: — Что-то случилось? Я покачал головой. — Отведу Кукушкину домой. Волкова кивнула. — Лене сейчас нужна твоя поддержка, — сказала она. — Больше, чем историчке, — добавил я. Мысленно произнёс: «Мы в ответе за тех, кого приручили». * * * Встретил Кукушкину в гардеробе — семиклассница натягивала куртку. Заметил, что Лена не поднимала лицо: прятала от чужих глаз свои раны. Я не навязывал девчонке заботу. Забрал свою одежду, ждал соседку-семиклассницу около выхода из школы. Кукушкина меня заметила — не выказала при виде меня удивление (ещё утром предупредил её, что домой пойдём вместе), но улыбнулась. Улыбка у Лены получилась невесёлая. В ране на губе у девочки блеснула капля крови. Кукушкина подошла ко мне, не взглянула по сторонам — взяла меня под руку. Я поинтересовался у неё «как дела». Получил стандартный ответ: «Нормально». Седьмой урок уже начался — около входа в школу прохаживались лишь пионеры. У старшеклассников редко когда было меньше семи уроков, поэтому прозвище «Котёнок» вслух никто не произнёс. Лена махнула рукой смотревшим на нас девчонкам (её одногодкам — на вид). Те тоже попрощались с ней, не сводили любопытных взглядов с моего лица. Мы вышли на улицу. Я зажмурился от яркого солнечного света. Взглянул на безвольно обвисший на флагштоке красный флаг. Поправил очки, громыхнул содержимым дипломата. Лена повернула лицо — я снова увидел её превратившийся в тонкую блестящую полосу правый глаз. Спросил у Кукушкиной, не видела ли она сегодня в школе тех девчонок, которые на неё вчера напали. Лена помотала головой. Призналась, что никому из одноклассников не рассказала о «вчерашнем». Учителям говорила, что упала — так ей велел отвечать на вопросы взрослых отец. — На перемене Алина приходила, — сообщила Кукушкина. — Она знает. Я кивнул. Повёл свою спутницу через школьный двор. — Волкова говорила, что на музыку ты вчера пошла от неё, — сказал я. — Ты часто бываешь у Алины? Лена повела плечом. — Каждый день, — ответила она. — С прошлого понедельника. — И чем вы там занимаетесь? — спросил я. — Курите? Пьёте вино? Кукушкина остановилась, выпустила мою руку. — Ванечка, ты что такое говоришь! — сказала она. Помотала головой. — Я не курю! — заявила Кукушкина. — И вино… только один раз в жизни попробовала — не у Алины! Я усмехнулся: вновь почувствовал себя строгим родителем. — Что ж тогда вы там делали? Стихи читали? Лена вздохнула. — Читали, — призналась она. — И играли с Барсиком. Вновь прикоснулась к моей руке. — А ещё она учит меня играть на гитаре, — заявила Кукушкина. — И петь. Она посмотрела мне в глаза. — Волкова играет на гитаре? — удивился я. Лена усмехнулась. — Конечно, играет! — сказала она. — А ещё Алиночка замечательно поёт! И хорошо танцует. Покачала головой. — Её родители были артистами, — сказала Кукушкина. — Ванечка, ты забыл? Она вздохнула. — Я, когда окончу школу, тоже стану артисткой, — заявила Лена. — Буду петь и танцевать на сцене. Как ты. * * * Дома я уже по привычке настраивался на работу: приступил к этому действу едва ли не сразу же, как только переступил порог квартиры. Не включал ни радио, ни телевизор. Не заглядывал в газеты. И даже не смотрел в окно. Гнал из головы посторонние мысли — пока переодевался в домашнюю одежду и пока разогревал обед. Вслух повторил: «Книга сама себя не напишет». Говорил себе, что я «профессионал», что работаю «всегда и несмотря ни на что». Выудил из памяти содержимое абзацев, которыми вчера завершил работу над рукописью. Внёс в них (мысленно) правки, прикинул дальнейшее развитие сюжета. Наметил места, где добавлю в текст короткие отступления в виде вычитанных когда-то в интернете перечислений реальных исторических фактов. Уже не сомневался, кода шагал к письменному столу, что работа над книгой пойдёт в стандартном ключе. Уселся на стул, открыл тетрадь на том самом месте, где вчера поставил «жирную точку». Внёс в текст запланированные во время обеда исправления (они сохранились в моей памяти, будто на жёстком диске компьютера). Прикрыл глаза, воскрешая образы вымышленных персонажей. Но перед мысленным взором снова предстало лицо Лены Кукушкиной: с раной на губе и синевой под правым глазом. Я тихо выругался, потряс головой. Поправил съехавшие к кончику носа очки. Пробежался взглядом по строкам, на которых вчера оборвал повествование. Постучал шариковой ручкой по странице. «Скука — лучший друг писателя», — всплыла у меня в уме цитата из прочитанной в интернете статьи по «писательскому мастерству». «А я прям веселюсь сейчас!» — мысленно ответил её автору. Швырнул ручку на стол, взглянул на часы. «Полчаса, чтобы привести мысли в порядок», — разрешил я себе.