Проснулась Зоя в девять утра. Вот так всегда, даешь себе зарок – отоспаться в выходной и что ты будешь делать – девять часов и сна ни в одном глазу. Она сладко потянулась, вспоминая вчерашний вечер и настроение сразу испортилось – он ей пренебрёг. Даже не попытался, а она так ждала – прислушивалась к шорохам из соседней комнаты, представляла, как они… как сейчас… как она… и в результате услышала легкий храп. Зоя спрыгнула с постели и подошла к зеркалу. Лицо заспанное и немножко припухшее, но это её даже красит. Она задрала ночную рубашку по самое не могу, разглядывая себя… ну ведь все же на месте. Грудь не висит, живот плоский, талия в наличии, бедра без целлюлита… Сзади кашлянули. Она рывком натянула ночнушку на попу и оглянулась. – Цирцея! – воскликнул Феликс. – Медея! Я отравлен твоей красотой! – Дурак! – сказала Зоя почти ласково. * Эта первоначальная неловкость нас сблизила. Когда увидел многое, скрывать меньшее смысла больше нет, и Зоя щеголяла передо мной в короткой ночнушке, периодически вызывая приливы крови в паху и становление моей флейты «на караул». Я старательно пытался не пялиться на её округлые, очень женские формы. Внутренне я понимал, что мы хотим одного и того же, но что-то сдерживало, чтоб сделать первый шаг – ощущал, что преждевременное примитивное спаривание станет холостым выстрелом. Мы пили чай с печеньками в маленькой кухне, где над столом висело фото Зоиной дочки, светленькой конопатой девчушки. Зоя, что-то рассказывала о себе, я рассеянно слушал, время от времени вставляя междометия и кивая, чтоб показать заинтересованность к теме. Потом встал вопрос, что делать дальше. У неё был выходной, я тоже свободен до вечера. Романтично вздыхать — женский козырь, а мужчина должен владеть инициативой. Предложил ей посетить кафе. Она молниеносно согласилась – официантке стать посетительницей – бальзам на душу. Проявив сообразительность, Зоя предложила посетить кафе «Емелина уха» рядом в «Речпорту». Открытая веранда, вид на реку и все такое. Такси в этой глуши было не поймать, поэтому передислоцироваться нам помог автобус номер восемь. По утреннему времени посетителей почти не было. Я заказал ей шампанского, себе сто пятьдесят коньяку. Для сопровождения два мясных ассорти и несколько сыра. Согласен, пить с утра непедагогично, но в данном случае (я это чувствовал подкоркой), цель оправдывала средство. Первый тост за провидение, что послало сие наваждение. О, Зая! Второй, поинтимнее, за приятное будущее. После третьего, перешел к прозе: изложив личную позитивную жизненную позицию: — В жизни все должно быть, Зоя! И быть все должно не иначе, как прекрасно!Но прожить ее надо так, как подсказывает чистое сердце! То есть любить ближнего. Кто к тебе сейчас ближе всех — того и люби! И не как-нибудь, а так, чтобы не было мучительно больно! Зоя молча соглашалась с моей пургой, а я смотрел на неё и отмечал, что с каждой выпитой мной рюмкой коньяка она становилась краше и менялась внешне. Высокие скулы заострялись, придавая лицу надменность и благородство, в лисьем разрезе глаз мерцало задумчивое спокойствие. Она спросила про мою жизнь. Я в течении десяти минут старательно врал, а она старательно делала вид, что верит и соблазнительно млела. Когда коньяк закончился, я было начал думать, что дальше, но Зоя меня опередила, сказав, что на «Речпорту» есть лодочная станция. Можно взять лодку в прокат и покататься… такая погода! Это предложение вызвало во мне нехилый энтузиазм – эк жыж. Расплатившись по счету и захватив бутылочку портвейна «Ливадия», я повлек Зою в экзотическое путешествие. Мы шли молча и скоро, будто по делу, хотя оба знали цель. И это возбуждало. День был будничный и пляж пустовал, не считая стайки ребятишек. — Мне пожалуйста судно, часика на два-три, — сообщил я лодочнику, небритому мужику неопределенных лет и абстинентного вида, что восседал в будке у входа на пляж и грыз семечки. — Какую лодку будете брать? — измученным голосом отреагировал тот, не делая попыток встать. Я понял, нужна дополнительная стимуляция трудовой деятельности. — Желательно без пробоин, — и выудив из заднего кармана джинсов портмоне извлек оттуда червонец. – Можно без сдачи, но побыстрее. Сказать, что лодочник оживился, значит, ничего не сказать. — Лодочку я бы вам посоветовал взять пластиковую. Последнее слово техники. Они намного легче, чем деревянные и ходче. Сил меньше потеряете на греблю, на другое, в рифму, больше останется. Он похабно хохотнул, с пониманием глянув на мою спутницу, выбрался из будки и поманил меня за собой. — Пойдем, весла выдам. Я передал бутылку Зое и отправился за старым сатиром. — Вот эти бери — самые легкие, — указал он мне на пару весел и хохотнул еще похабней. Чему он так радуется? Складывалось впечатление, будто это он, в компании красивой девушки, отправляется на прогулку в тихую заводь, где трещат кузнечики и аромат полевых цветов дурманит голову. Хотелось сказать: «Я убью тебя, лодочник!» Хотя, нет, конечно, радость его куда более прозаична – едва мы отчалим, закроет он свою будку, метнется кабанчиком в ближайшее сельпо и прихватит там себе подружку – заветную сорокоградусную поллитровку и сольются они в любовном экстазе. * Мы отплывали от деревянного причала под крики ребятишек и отеческие с подвохом, взгляды лодочника. Зоя сидела на корме, баюкая бутылку «Ливадии». Ветерок, гулял под подолом ее легкого платья, изредка открывая мне соблазнительную глубину между белоснежных ляжек. Я размашисто греб, от нечего делать, таращась по сторонам. По обеим берегам тянулись великолепные заливные луга. Руки мои были заняты, оставалось трепать языком. — Куда мы плывем? — спросил я. Она ответила не сразу. Выдержала паузу, за которую распустила волосы и встряхнула головой, давая локонам расправиться. * Зоя смотрела на Феликса и чувствовала горячие токи. Возникнув в глубине тела, они крепчали, приливали волной к голове, туманили взгляд. Она кашлянула, пытаясь справиться со сбившимся дыханием. – Недалеко, есть одна бухточка… Детьми, я с двоюродным братом и другими пацанами, брали у деда лодку и отправлялись в путешествие по заводям и протокам. Купались, ловили молодых щучек петлями. Знаешь, как это? — Нет. — Просто. Из самой тонкой струны делается затягивающаяся петля. Свободный конец наматывается на тростинку… Щучата в заводях охотятся на головастиков и мелких тритонов. Караулят их, ждут неподвижно. Пацаны осторожно, заводят на него петлю, резко дергают и щучонок в лодке. Петлю ослабишь, а зубастика в калошу, чтобы по лодке не прыгал. Если цапнет за ногу, мало не покажется. Наловим с полведерка и на берег уху варить. Варила я всегда… я одна там девчонка была. Вкуснотища! * Лодка ткнулась в песок. Я спрыгнул в воду и вытянул нос лодки на мелководье. Призывно протянул руки. Зоя поднялась с кормы и неловко покачиваясь, пошла ко мне – в одной руке «Ливадия», в другой босоножки. Ухватил её под попу (ахнула) и понес на поляну. Пока нес, все и случилось. Я ощутил, что её тело горячее и дрожит. В голове, словно разорвалась граната. Бутылка с босоножками упали на землю. Она, обхватив меня за шею, притянула к себе. Глаза ее опрокинулись, рот раскрылся. Мы налетели губами, стукнулись зубами, сплелись языками. Некоторое время так и сосались, потом я установил её на землю, основательно, как Останкинскую телебашню и одним движением сдернул с плеч платье. Перед глазами запрыгали крупные круглые груди с маленькими коричневыми сосками. Сладострастно в них уткнувшись, обмусолил по очереди, чувствуя, как они послушно твердеют. Потом ладонь моя, скользнув по бархатному животику, проникла под резинку трусов, пробралась сквозь поросль светлых курчавых волосиков к заветной цели. От энергичного петинга девушка сомлела, у ней подкосились ноги, я подхватил и уложил в траву. Она призывно развела бедра, застонала от болезненного нетерпения. Не заставляя себя упрашивать, стянул с неё последнюю деталь одежды, содрал с себя штаны вместе с трусами, и по-кавалеристски стремительно вторгся во влажную глубину. Зоя вскрикнула от неожиданности, но уже в следующий миг, закинув пятки мне на задницу, стала энергично двигаться навстречу. Наше состояние было сродни бесноватости. Не могу сказать, сколько это длилось, может пять минут, а может двадцать. Мы смяли вокруг себя всю траву и цветы. Мои колени и локти, а её спина и попа стали зелеными от сока сломанных стеблей. Наконец, Зою проняло и она, издав серию болезненных ахов и стонов, вдруг забилась, задергалась подо мной, как припадочная, хрипло завывая, словно дикая кошка. Я вцепился в неё мертвой хваткой, прижимая к себе и мы кончили вместе. Побарахтавшись еще пару минут, замерли, отходя от случившегося приступа эротомании. Через некоторое время прорезалась реальность, до меня стали долетать звуки: жужжание насекомых, щебет птиц, кваканье и всплески речных обитателей. Я отстранился и сел на колени, чтоб рассмотреть свою неожиданную любовницу. Зоя лежала с закрытыми глазами, расслабленно раскинув руки, раздвинув, согнутые в коленях ноги. Она все еще вздрагивала от сладких судорог, пробегавших по телу, её бесстыдно раскрытая вагина, при этом пульсировала, источая перламутровую влагу. Это выглядело так эротично, что я опять улегся на неё, запустил пальцы в разметавшиеся волосы, поцеловал запекшиеся губы, шею, грудь. И тут она распахнула глаза. В её взгляде было столько вожделения, что у меня немедленно встал и все повторилось. На этот раз без суеты, с чувством с толком. А потом потроилось… а потом… в общем, Зоя не успокоилась, пока не выжала меня до капли. Убедившись, что в качестве любовника, я в ближайшее время бесполезен, она встала, сладко потянулась, переступила через наши вещи, и шагнув на край берега, нырнула в заводь. Я, после минутного раздумья, последовал её примеру. Вода была горячая, как у Зои между ног. Я опускался все глубже и глубже. От меня порскали мальки и головастики. Я достиг дна, распугав раков. Мне хотелось остаться в тепле и покое и хотя бы на время затаиться. Но я знал, что коварная судьба, подстерегает нас повсюду, и на всей земле нет уголка, где не всегда есть место подвигу. * «Ливадию» мы так и не выпили. Сперва было не до того, а потом не хотелось. – Даже не знаю, что на меня нашло… – пожаловалась Зоя, когда мы плыли обратно, испытующе глядя на меня своими лисьими глазами. – Как с цепи сорвалась! Ты наверно думаешь – я развратная? – Да всё ништяк, нормальная ты девчонка, – успокаивал я её. Но она не успокаивалась. – Я вообще не думала, что до этого дойдет… думала, просто посидим на бережке… а тут, как сдурела… голову потеряла… накинулась! Ты наверно, решил, что я эта… нимфо… нимфа… – Нимфоманка, – подсказал я. – Да! – радостно закивала Зоя. – Нимфоманка! Но ты тоже хорош – пихарь-стахановец – всю меня заездил. У тебя, наверное, баб было, как у дурака фантиков? – Ты вторая, – льстиво сообщил я, думая, кто кого еще заездил? Зоя засмеялась. – Ага, знаем мы эти песни с болот… сказал бы: сто вторая, может и поверила бы. Слушай, – вдруг озаботилась она, – а вдруг я залечу… мы ж не предохранялись! Я, правда, искупалась… говорят, если сразу после этого дела голой искупаться – не забеременеешь. – Не забеременеешь, – важно покачал я головой, – у меня эта… инфертильность, во! Она округлила глаза.