Увидев меня, Лидия Степановна снова затряслась от рыданий. Толик немного побледнел, но все же ответил: — Да вот у нас что, — он развел руками, показывая на мешок. Я присела на корточки возле мешка. Тот был старый, местами порванный, с прорехами, но, нагнувшись, я увидела, что внутри кто-то есть. Я испугалась, что похитители решили не церемониться и прислали Виолетту, но не целиком, а, так сказать, по частям. Потому что то, что находилось в мешке, было порядком меньше, чем огромная мейн-кунша. Я заглянула внутрь, изнутри раздалось внушительное: — Мау-уу-уу! От неожиданности я отпрянула и наконец-то, перестав держать интригу, развязала треклятый мешок. Маленький рыженький котенок со смешной лохматой шерсткой глядел на меня ярко-голубыми глазками. Ничего общего с наглой и габаритной Виолеттой он не имел. Он снова взглянул на меня и теперь уже уверенно произнес: — Мау-уу-уу! — Что это? Кто это? — опешила я. — А это, уважаемая Татьяна, это наше с бабулей новое приобретение — покупка на сто тысяч рублей, — со злостью объяснил Анатолий. При этих словах Лидия Степановна снова с удвоенной силой зарыдала. — Я долгов набрала, я всему подъезду теперь должна, я думала, там Виолетта… А тут… Ее убьют… А деньги… — Она хлюпала носом и рыдала. Я начала понимать ситуацию. Не дождавшись меня, бабуля с внуком решили сами вернуть обожаемую кошку. И не придумали ничего лучшего, как заплатить вымогателям всю сумму. Для этого Лидии Степановне пришлось занять практически у всех знакомых. Сто тысяч для нее — заоблачная сумма. А мошенники, как это обычно и бывает, не выполнили своих обязательств — а просто-напросто их кинули. Мои Таро снова оказались правы, вот вам и денежные хлопоты, и финансовые затруднения, связанные с поиском Виолетты. Хорошо, что эти затруднения пока меня не коснулись. — Да, тут уж точно, кот в мешке! — проворчала я. — Кошка, — смачно выругался Толик. — Я проверил. Котенок, как будто услышав, что это о нем (или о ней) говорят, снова выразительно сообщил: — Мау-ууу! — Ой, она, наверное, голодная, — старушка подскочила и побежала на кухню кормить свою дорогущую покупку. — Пусть отвлечется, — пробормотала я и, обернувшись к Анатолию, сказала: — Давай рассказывай все с самого начала. — После того, как я проведал Люсю в больнице… С ней, кстати, все хорошо. Даже ребенок практически не пострадал, я позвонил бабушке, приехал сюда. Она была в ужасном состоянии, все время плакала, молила о помощи. Просила занять денег — я не мог ей отказать. Конечно, не надо было давать ей денег. Я знал, что так и будет. Но мне так жалко было бабушку, она с этой Виолетты пылинки сдувает, а тут ее убить обещают, — он замолчал. — Как прошел процесс передачи денег? — Эти козлы прислали еще одну записку, за домом на пустыре мы должны были оставить конверт с деньгами, в мусорную урну сверху положить, мы так и сделали, а когда пришли к квартире, под дверью лежал этот мешок и мяукал. Но кошечка-то не та, не наша. У бабушки случилась истерика настоящая, сидела плакала, рыдала, а потом ты пришла, остальное знаешь. — Понятно. Покажи мне вторую записку. — Вот она, — протянул мне Анатолий мятую бумажку. — Да уж. Все было так, как он сказал. Пустырь за нашим домом был выбран не просто так. Он просматривался со всех сторон, и многие окна нашего дома выходили на него. Из окна вполне можно было увидеть, кто и когда там оставил деньги. А котенка под дверь в это время подкинул второй злоумышленник. — Анатолий, пошли, покажешь мне, где вы деньги оставили! — уверенно произнесла я. — А как же бабушка? — спросил он. — А бабушке твоей не нужен лишний стресс, пусть новой кошечкой займется. Покормит ее, погладит, короче, отвлечется. — Хорошо, пошли, — согласно кивнул Толик. Мы выбрались во двор, обошли наш дом с обратной стороны и оказались на заброшенном пустыре, где только редкие собачники со своими питомцами прогуливались среди жухлой травы. Я сделала вывод, что мошенники, скорее всего, живут в нашем доме или часто здесь бывают, так как знают наши окрестности. Мы прошли почти к центру пустыря, где стояла очень давно непонятно кем и непонятно зачем поставленная мусорная урна. — Вот сюда мы конверт с деньгами и положили, как написано было в записке, — печально заявил Толик. — Эх, плакали наши денежки. Теперь уж точно ни Виолетту, ни денег мы никогда не увидим. И бабушку жалко. Как же она теперь? Я краем уха слушала его терзания и разглядывала местность возле урны. Трава здесь высокая, практически в человеческий рост. Только по вытоптанным тропкам можно было передвигаться, а шаг-другой с тропы — и можно было попасть в настоящие джунгли. Мне пришла в голову мысль, что один из преступников вполне мог спрятаться в таких дебрях и наблюдать из своего укрытия, как Анатолий и Лидия Степановна сами принесли им денежки. Я обошла урну по периметру, увеличивая круги все больше и больше, пока чуть в стороне от дороги, но так, чтобы прекрасно видеть урну, я не подтвердила свои догадки. Нашла нечто вроде лежбища. Остались явные следы, отпечатки рук и локтей. Несколько дней назад был дождь, так что следы явно были новые и свежие. Иначе бы ливень все смыл. Следы были какие-то маленькие, будто бы женские или даже детские. Я взяла след, и уже искала зацепки и улики или хоть какие-то следы. На самом лежбище ничего не было, но там, где была примята трава в нескольких шагах от тропинки, я увидела маленький кусочек яркой целлофановой упаковки. Совсем небольшой кусочек, и его вполне могли оставить и проходящие мимо собачники, но я все-таки надеялась, что этот обрывок имеет отношение к моему кошачьему делу. Толик ждал меня возле урны и сразу спросил, как только меня увидел выходящей из кустов: — Ну что, нашла что-нибудь? — Вот только это. Но я не могу сообразить, что это такое и от чего, — я развела руками. Я протянула ему яркий обрывок. — Ммм… а я, кажется, знаю, что это такое! — обрадованно сообщил Анатолий. — Да? Что же?? — не скрывая своей радости, спросила я. — Это кусочек упаковки от чупа-чупса, сосалки такой, — объяснил мне Крылов. — Я знаю, что такое чупа-чупс. Мне стало стыдно, как же я сразу не догадалась. Конечно, это обрывок от липкой конфеты. Все сходится — маленькие отпечатки ладошек, этот сладкий чупа-чупс, неужели преступник — ребенок или подросток, но не карлик же? Я, держа в руках важную чупа-чупсную улику, вернулась к Лидии Степановне. Та уже немного успокоилась и сидела на диване, машинально гладя новую рыженькую кошечку. Увидев нас, она подпрыгнула, надежда мгновенно озарила ее лицо. — Ну как? Вы что-то нашли? Виолетту? Деньги? Хоть что-нибудь? — спросила она. Толик отрицательно покачал головой. — Не переживайте, Лидия Степановна. Я вам обещала помочь, и я это сделаю. Слушайте меня и не совершайте больше глупостей. Почему вы без меня побежали выкуп отдавать? — гневно спросила я. — Танечка, тебя долго не было. Я думала, ты забыла уже о моей просьбе. А тут счет идет даже не на часы, а на минутки. Звонить тебе было неудобно, а вдруг от важных дел отвлеку? Мы с Толечкой сами вдвоем посовещались, собрали деньги. Кто же знал, что они мне Виолетточку не вернут? — принялась оправдываться старушка. В глазах у нее блестели слезы, мне было ее жаль, но я не люблю, когда глупости совершаются за моей спиной. — Я знала, что так и будет. Вы меня привлекли к этому делу, я за него взялась — значит, я про вас помню. Нужно было сразу мне позвонить, когда вторую записку получили. Как же так, Лидия Степановна, — отчитала я ее. Бабулька сидела пристыженная. Толик хмыкал носом. Потом все-таки соседка спросила меня дрожащим голосом: — Ну и что нам теперь делать? — Теперь слушаться меня, если вы хотите вернуть вашу кошку и ваши деньги! Я понятно объясняю, теперь только слушаться меня. Сейчас до конца дня из дома не выходить, меня ждите. Никому дверь, кроме меня, не открывайте. Толик, проследи за бабушкой. Продукты у вас есть, смотрите телевизор и общайтесь. Вечером я к вам приду, все расскажу. Вопросы есть?