— Гулял сегодня по вашему плацу, — улыбнулся Эрнан, довольно потирая подбородок. — Рада за вас. Это всё? — Знаете, в Туренсворде одна из лучших площадок для солдат. — Прикажу вышить эту фразу золотом на королевских салфетках. Я спешу. Вечера попыталась уйти, но граф преградил ей дорогу. — Стоять. — Его ладонь по-хозяйски легла принцессе на ключицу, и он толкнул её обратно. Толчок был лёгким, но от этого не менее сильным. Вечера больно ударилась затылком о мрамор. — Как вы смеете?! Но Эрнан не обратил внимания на её гнев. — Вчера сын попросил устроить с ним учебный бой, и я согласился — не могу же я в чём-то отказать своему наследнику. — Уберите руку, — прошипела Вечера. — Перед боем, — граф и не подумал послушаться, — когда Лаэтан ждал меня на площадке, я решил выбрать для него меч — я всегда так делаю. Так вот, меня заинтересовали арсеналы короля, и я решил заглянуть в один из них. Даже не знаю, что меня потянуло именно в дальний угол, где хранится старое оружие для переплавки. Я разобрал один из сундуков с мечами, и знаете, что я нашёл среди старого железа? Оттиски для чеканки монет и печати на сургуче. Представляете? — Кузнец хранит там старые оттиски, как и всё железо для переплавки. Уберите руку, или отрублю её по локоть. Лицо Эрнана оставалось невозмутимым, несмотря на прямую угрозу. — И даже оттиски с вензелем дома Элботов и лилией Теабрана Эссегридиона? Интересно, и как такая вещица попала в Туренсворд? Несколько секунд Вечера молчала и внимательно глядела в проницательные глаза южного графа: — Почему мне кажется, что вы знали, где искать? Любой кузнец не глядя сунул бы оттиски в плавильню. Но вы знали, зачем пришли в старый арсенал. — Перекинулся парой фраз с братом. Он-то и посвятил меня в курс дела. — Никогда бы не подумала, что Сальдо Монтонари не умеет держать язык за зубами. — Не стоит его винить. Я бываю настойчив, а мой брат всегда плохо переносил боль. Вечере вдруг вспомнилось, как пару часов назад она видела Хранителя казны с повязкой на левой кисти. На её вопрос, что случилось, он сказал, что стоял у камина в своём кабинете и случайно схватился рукой за раскалённую решетку. — А Четта знает о вашем увлечении? — Ты умница, Аматина, — граф не посчитал нужным ответить на этот вопрос. — Я бы не догадался изготовить поддельные клейма и печать, да ещё и написать расписку за казначея Жемчужного банка. — Вы просили убрать с вашей дороги Элботов, я это сделала. Осе теперь никогда в их сторону даже не посмотрит. — Жаль только этих бедняг, не правда ли? Они ведь все были совершенно ни в чём не виноваты и хранили верность короне. Да и Хранитель Жемчужного банка потерял голову почём зря. — Вы не просили меня обойтись без жертв. — Как бы правосудие Саттелит вас не настигло. — Ухоженные пальцы графа нежно скользнули по подбородку принцессы. — Вам бы лучше о своей участи тужить. Вы виноваты не меньше меня. Вечера предприняла попытку уйти, но рука Эрнана бесцеремонно схватила её за плечо и с силой толкнула к стене. — Эй! — О, не стоит обвинять меня в чрезмерной жестокости, — бархатный голос Монтонари стал ниже. Его смуглое лицо, спрятанное в полумраке, оказалось совсем близко от лица Вечеры. — Куда уж мне тягаться с вами? — Я бью только того, кто этого заслуживает. — Как и я. С этими словами Вечера вывернула руку и отвесила кантамбрийцу звонкую оплеуху. Эрнан схватился за лицо и засмеялся. — А ты не так проста, как я думал. — Он тронул покрасневшую щёку, проверяя, не рассекла ли её принцесса обручальными кольцами. — Мне нравится. — Не стоит думать, что вам всё позволено, мой вынужденный друг. Я не ваш брат и могу дать сдачи. — Кстати, я сломал чеканки. — Повёл бровью южный граф, поглаживая щёку, будто это было место поцелуя. — Мало ли кто ещё окажется столь же любопытным, как я, и увидит то, что не нужно. — Вы довольны? — прервала его елейные речи принцесса. — Я выполнила ваши условия. Теперь я жду того же от вас. Вместо ответа Эрнан послал принцессе воздушный поцелуй и произнёс: — Кантамбрийцы своих не бросают. К полудню люди потянулись к площади Агерат, чтобы увидеть обряд кирасирской клятвы. С того дня как тела погибших турдебальдов унесли с арены, их держали в холодных подвалах Туренсворда, где Геза обрабатывала их настоями из трав. Из-за перебродившего сока кожа покойников покрылась слоем белого воска, который не давал телам разлагаться и отбивал малейший трупный запах. Сейчас белоснежные, будто покрытые тонким инеем тела в несколько рядов лежали возле воткнутых в землю агдеборгов на Агерат на невысоких каменных постаментах, и архонт зачитывал над ними слова «Морген-эреи». Полудницы украшали головы покойников погребальными золотыми герберами, чтобы духи-посланники Саттелит унесли души юношей в горы. — А что потом? — прошептала Данка, тронув Влахоса за рукав. — Потом могильщики отнесут тела в братскую могилу близ Долины королей, где хоронят павших кирасиров, и заложат тела камнями. Родители погибших плакали и прижимали к груди мешочки с золотыми монетами. Те, кто остался в живых, стояли рядом в окружении солдат и прятали лица, потому что каждый, кто замечал на их лбу перевёрнутую руну Вейла, старался дать им пощёчину. За всё время своего пребывания на троне Осе так и не научился произносить воодушевляющие речи с той же страстью, с которой это делал его брат, и сейчас, стоя в специально возведённой ложе, король чувствовал наплывы зыбкой неуверенности. Ему казалось, что люди глядят на него искоса, и кантамбрийцы, что огораживали площадь от зевак, бросают на него недобрые взгляды, и что у каждого из них за пазухой спрятан камень, чтобы запустить его в голову ненавистному Тумтабарду. Осе попытался укрыться под навесом от пульсирующего солнечного света, но и там ослепляющие раскалённые лучи преследовали его, оставляя в глазах разноцветные пятна, а яркие знамёна с каждым движением ветра хлестали его обожжённые глаза алыми языками пламени. Весь мир сегодня будто сговорился и обрядился в едкие цвета, чтобы ослепить короля Ангенора. От рези в глазах у Осе навернулись слёзы, и он поспешил смахнуть их, пока никто не увидел. Он знал, что значат эти слёзы, и приказал слуге поскорее принести нюхательной соли. — Тебе плохо? — встревожилась Суаве и положила руку на плечо мужа. — Ты побледнел. — Нет, всё хорошо. — Осе перевёл дух, силясь показаться утомлённым лишь горячим воздухом. — Я прикажу принести вина. — Нет, не нужно, я в порядке. — Правда? — Просто жарко. — Ты дрожишь. — Простое волнение. Он успел взять руку Суаве и поцеловать до того, как она её убрала. Долгожданного облегчения этот невинный акт любви ему не принёс. Толпа внизу гудела в ожидании представления. Как же эти люди любят зрелища. Свадьба, тавромахия, похороны, парад или казнь — толпа не делала различий, лишь бы собраться в кучу, поглазеть, порадоваться, поплакать вместе со всеми, в объятиях всеобщей радости или скорби, и разойтись по своим делам, чтобы всё забыть уже через час. Какая пошлость. Всего несколько лет назад эти люди были готовы зарубить короля в ответ на казнь повстанцев, а теперь они же бросали в его ложу цветы. Ребёнком Осе был готов полюбить каждого из них, а теперь не испытывал ничего, кроме отвращения. Его мысли прервал далёкий звук горниз и лёгкая дрожь, внезапно накатившая со стороны Туренсворда. Толпа и гости в королевской ложе повернули лица в сторону источника гула. Вдалеке в ярком свете солнца заблестели начищенные новые кирасы, золотой волной мчащиеся по улице к площади. Весь маршрут новобранцев от Ласской башни до площади ограждали отряды кантамбрийцев и Ловчие, которым было велено прогонять случайно выскочивших на пути быков зевак, чья нерасторопность и невнимательность могли привести к катастрофическим последствиям. За порядком коршуном следил Сеар и уже в первые две минуты буквально выдернул из-под копыт Гнева какого-то пучеглазого мальчишку. — Ты совсем из ума выжил, щенок?! — В гневе за кощунственную невнимательность Сеар отвесил пареньку оплеуху и оттолкнул к стене богадельни. — Они чуть тебя не затоптали! Иди ворон лови в другом месте! А мальчишка только глядел на него огромными, как блюдца, угрюмыми глазами и вытирал чумазой рукой разбитую губу. — Что молчишь? — лютовал седовласый северянин. — Хоть бы поблагодарил — я только что спас тебе жизнь. Но мальчишка продолжал молча смотреть на несущихся мимо него быков в золотых доспехах. Сеар махнул на недоумка рукой и вернулся на пост. Возглавляли парад Вечера, Альвгред и Согейр, хотя на их месте сама наследница предпочла бы видеть Марция или Инто, но эвдонцу было велено замыкать шествие, а слуга продолжал гнуть спину в загонах вдали от парада. Правой рукой трое погонщиков удерживали поводья, а левой поднимали над головой агдеборги. Накануне Вечера сделала подношение на Агерат и поставила свечи всем иконам в недостроенной кирхе, моля и старых, и новых богов о милости и чуде, чтобы они усмирили нрав Гнева в важный для неё день. И маленькое чудо произошло — с самого утра Гнев являл собой спокойнейшего из быков в загоне, если не сказать, даже ласкового. Лишь один раз он дёрнулся в сторону, когда на пути Вечеры из-за дома выскочил какой-то мальчишка, которого в последний момент спихнул с дороги Сеар. Десятки воинов за её спиной неслись во весь опор по узким улицам города, гремя подковами и звеня позолоченными, ещё не знавшими вкуса крови кирасами. Чем ближе эта воинственная сила приближалась к площади, тем сильнее дрожала земля под ногами собравшихся. Дрожали даже статуи богов, превратившиеся в пять исполинских камертонов. Дрожь была такой силы, что в ложе короля попадали на пол принесённые слугами кубки, забрызгав вином обувь гостей. — Представляю, что происходит на поле, когда в бой идёт вся ваша кавалерия, — улыбнулся Эрнан, отряхивая капли вина с сапог.