Когда воины оказались на площади, под ложей загудели горнизы, и воздух задрожал от их громкого рёва. Кирасиры направили своих быков вокруг площади. Шумная толпа кидала в их сторону зёрна, и Гнев недовольно задёргал головой, когда анисовые зёрнышки попали ему в глаза. Резкий толчок едва не выбил Вечеру из седла. — Гнев, нет! — потянула она за узду. — Медленнее! Медленнее! Но бык уже выбежал из общего строя, едва успев развернуться и не врезаться в отхлынувшую толпу. — Тихо! — умоляла его принцесса. Люди продолжали кидать в неё зерна, и Гнев всё больше терял над собою контроль. Согейр и Альвгред, почувствовав неладное, покидали свои агдеборги и повели своих быков по обе стороны от испуганного животного. — Тише-тише, — заговорил Альвгред, наклонился и взял Гнева за один из рогов. — Отец! Согейр сделал то же самое, что и сын, и тоже взял бычий рог со своей стороны. Все трое повели Гнева в нужную сторону, чтобы он не вырвался и не встал на дыбы. — Он перестаёт меня слушаться, — пролепетала Вечера, беспомощно вцепившись в узду, которой она уже не управляла. — Он вырывается. — Спокойно, моя принцесса, — ответил Согейр. — Он не сможет вырваться, пока мы его держим. — Все видят! — Поднимите над головой агдеборг и приветствуйте толпу. — Быстро! — прошипел легат. Вечера повиновалась приказу легата и подняла алое знамя над головой как можно выше. — Улыбайтесь, — продолжал командовать Согейр, — пусть думают, что так и было задумано. Будто чувствуя силу удерживающих его рук, Гнев перестал мотать головой и реветь и замедлил бег. — Вот так, — приговаривал Альвгред. — Вот так, тихо. Хороший бык. — Всё, я смогу сама, — сказала Вечера, когда круг кирасиров обогнул площадь и почти замкнулся. Впереди замелькала спина Марция, подгонявшего новичков, которые вели своих быков медленнее всех и потому нуждались в помощи более опытного наездника. — Всё хорошо? — обернулся Рейес, когда круг воинов замкнулся и теперь все они описывали круги вокруг Агерат. — Я видел, Гнев вырвался вперёд. — Всё хорошо, — ответила Вечера. — Зерно попало ему в глаз. Теперь всё хорошо. Десять — ровно столько поколений королей сменилось со времен правления Ардо Роксбурга, и ровно столько кругов проделали новобранцы вокруг статуй богов, сверкая на солнце золотом и гранёными альмандинами на парадных кирасах. Десять кругов оглушительного рёва горниз и земной дрожи… казалось, статуи богов разлетятся на бесформенные камни. Десять кругов под рёв толпы и выкрики. Десять кругов, которые показались Осе вечностью. Он уже стоял у перил, чтобы по окончании, когда кирасиры остановят своих быков и развернутся к королю лицом, произнести Мегарон — речь, которую он уже произносил много раз, чтобы официально признать новобранцев своими воинами. Он был готов снова произнести эти выученные наизусть пятьсот тринадцать слов, от которых в крови кирасиров вспыхивала отвага, как вдруг его голову начала разрывать знакомая боль. Король приказал себе не обращать на неё внимания. Возможно, это просто страх и боль сейчас пройдёт, хотя он знал, что это не так. Он знал, что вот-вот случится, но стоял на своём месте, томительно дожидаясь тишины, когда все глаза будут устремлены только на него. — Будь что будет, — прошептал он, отдавая себя на волю богов, и выпрямил спину. Кирасиры остановили быков и разверзлись к ложе, площадь окунулась в долгожданную тишину. Все ждали слов короля. Осе поднял над головой кулак, и кирасиры последовали его примеру. — Приветствую вас! — громко произнёс король, чтобы его голос был слышен во всех концах площади. — Теперь вы королевские кирасиры! Вдруг его прервал едва слышный смешок внизу. Осе перевёл взгляд в сторону звука и увидел пятерых касарийцев из орды самратского кадерхана, которых оставил Тонгейр перед своим отбытием из замка. Все пятеро стояли чуть в стороне у лестницы, ведущей в ложу, и о чём-то перешептывались, ухмыляясь в сторону короля. — Осе! — зашептала Суаве, заметя смятение на белом лице мужа. — Осе, не молчи. Они ждут. Но король, как заворожённый, глядел в сторону орды, брошенной ему, как обглоданная кость нищему. Раскалённое кольцо сдавило голову Осе. Громкий вздох вырвался из его груди, он пошатнулся и вцепился побелевшими пальцами в резные перила. Толпа и кирасиры переглянулись. — Корона опять показала характер? — шепнула Вечера Альвгреду. — Ваша язвительность здесь неуместна, — резко осадил её Согейр, спрыгнул с Ревущего и бросился к ложе. Когда он взлетел вверх по ступенькам, тело короля уже трясло. — Где Гарай?! — крикнул Согейр Данке, пробиваясь сквозь придворных. — Быстро веди его сюда! Тело короля вдруг неестественно выгнулось, напряжённое, будто все его мышцы скрутило судорогой, и Осе упал. Согейр не успел его подхватить, и он ударился виском об угол фигурных перил. Альмандиновая корона закатилась за кресло. Осе начал задыхаться. Из его глаз, будто молящих, чтобы его убили, лишь бы приступ прекратился, потекли слёзы. Суаве с ужасом глядела на своего мужа. — Папа! — кинулась к отцу Ясна, но Влахос оттащил принцессу в сторону, чтобы её не зашиб Гарай, поспешивший на помощь королю. — Держите его, — приказал он сбившимся в кучу у стены растерянным слугам. — Быстрее! Слуги прижали тело короля к полу. — Согейр, нужно разжать ему зубы. Судорога усилилась. Кое-как легат ухитрился разжать зубы короля, и Гарай всыпал в рот Осе какой-то порошок. Эрнан, прячась за спиной жены, едва успел подавить смешок, когда потерявший над собой контроль Осе выплюнул почти всё лекарство в лицо легату. — Держите крепче, — приказал Гарай и подставил руку под затылок короля. Мучения Осе длились несколько бесконечно долгих минут, из ложи доносились сдавленные крики и скуления. Неосознанными движениями Осе пытался отбиться от прижимавших его к полу людей. Вскоре силы начали покидать его, как и припадок, и вот уже отблески солнца на навесе уже не казались Осе невыносимо яркими. Он пытался что-то произнести непослушными губами, но ему удалось только что-то промычать, как мычат недоумки в богадельне. Потом Осе сделал пару слабых вдохов, закрыл глаза и потерял сознание. Король не стал свидетелем последовавшей за его приступом суматохи: не видел тысячи изумлённых глаз, устремлённых в сторону ложи, не видел порыва Суаве помочь Согейру поднять властителя на носилки. Не увидел он и разочарованных кирасиров и того, как Эрнан отдавал приказы слугам, чтобы те поскорее перенесли короля в замок, а бесконечно преданный ему Согейр отгонял с пути любопытную чернь. Осе пробыл в беспамятстве больше суток, пока глубокий сон не наполнил силами его изнемогшее тело. Больше всего Осе боялся унижения, когда его болезнь сломит его прилюдно, но теперь, когда он обмочился на глазах у всего народа, его мысли были менее всего о публичном позоре. Он просто устал. Первое, что он увидел, когда поднял свинцовые веки, был расписной балдахин его ложа, чей бордовый низ играл в свете зажжённых свечей золотыми уютными искорками. В его спальне приятно пахло свечным воском и розовым маслом, которым пользовалась Суаве. Осе любил этот запах, и ему было приятно почувствовать его, проснувшись после тяжёлого приступа. «Странно, — подумал он, — Суаве никогда не приказывала душить мою комнату своими маслами…» Осе повернул голову и увидел её. — Как ты? — Суаве сидела возле его кровати и смачивала в воде платок. — У тебя был жар. — Сколько я спал? — безжизненным голосом прошептал король. — Около полутора суток. — Воды. Суаве протянула мужу бокал и помогла приподнять голову. — Забавно, — произнёс он, поблагодарив. — Что? — Я всегда мечтал, чтобы ты по своей воле пришла в мою спальню. А для этого мне всего лишь нужно было оказаться при смерти. — Ты не умираешь. Просто твоя болезнь вернулась. — Она мучала меня всю юность, и каждый день я мечтал о смерти. Потом припадки прекратились, и я воздавал хвалы богам, и вот опять. Я больше так не могу… — Ты сможешь, ты Роксбург. — Последним Роксбургом был мой брат, а я лишь его тень. — Король сморгнул накатившие слёзы. — И тень твоей дочери. Он тронул голову, и его рука коснулась повязки. — Ты разбил висок, когда упал. — А где корона? — встревожился король. — Она разбилась? — Треснула, — успокоила его Суаве. — Всего лишь небольшая трещина. Я уже отдала корону Дагмару. Он сделает трещину незаметной. — Трещина… Корона была невредима тысячу лет, и я тот король, который едва её не разбил. Эгиль должен меня за это покарать. — Он поймёт. Виной всему болезнь, а не ты. Осе положил свою слабую холодную руку поверх её, но на его удивление Суаве не поспешила убрать свою ладонь. — А что люди? — спросил он. — Теперь плюют в сторону Туренсворда? Кому нужен король, который мочится в штаны? Брат до последнего скрывал от всех мою болезнь, чтобы его род не выглядел слабым, и вот… Они меня проклянут. Заклеймят, придумают новое прозвище… — Я так не думаю, — возразила Суаве. — Вчера вечером я попросила отца Ноэ провести службу за твоё здоровье в кирхе, которую ты строишь. — И? — Он сказал, что проведёт три, как требует Святая благодать. Когда вчера он начал первую службу, вместе с ним в это время в храме было всего несколько прихожан, которые спросили, о ком его молитвы, а когда он ответил, стали молиться вместе с ним. Суаве встала, подошла к окну и раздвинула шторы. — Видишь свет? — спросила она, указывая за окно, из которого открывался вид на недостроенную церковь. Она возвышалась над жилыми зданиями в полутьме, и в её окнах горел свет. — Там Ноэ? — спросил король, приподнявшись на подушках.