Она позвонила в звонок и удивилась, услышав доносящийся из глубины квартиры звучный «дин-дон». Во всех квартирах звонок был один и то же, за исключением пентхауса Электры. Выглянул Мэтт, взъерошенный, в бежевой футболке, «бермудах» и с босыми ногами. — Ты спал? — виновато спросила Темпл. — Нет, но я… ммм не ложился до семи утра, — он посмотрел на свои часы. — Мы договаривались позаниматься? Не сомневаюсь, что я забыл… — Нет, нет. Я сегодня все равно не готова строить из себя ниндзя. Мне просто стало любопытно… Он сделал пару шагов назад, открывая дверь шире, казалось, что неохотно: — Заходи. У меня тут нет ничего особенного, точнее даже, я не сделал ничего особенного с этой квартирой. Темпл переступила порог, ощущая всю важность момента. Жилище человека может многое рассказать о его хозяине. Она огляделась вокруг, стараясь не показывать виду, что осматривается. Простота убранства, вернее – отсутствие такового, окатило ее, словно горячей волной: голые деревянные полы, голые французские двери и окна, старый диван без подушек. Неумело прикрученные к стене небольшие книжные полки, в основном без книг. Ящики, служащие столом и просто составленные вместе тут и там. — Я не привык сам декорировать помещения, — уныло пожал плечами Мэтт, оглядывая свой дом, который больше напоминал пустой склад. — И к тому же, я не знаю, сколько еще пробуду в Вегасе. Темпл старалась не выглядеть пораженной. Конечно, Мэтт останется! Она слишком интересовалась им, чтобы он мог вот так просто бросить ее и съехать. И разумеется, ее чувства и желания не зависели от того, что он хочет или собирается сделать. Когда она зашла в комнату, точь-в-точь как ее собственная, только более пустую, ее неожиданное разочарование не было связано с неустроенностью интерьера, а скорее с тем, что он не отражал в себе его хозяина и был Табула Раса, отбрасывающей Темпл обратно к ребусу и великой непредсказуемости столь интересного ей предмета. — Располагайся, — указал Мэтт на диван, благоразумно обитый материалом в черно-бежевую клетку, чтобы скрывать пыль, грязь и поношенность. Потом поправил себя: – То есть, садись. Сам он присел на пару составленных вместе деревянных ящиков. — Мне так неудобно, что я беспокою тебя, но меня кое-что ужасно тревожит, и я не вижу выхода. — Что? — спросил он, тотчас же заинтересовавшись. Проблемы его не пугали, они даже наоборот служили ему спасительным укрытием, и Темпл понимала это. Пока он был способен концентрироваться на ком-то другом, ему можно было не думать о самом себе. — Я знаю кое-что об одном человеке, что никто больше не знает, — ответила она, понимая, что говорит ужасно по-детски. — И ты пытаешься решить, затеять ли шантаж или нет? У нее не было настроения шутить. — Я пытаюсь понять, должна ли я оставить этот секрет только для себя или нет. — А почему твое знание так обременительно? — Потому что оно касается кое-кого из окружения Бландины Тайлер. На лице Мэтта теперь бушевали догадки: оно волновалось, словно вода под действием ветра. — Обычно ты обличаешь что-то, а не скрываешь. К чему вдруг такая перемена? — Это… очень личное. Человек просто поделился со мной, потому что я случайно оказалась рядом в критический момент. — И это дало трещину в твоей любви к раскрытию преступлений? — Я не профессионал, Мэтт. Я даже не отчаянный любитель. Я ничего не могу поделать, раз я продолжаю… находить улики и узнавать что-то о людях. Но это все так мало и неправдоподобно. — Ничего, что связано с возможным убийством, не может быть неправдоподобным. — Я знаю. Вот почему влипнув во что-то, можно оказаться в такой большой беде. А этому человеку столько бед учинили. Его карие глаза вдруг стали настолько холодными, насколько это было возможно при их теплом сиянии. — Нам всем причиняли боль, — пробормотал он, словно думая о ком-то другом, а потом печально добавил: – Начиная лет с трех, — его взгляд скользнул обратно к Темпл и был напряженным и полным решимости. — Слушай, я в такой же ситуации, что и ты. Только мое молчание касается профессиональной стороны. И мне все еще очень нелегко из-за этого. — Тебя кто-нибудь исповедовал? — Ну, в манере разговоров. Это неофициально, но с этической точки зрения мои руки связаны. Я думаю, что так и буду сидеть, сложа их. Темпл почувствовала, что глаза ее округлились, а голос стал тише: — Мэтт, ты думаешь, мы говорим об одном и том же человеке? — Сомневаюсь, — сухо ответил он. — Но ты пробудила во мне ужасное любопытство. Кто же, интересно, тебе доверился? Это не была исповедь, Темпл. У тебя есть свобода совести и гражданский долг, или инстинкты… — Или любопытство, — закончила она нервно. — Зачем люди рассказывают мне секреты? Он рассмеялся на ее недовольство: — Потому что не похоже, что ты можешь им навредить. — Но это может сделать меня самым опасным для них человеком. Мэтт кивнул: — Давай надеяться, что никто из исповедовавшихся тебе не узнает об этом, особенно, если твои подозрения не беспочвенны. — Ох, я не знаю. Похоже, что последнее время я многое делаю неправильно. — Почему ты так говоришь? Темпл приподняла руку, а потом уронила ее на диванную подушку, на которой сидела: — Черныш Луи ушел куда-то слишком надолго. И я боюсь, это из-за кошки, которую я принесла домой с выставки. — Ты не удивлена этому? — спросил Мэтт, который сам был сильно удивлен. — Нет, Луи никогда бы так не поступил. Коты всегда защищают свою территорию. — Но она такая душечка и тоже вся черная. — Цветовое сочетание не может успокоить разгневанного зверя, когда дело касается его территории. Ее стерилизовали? — Пока нет. — Тогда Луи может к ней и присмотреться, и тогда ты окажешься с кучей котят на руках. — Вот это уж точно мне ни к чему. Бедная Икра! Не знаю, что и делать. Может, я смогу подыскать ей другой дом. И тогда Луи вернется? Голос Темпл вдруг зазвучал сипло: она подумала, что выгнала Луи, принеся домой соперницу, хоть и из блага. Мэтт долго смотрел на нее, однако сам выглядел довольно шокированным. Потом Темпл поняла, что ее страхи по поводу дезертирства Луи отражали более раннее дезертирство другого ее сожителя большего размера – Макса Кинселлы. Только в этот раз она сама спровоцировала побег. — Я унесу кошку как только смогу, — поклялась она, совсем позабыв о своей моральной дилемме. Как отличный, проницательный духовный наставник Мэтт воздержался от ответа, что, возможно, было уже слишком поздно. Глава 32 Перекрестный экзамен не для кошек Я долго бродил, вспоминая об ошибках молодости. Но даже самой долгой прогулки было бы недостаточно, чтобы перечислить их все. И вот мысли мои привели меня к событиям сегодняшнего дня, а дорога, случайно, — к моему водопою, отелю «Кристал феникс» и казино. Хотя день был жаркий – скажем, 43 градуса в тени – меня колотило от холода. Когда не по годам мудрая Икра, известная также под кличкой Полуночница Луиза, спросила меня куда я ухожу, я сказал, что это касается религии. Видимо, она сомневалась, так что я сказал, что занят важным делом, от которого зависят жизни многих котов, и что мне некогда сидеть тут и трепаться с новоприбывшей мелюзгой. Возможно, я был груб с девчонкой, но мне нужно было поскорее свалить оттуда и хорошенько подумать. Никогда не думал, что грехи прошлого настигнут меня так внезапно. Если честно, я даже не считал свое прошлое грешным, пока воочию не увидел, к чему привели мои безрассудные поступки: к сломанной судьбе кошечки. Очевидно, эта потерянная малышка крайне нуждается в мужской защите. В прошлом я тоже искал мужской защиты (своей собственной), правда в совершенно другом свете. А теперь на меня неожиданно свалился груз ответственности… родительской ответственности. Несомненно, по городу туда-сюда стайками бегали тайные плоды моей молодости, о которых я даже не подозревал. Как бы там ни было, я до этого момента не сталкивался ни с одним из них во плоти и в мехе. Это вновь обретенная, выношенная ответственность сильно меня напугала. Это как, если бы я повстречал свое собственное приведение. Я неслышно огибаю «Кристал феникс», и погружаюсь в яркое, сочное пространство между двумя белыми крыльями, обнимающими главное здание отеля с той стороны. Туристы, поджаривающиеся на раскаленном солнце вокруг бассейна, точно французские тосты. Но я игнорирую крики толпы и запах поджарки – какао-масло, которым они себя обмазывают. Потом я тихонько ползу под высокими цветами, пока наконец не достигаю своего заветного и заповедного пруда, таинственного центра моего спокойствия, моего места для размышлений, приюта и убежища. Карпы скользят прямо на сверкающей поверхности воды, в золотом хранилище сияющих чешуек и нежной плоти под ними. Оранжевые, черные, бело-голубые и так далее, и так далее. Эти карпы – создания довольно выпендрежные, особенно когда их зовут золотыми рыбками. И все же, даже их мерцающие плавники не смогли отвлечь меня от мрачного настроения. Я раздумываю над вариантами и решаю, что единственный благородный выход – это отправиться на место преступления и постараться еще вдвое больше, чтобы спасти осиротевших котов. Когда парень расстроен из-за каких-то домашних неурядиц, нет ничего лучше тяжелой работы для прочистки мозгов и сознания. Ну, это, конечно, не работа. Кто знает? Судя по последним событиям, кто-нибудь из этих брошенных котов может оказаться моим отпрыском. И вообще, если отойти от математический точности и обратиться к странностям продолжительной активности моей репродуктивной функции, большинство из них могут оказаться друг другу седьмой водой на киселе, а такому любителю рыбы, как мне, слишком близкими родственниками. Когда я, все еще задумчивый, вернулся домой, день уже накрыла вечерняя мгла. Отсутствие света подходило не только моему унылому настроению, но и моему пытливому опыту, который, как мне кажется, связан каким-то образом с компьютерными коммуникациями и совершающими их крутыми операторами, типа меня).