Мэтт кивнул: — Чтобы ее исключили из соревнований, как они думали. Использовали машинку для стрижки животных. Выбрили полосу от головы до хвоста и вокруг пояса. — Боже мой… — загорелое лицо отца Эрнандеса, темное, как у актера Джорджа Гамильтона, вдруг побледнело. — Неужели вы не видите? Помните легенду о том, как на спине осла появился крест? — Крест, — услышал Мэтт свой собственный хриплый голос. — Кота тоже побрили в форме креста. Тогда это связано! — С чем? — взорвалась сестра Серафина. — С проделками? За исключением Петра, мы говорим о детских выходках. Все же у нас в соседнем доме обитает двести шестьдесят пять детей и подростков. Мэтт заметил, что глаза отца Эрнандеса снова ускользнули от нее. Этот жест выражал не что иное, как чувство вины. У большинства хороших католиков был комплекс, идущий еще со школьной скамьи, — они все, так или иначе, обманывали монахинь. Но Мэтт готов был поспорить на свой лучший – и теперь ненужный ему – белый воротничок священника, что отец Эрнандес не рассказал все, что знает. Может быть, это был секрет, который хранил он и его последний духовник, «Хосе Куэрво». Глава 18 Голубая лента за жертвование крови За всю жизнь мне делали больно раз или два. Но уверяю, когда из вас делает подушечку для иголок, не кто-нибудь, а сам граф Дракула, этот ужас не сравнится ни с чем. Ни одно нормальное существо не поверит, что в потаенных комнатах местной ветеринарной клиники могут происходить такие омерзительные ритуалы, как вытягивание крови из невинной жертвы! Когда мисс Барр отнесла меня прямо в логово врага, даже я не мог себе представить, какие мучения уготовила мне судьба. И это после изнурительного дня на выставке кошек! Несомненно, внимательный читатель полюбопытствует, как это я удрал из клетки с табличкой «Перси» и вернулся в «Серкл-ритц» как раз тогда, когда мисс Барр бесцеремонно схватила меня в охапку и потащила к ветеринару. Хотелось бы сказать, что моя грандиозная сила, свободолюбивая сущность и пытливый ум открыли щеколду на металлический клетке. Увы, нынче совсем другое время, и такие примитивные атрибуты как ум требуются намного реже. В наши дни все решают знакомства. Например, меня знает Электра Ларк, сожительница затворницы Кармы и вот уже три месяца как моя близкая подруга. Естественно, она узнала бы меня и в темной комнате, так что мисс Ларк без проблем разглядела Полуночника Луи в заполненном народом зале. — Луи, — услышал я зов ее сладкого голоса. Я повернулся, чтобы разглядеть толпу прохожих. Выставление оценок было временно прекращено, и я остался совершенно один, в железной клетке с ужасной табличкой «Перси», чтоб у его отпрысков глисты не выводились! Как можно было пропустить ее соблазнительный балахон, дразнящего ярко-красного цвета? На секунду я даже пожалел, что не дальтоник, как ошибочно думают о кошках некоторые эксперты. Это видение поспешило в мою сторону, и я заметил, что оно несет соломенную сумку размером с Род-Айленд. Мисс Электра Ларк уже издалека обрушила на меня столько вопросов, что на них бессмысленно было бы отвечать. — Это ты, Луи? — сказала она, когда наконец предстала перед моей клеткой. — Что ты здесь делаешь? Ответ был слишком очевидным, так что я промолчал. Она потрогала ленточку, прикрепленную к моей темнице, а потом начала рыться в бумагах своей гигантской сумки, пытаясь достать до дна и вытащить бифокальные очки Бенджамина Франклина. Одев их на нос, она тотчас обалдела от новости, что теперь я – Перси. Мисс Ларк снова посмотрела на меня, и я поприветствовал ее всего одним жестом, чтобы дать понять – перед ней именно тот парень, которого она ищет, просто не в своей, так сказать, тарелке. — Ты точно Луи, — пробормотала она чуть слышно. — Перси описывается как полосатый кот, — она опять смотрела на меня и начала говорить так, словно была уверена, что я понимаю каждое ее слово – и это, разумеется, так. Боюсь, мисс Электра Ларк развила в себе некую эксцентричность благодаря общению с неописуемой Кармой: – Должно быть, Темпл включила тебя в списки участников соревнования, — объявила она мне довольно некорректно. — Потом… ей позвонили, и Темпл пришлось уехать из-за этого утреннего происшествия с Мэттом Девайном. Мне бы очень хотелось узнать, что там произошло! Так что она попросила меня прийти и присмотреть за клетками Пегги, пока та поедет в больницу навестить больную тетушку, а потом… Темпл забыла упомянуть во всей этой суматохе, что она вчера записала твое имя в «домашнюю» категорию! Удовлетворенная своей витиеватой логикой, она подмигнула мне и заулыбалась. — А теперь только посмотри на себя, Луи! Ты выиграл! — она наклонилась вперед, чтобы отцепить ленточку, а потом засомневалась: – Если только этот Перси не выиграл, а ты каким-то чудом не залез в клетку. Я радостно обнюхал ленточку, чтобы дать понять: она – моя, вся целиком моя, и деликатно показал когти, чтобы уж наверняка. — Нет необходимости сердиться из-за этого! Хорошо, ленточку мы прицепим к моему плечу, а ты полезай на меня… С таким загадочным комментарием она отворила дверцу клетки и, вынув меня, разместила на своей широкой груди. Я говорил вам, что мы друзья. Я практически задыхался от запаха гардении, но сдержал приступ тошноты. В конце концов, меня с моей голубой ленточкой «Лучший в своей категории» уносит с кошачьего шоу, на виду у всех и каждого, мой личный носильщик. Не такое уж и плохое окончание приключений на кошачьем шоу, должен сказать. Глава 19 Афера В четыре часа того же дня Темпл встретила у бассейна ожидающего ее Мэтта. Он в своем «джи» сидел на голубых матах, скрестив ноги, и медитировал. Прошло всего двенадцать часов с того момента, как ему в истерике позвонила сестра Серафина. Темпл восхитилась его невозмутимости, собранности и спокойствию. Он не выглядел измученным, беспокойным или утомленным. Темпл же, со своей стороны, чувствовала все перечисленное и была уверена, что и выглядела соответственно. По крайней мере, так сказало ей зеркало над раковиной в ванной, после того, как она утонула в своем «джи» и остановилась медленно провести по своим густым рыжим кудрям расческой. Она напоминала тряпичную куклу Энни с застывшим, обескровленным кисейным лицом. Шок, подумала она, и его отголоски. Урок по самозащите сейчас числился последним в списке ее желаний, но – как намекнул Мэтт – боевые искусства служили священным приютом еще до появления церкви. Она осознавала, что учение – как со стороны ученика, так и со стороны учителя – сохраняло внутри это безупречное спокойствие, и что его с трудом достигнутая невозмутимость была его щитом. — Как мисс Тайлер? — спросила она резко, прерывая его забытье. Он поднял голову и жизнеутверждающе кивнул: — Ее уже отпустили из больницы. Она дома с племянницей. Это была просто реакция, которая бывает, когда терроризируют человека в ее возрасте. А как Луи… и другой кот? — Доктор Дулитл говорит, что они оба мирно отдыхают. — А кошки как-то еще умеют отдыхать? — Нет, думаю, нет. Луи сможет быть дома в шесть. Петру надо остаться еще на пару дней. — А ты как? — спросил он, наконец. — Слишком устала для чего бы то ни было. Я нашла странный предмет у себя на диване в гостиной. Голубую ленту. Как думаешь, может, это добрая фея хвалит меня таким образом за добрые дела? — Может, это награда за прогресс в освоении приемов самозащиты? — Вряд ли. Я попросила Электру приглядеть за кошками Пегги на шоу столько, сколько потребуется. Возможно, она оставила мне ленту, чтобы подбодрить. Но она еще не вернулась. И это очень странно. — Это как младшая лига, по сравнению с тем, во что мы ввязались. Давай работать. Мэтт поднялся легко и без усилий, это всегда ее удивляло. Ей казалось, что боевые искусства связаны с ударами и борьбой, а не с контролем и душевным равновесием. Чувствуя, что она очень далека от собственного равновесия, Темпл сбросила танкетки без пяток и встала босой перед Мэттом, готовая к занятию. Ее ступни оценили гладкую и прохладную поверхность мата. На секунду ей даже показалось, что стресс последних часов остался далеко позади. Потом Темпл вспомнила, что причиной их теперешнего стояния здесь послужили два мужика, которые напали на нее с кулаками всего пару недель назад. Она подумала, не было ли ее потрясение, от которого она потом так страдала, менее разрушительным, чем резкая критика, которой Мэтт подвергал сам себя, проходя по тенистым улочкам своего тайного прошлого – а теперь ему еще и приходилось тащиться по ним с нежелательным свидетелем: с нею. Она выбросила из головы эти смутные размышления. Мэтт был серьезно настроен учить, а она должна быть серьезно настроена учиться. — Ты нашла перцовый баллончик, который я оставил тебе в почтовом ящике? — спросил он. — Пару дней назад, — подтвердила она. — Где ты его достал? — На выставке оружия в Кэшмен-конвеншн-центре, — пожал плечами Мэтт, а потом процедил сквозь зубы: – Если бы я знал, прикупил бы еще парочку для сестры Серафины и племянницы мисс Тайлер. — На выставке оружия? Ты? — Там найти эти штуки проще простого. Это легально. Дело в том, что защитить себя можно чем угодно. Ты знаешь, чем, например? — Перечным спреем, — кивнула она, — эээ… блокиратором руля в моей машине, ключами от моей машины, свернутой в трубочку газетой… — Верно. Все, что будет у тебя под руками, отлично подойдет. Но, в конце концов, ты сама свое лучшее орудие защиты. Ты должна быть готова выстоять сама, без ничего. Темпл втянула через зубы струю теплого сухого воздуха: — В этом все и дело. Говоря обо мне, меня так мало, что я не испугаю даже песчанку. — Смысл не в этом. Тебе вовсе не обязательно кого-то пугать. С другой стороны, если даже так, ты сможешь. Скажем, ты атакуешь меня… Темпл удержалась от каких-либо приколов по этому поводу. Он был бывшим священником, в конце концов, и она находила ужасным то, что это ее новое знание подавляло ее обычные позорные фантазии. — Подойди ко мне, — попросил он, — как будто собираешься причинить мне вред. Темпл бодро приосанилась. Мэтт принял новую позу: ноги вместе, руки слегка вытянуты вперед. — Нет! — завопил он низким голосом, с мужеством офицера военно-морского флота. Темпл была в таком шоке, что у нее сердце сначала остановилось, а потом застучало снова, но уже тяжело и как-то утомленно. — Господи! — произнесла она, прижав руки к своему трепещущему органу тела. Она чувствовала себя, как героиня любовного романа. Потом, правда, поняла, что вырвавшееся у нее слово-паразит, на самом деле, святотатство и должно быть немедленно вычеркнуто из лексикона. — То есть, ой, мамочки… Мэтт отмахнулся от ее извинений: — Яростное отрицание может затормозить даже насильника. Громкое «нет» заставляет вернуть страх трехлетнего ребенка в каждого, кто хоть раз стоял напротив сердитого родителя. Сама попробуй.