Услышав знакомый свист хлыста, Марций понял, что едет в правильном направлении — Вечера где-то совсем близко терзала очередное дерево, и кирасир двинулся на звуки вдоль узкой тропы. Совсем скоро он увидел её. Она привязала Велиборку к узловатому сучку альмиона и самозабвенно хлестала ни в чём не повинный вековой дуб, впившийся корявыми корнями в край Змеиной ямы. — Удивительно, моя принцесса, почему этот лес до сих пор не переименуют? Хлыст замер в воздухе, девушка обернулась. — Раньше здесь и вправду было мало деревьев, но теперь Редколесье превратилось в настоящую чащу, вы не находите? На белом лбу Вечеры бисером блестели капли пота. — В чём виновато это дерево? — спросил Марций, спускаясь с Дыма. — Скажите, и я его срублю. — Оно виновато в том, что все мужчины дураки, которые считают, что только на их долю выпадают самые страшные испытания, — задыхаясь, огрызнулась принцесса и нанесла ещё несколько ударов по стволу. — Будете держать хлыст без перчаток — сотрёте ладонь до крови. — Марций указал пальцем на руку Вечеры. — Мне всё равно. — Погодите. — Кирасир подошёл к ней и протянул ей перчатку. — Держите, ваша рука слишком маленькая и проскальзывает на рукояти. Нужно беречь вашу кожу. Иначе она за час станет похожей на кожу прачки. — Или на кожу шлюхи из Нижнего города. — Вечера отдёрнула руку и провернула рукоять. — Слышала, они сами стирают себе бельё. — К чему такие сравнения? — нахмурился эвдонец. Он заметил, что в глазах принцессы блестят слёзы. — Вас кто-то обидел? — Нет. — Дело в Альвгреде? Вечера фыркнула: — О, мой муж лучший человек, которого я встречала. Одна беда — боги обделили умом. Вот и вырос не умнее гуся. Марций бы никогда себе не простил, если бы рассмеялся, и заглушил смех. Рейес с опаской посмотрел в сторону разверзнувшейся под ногами бездны. Даже он признавал, что его душа уходила в пятки при взгляде в это чёрное слепое око. Он поспешил отступить. — Не стояли бы вы так близко к краю, моя принцесса, — сказал Марций предостерегающе. — Земля, того и гляди, просядет под ногами. Вы же не хотите снова туда упасть? — Если и упаду, кому какая разница? Всем всё равно. Вечера бросила плеть на траву. — Вы знаете, что это не так, — возразил кирасир. — Вот разбегусь и прыгну туда, и пусть меня сожрут змеи. Вечера сделала шаг к яме, потом ещё один и ещё, пока не оказалась на самом краю. Марций испугался, что сейчас она действительно выполнит обещание. — Принцесса? — он позвал её, но Вечера не обратила внимания. — Как думаешь, что там? — Смерть, — ответил Марций. — Не уверен, что хочу знать подробнее. Принцесса, прошу вас, отойдите от края. — Я до сих пор помню ужас, который меня охватил, когда я оказалась там, внизу, в полной темноте. Помню холод и мрак. Когда Согейр вытащил меня оттуда, я неделю не могла согреться, а темноты боюсь до сих пор. — С этими словами она отошла от края, и Марций облегчённо вздохнул. — Я сплю с зажжёнными свечами, — призналась Вечера. — Вчера порыв ветра потушил все свечи в моей спальне, но Альвгред был так увлечён своей похотью, что не дал мне их снова зажечь, и я смогла это сделать только, когда он ушёл. — Зачем вы рассказываете мне это? — Ты бы оставил свою любимую во мраке ночи, если бы знал, что она боится спать в кромешной темноте? — Я видел Альвгреда той ночью, — сознался Марций. — В стельку пьяного. Он плакал и разговаривал с Согейром. Вечера сжала губы. — И о чём они говорили? Марций не знал, стоит ли ему рассказывать. — О вас, — сказал он. Принцесса прикрыла глаза. — О боги, теперь меня до смерти будет преследовать этот вечно полный упрёка взгляд легата! В груди её с новой силой запылал раскалённый котёл поруганной чести. Её тайна переставала быть тайной, и теперь вот-вот о ней узнает каждая мышь. Вечере казалось, что она стоит перед Марцием голая, во всей красе своего позора, и её затошнило. Она сжала кулаки, готовая к осуждению. — Ты кому-нибудь рассказал? — спросила она. — Зачем мне кому-то что-то рассказывать? Ваша тайна — только ваша. — О тайнах обычно знает только один человек. А о моей с каждым днем узнаёт все больше людей. Что ты хочешь? — В каком смысле? — не понял кирасир. — Золото, бриллианты, сапфиры… Что ты хочешь за молчание? — Лучше сбросьте меня в яму, чем вот так оскорблять. — Кирасир был как никогда серьёзен. — Отказываешься от самоцветов? Одной моей серьги с рубином тебе хватит до конца твоих дней. — Мне не нужны ваши украшения. — Тогда чего ты хочешь? — оскалилась Вечера, бросив на воина тот взгляд, который бы убил, будь он ножом. — Вы ведёте себя очень глупо, моя принцесса. — Не глупее тебя, если ты отказываешься от богатства, которое я тебе дам только в обмен на то, что ты будешь держать язык за зубами. — Тогда лучше подошлите ко мне Влахоса с его гаротой. Смерть меня не оскорбит, в отличие от подкупа. — Не слишком ли много гонору для сына беглого эвдонца? — Его достаточно для Королевского кирасира. Я никому не расскажу о вашей тайне. — И чего стоит твое слово? — Цена моего слова — моя жизнь. Клянусь. С минуту Вечера просто смотрела на хмурое и честное лицо. — Твоя жизнь, говоришь? Вы, мужчины, очень странный народ, — тихо произнесла она, облокотившись о ствол израненного дерева. — Все те, кто мне в чём-то клялся, предавал меня, а те, кто не произносил ни слова, рисковал ради меня жизнью, хотя был совсем не обязан этого делать. Лучше не клянись мне ни в чём, если хочешь, чтобы я тебе доверяла. — Вы скажете, кто сделал это с вами? — Думаю, догадаться несложно. — Роланд. — Он самый, — подтвердила Вечера, из последних сил стараясь не разреветься. — Когда? — Когда он и его родители гостили в Туренсворде в последний раз. Ты должен помнить. Ты разнимал его и Инто. Тот ещё говорил, что случайно кинул булыжник в сторону этого ублюдка. — Помню. Значит, камень он бросил нарочно? — Он сделал это за меня. — Почему? Вечера нахмурилась. — Хочешь подробностей — сам его спроси, Инто там был и всё видел! Он отгонял Роланда от меня какой-то палкой. Или ты хочешь узнать от меня, какой я была наивной дурой, когда дала этому борову заманить себя в пустую конюшню? И как он лапал меня, зажимая рот рукой? Хочешь?