– Я слышал, вы когда-то работали в театре, – проговорил Квиллер. Округлый маленький продавец подрос сантиметра на три. – Нашего фра Лоренцо на Бродвее хвалили критики. Наш Догберри был великолепен. Наш Боттом был незабываем… Что это значит? Вы бледны и весь дрожите! Квиллер не сводил глаз с котенка на подушке. – Этот… Этот кот! – выпалил он. – Он мертв! – Великолепный образчик таксидермистского искусства. Ужели он вам не по сердцу? – Да, не по сердцу, – ответил Квиллер, шумно выдохнув в усы. – И вообще, чем вы конкретно занимаетесь? У вас есть какая-нибудь специализация? – Я счастливый ночной бродяга. – Бросьте! Не нужно вешать мне лапшу на уши. Хотите рекламу – отвечайте по существу. На чем вы специализируетесь? Бен Николас замялся: – На всем, что приносит доход. – Как долго вы работаете в Хламтауне? – Слишком долго. – Вы хорошо знали Энди Гланца? Антиквар сложил на груди руки и закатил глаза. – Благородный, мудрый, доблестный и честный, – пропел Бен. – Черный день наступил для Хламтауна, когда святой Эндрю встретил свою кончину. – Он подтянул брюки и лукаво произнес: – Как насчет кружки божественного напитка в местном кабачке? – Нет, спасибо. Не сегодня, – отказался Квиллер. – А это что? Складная книжная полка? – Он взял в руки странное сооружение из черного дерева с медными шарнирами. – Сколько вы за нее хотите? – Берите ее… Берите… С приветом от старого Санта-Клауса. – Нет, я куплю ее, если это не слишком дорого. – Мы просим пятнадцать, но позвольте нам сделать скидку. Восемь симолеонов[6]. Тут в магазин вошел еще один покупатель и нетерпеливо спросил: – Бляшки для лошадиной сбруи есть? – Сгинь! Сгинь! – махнул рукой продавец. – Этот джентльмен из газеты, и у нас берут интервью. – Я уже все. Ухожу, – сказал журналист. – В понедельник пришлю фотографа, чтобы снять вас и ваш магазин. – Покорно благодарю, сэр. Николас снял свой шелковый цилиндр и прижал к сердцу. Тогда-то Квиллер и заметил воткнутое в головной убор красное перо. Это было его перо! Он в этом не сомневался: у самого ствола оно было прокушено. Две недели назад, играя с котом, журналист вынул его из-за ленты, чтобы пощекотать Коко нос, и тот, расшалившись, продырявил перо клыками. Квиллер медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом перо попало на цилиндр Бена. И вдруг журналиста швырнуло наземь. Мир опрокинулся на него, бросив коленопреклоненным на крыльцо. Раздался шум, рев, треск, и Квиллер оказался на четвереньках в снегу, перемешанном с колким льдом. Бен Николас тут же поспешил на помощь. – О дьявольская лавина! – возопил он, помогая журналисту подняться. – С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд. Квиллер отряхнулся. – Еще повезло, что на мне была шляпа, – сказал он. – Пойдемте обратно – сядете и выпьете чуточку бренди. – Нет, спасибо, со мной все в порядке. Спасибо, спасибо. Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене. Квиллер с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол. – Ага! Эти уроды наконец установили телефон! – сказал журналист. – Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу. Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллер набирает номер фотолаборатории «Прибоя» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно стал смотреть, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают карри. – Коко, я вступил в клуб калек, – сообщил Квиллер. – У хозяйки дома повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Да, не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе! – Йау, – утешил его Коко. Квиллер всегда проводил субботние вечера в клубе – в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его – а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но к сожалению, трубку никто не поднял. Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Прибоя» и занимавшейся светской хроникой. – Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового года. – Да, кстати, скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери? – Они стараются вести себя тише воды, ниже травы и терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил? – У них есть дочери? – Пять – и все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и… – И? – Вернулась обратно, наверное. Ее не видно и не слышно. – Как ее зовут? – Мэри. Она в семье словно белая ворона. – Спасибо, – сказал Квиллер. Он пошел в пресс-клуб один. Клуб занимал единственное старое здание в центре города, которое избежало сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или улицы, «Дневной прибой» и «Утренняя зыбь» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы. Квиллер хромая поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендала, репортера криминальной хроники. – Пошли обратно, я угощаю, – предложил Квиллер. – Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья. – Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности? – То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Гнезде. – А Цвингер-стрит? – Кое-что я о ней слышал. – Я снял там жилье вчера. – Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба! – Вообще-то, там не так уж плохо живется. – Что ж, не распаковывай все свои чемоданы, город собирается снести Хламтаун, – весело сказал Кендал на прощанье. Квиллер наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто. – А где все? – спросил он Бруно, буфетчика. – Покупают рождественские подарки. Сегодня магазины открыты до девяти.