– Это правда? – спросила владелица магазина под вывеской «Только кресла». – К сожалению, нет, – ответил Квиллер. – Я всего лишь газетчик, который выполняет отнюдь не романтическую работу. Хозяйка прикрыла глаза: – Я представляю вас йоркширским виндзорским креслом. Каждый человек напоминает какое-то кресло. Вот это маленькое изящное шератоновское – балерина. Тот английский чиппендейл очень похож на моего домовладельца. А вы – йоркширское виндзорское. Только задумайтесь об этом на минутку, и все ваши друзья превратятся в кресла. После сомнительных теорий Прантца, предположений Ив и речей о людях-креслах Квиллер почувствовал некоторое облегчение при знакомстве с миссис Макгаффи. Она показалась ему человеком разумным, несмотря на странное название магазина. Но и последнее хозяйка вполне разумно объяснила: – Это все старинные деревянные сосуды. Ноггин – с ручкой, как чашка. Пиггин похож на ковш. Феркин использовали для хранения продуктов. – Откуда вы знаете? – Из книг. Когда нет покупателей, я сижу здесь и читаю. Хорошая работа для школьной учительницы на пенсии. Если вам нужна литература по истории Америки или антиквариату, только попросите. – А у вас есть что-нибудь о Хламтауне? Меня особенно интересует особняк Коббов. – Самый значительный дом на нашей улице! Построен в 1855 году Уильямом Тауном Спенсером, известным аболиционистом. У Уильяма было два младших брата, Джеймс и Филипп, которые построили рядом такие же здания, только поменьше размером. Кроме того, у него была незамужняя сестра Матильда, слепая от рождения. Погибла в тридцать два года, упав с лестницы в доме брата. Она говорила с уверенностью, импонировавшей Квиллеру. Он был по горло сыт слухами и путаными псевдоидеями. – Я заметил, что жители Хламтауна склонны падать – и при этом погибать, – сказал он. – Странно, что это началось еще тогда. Женщина печально покачала головой: – Бедная миссис Кобб! Сможет ли она держать магазин одна, без мужа? – Кажется, что Си-Си был своего рода живым огнем Хламтауна. – Возможно, и так… Но если честно, я терпеть не могла этого человека. Он был ужасно невоспитан! Нельзя так вести себя в цивилизованном обществе. По-моему, настоящей потерей для нас стала гибель Эндрю Гланца. Прекрасный юноша, такой многообещающий и настоящий ученый! У меня есть право говорить о нем с гордостью, поскольку именно я научила Энди читать двадцать пять лет назад на севере штата, в Бойервиле. Ах, он был таким смышленым парнишкой! И грамотным. Я знала, что когда-нибудь он станет писателем. – Ее морщинки лучились. – Он писал статьи об антиквариате? – Да, но еще и роман, от которого у меня осталось смешанное впечатление. Энди дал мне прочитать первые десять глав. Я, естественно, не стала огорчать его, но… Не одобряю я эту отвратительную современную литературу! И тем не менее она популярна. – А где происходило действие романа Энди? – В общине антикваров вроде нашей, но там существовали всякие антипатичные герои: алкоголики, игроки, гомосексуалисты, проститутки, торговцы наркотиками, прелюбодеи! – Миссис Макгаффи содрогнулась. – О боже! Если бы наша улица была хоть немного похожа на ту, что изображена у него в книге, я, наверное, завтра же закрыла бы магазин! Квиллер погладил усы: – А вы не думаете, что в Хламтауне происходит нечто подобное? – Ах нет же! Ничего подобного! Только… – Она понизила голос и бросила взгляд на забредшего в магазин покупателя, – я бы не хотела, чтобы вы писали об этом, но… Говорят, что тот маленький старичок, который продает фрукты, букмекер. – Букмекер? Он принимает ставки? – Так говорят. Только, пожалуйста, не злоупотребляйте моей откровенностью. Наш район пользуется хорошей репутацией. Покупатель прервал их: – Простите, у вас есть масленки? – Одну минутку, – ответила она с любезной улыбкой, – я с радостью помогу вам. – А что случилось с рукописью Энди? – спросил Квиллер, направляясь к двери. – Я думаю, он дал ее своей подруге, мисс Дакворт. Она просила почитать, но… – миссис Макгаффи торжествующе закончила, – он хотел, чтобы это сначала сделала его старая школьная учительница! Семнадцать Сырой туман злорадно превратился в холодный пронизывающий дождь. Квиллер шел к «Голубому дракону» так быстро, как только позволяло колено. – Сегодня я собираюсь заняться мародерством, – объявил он Мэри Дакворт. – Бен Николас введет меня в курс дела. – Куда вы пойдете? – В старый театр на Цвингер-стрит. Бен сказал, что здание заколочено, но можно пробраться через служебный вход. Нужно попробовать самому, прежде чем писать о людях, которые, рискуя подвергнуться аресту, спасают предметы старины. Думаю, городу пора познакомиться с ними, а занятие подобного рода пора узаконить. Мэри радостно улыбнулась: – Квилл, ты говоришь как убежденный антиквар! Ты тоже заразился! – Я просто вижу, что может выйти хороший материал, вот и все. А пока… Ты не могла бы одолжить рукопись романа Энди? Мне рассказывала о нем миссис Макгаффи, и раз он о Хламтауне… – Рукопись? У меня нет никакой рукописи. – Но миссис Макгаффи сказала… – Энди дал мне почитать первую главу, вот и все. – А что же тогда случилось с романом? – Понятия не имею. Роберт Маус должен знать. – Может быть, позвонишь ему? – Сейчас? Квиллер нетерпеливо кивнул. Мэри взглянула на высокие напольные часы: – Не совсем подходящее время. Он готовит обед. Это очень срочно? Тем не менее она набрала номер. – Уильям, – сказала мисс Дакворт, – не могу ли я поговорить с мистером Маусом?.. Пожалуйста, скажи ему, что это Мэри Даксбери… Вот этого я и боялась. Минутку. – Она повернулась к Квиллеру: – Слуга говорит, что Боб готовит голландский соус к кольраби и просил не беспокоить. – Скажи ему, что «Дневной прибой» собирается напечатать грязную сплетню об одном из его клиентов. Юрист подошел к телефону (Квиллер представил его в фартуке и с шумовкой в руке) и заверил, что ничего не знает о рукописи. Среди бумаг Эндрю Гланца ничего подобного не было. – Тогда где же она? – спросил Квиллер у Мэри. – Уместно предположить, что ее уничтожил тот, у кого были на это причины. Кстати, что было в первой главе? – Там рассказывалось о женщине, которая собиралась отравить мужа. Довольно захватывающе. – А почему Энди не дал тебе читать дальше? – Он считал роман своей тайной. Тебе не кажется, что большинство писателей очень чувствительны, когда речь идет об их работе, еще не напечатанной? – Всего вероятней, герои были взяты из жизни. Миссис Макгаффи, правда, думает иначе, но не ей судить. Она живет слишком замкнуто. Возможно, роман Энди раскрывал некоторые неприятные тайны Хламтауна. – Он не сделал бы такого! Энди был таким деликатным… Квиллер стиснул зубы. Такой деликатный, такой честный, такой умный… Эту песню журналист уже знал наизусть. – Возможно, среди персонажей существовала и ты, – сказал он Мэри. – Вот Энди и не хотел, чтобы ты читала дальше. Возможно, описание было столь прозрачно, что тебя легко узнали бы. И семейный скандал, которого ты так боишься, разразился бы. Глаза Мэри засверкали. – Нет! Энди не мог так поступить. – Ну, теперь мы этого никогда не узнаем. – Квиллер собрался уже уходить, но остановился. – Ты ведь знаешь Холлиса Прантца? Так вот, он говорит, что был маляром и оклейщиком стен и оставил работу из-за слабого сердца, а сам бегает, как юноша. Когда я был у него сегодня, он лакировал выставочные ящики. – Лакировал? – удивилась Мэри. – Он сказал, что готовится к завтрашней вечеринке, и тем не менее товара у него маловато. – Лакировал в такой день? Да эти шкафы никогда не высохнут! Если наносить лак в сырую погоду, он останется липким навсегда. – Ты уверена?