— Нет. — Посмотри на меня. Данка подняла на Влахоса глаза. — Я держу тебя. Просто верь мне. Посмотри. И Данка посмотрела. Внизу всё горело факелами, и улицы Паденброга, подобно лавовым рекам, стекали от Туренсворда вниз по отрогу горы к городским стенам. Горела даже Руна. — Нравится? Город сверху выглядел совсем иначе. Весь в огнях, он будто становился волшебным. — Да, — ответила она. Влахос аккуратно убрал прядку белокурых волос с девичьего виска и коснулся губами нежной кожи, там, где совсем недавно зажила глубокая царапина. У девушки перехватило дыхание. — Всё ещё боишься? — спросил он. Она помедлила с ответом. — Да. И он поцеловал её крепче. Она улыбнулась. — И теперь? — Я трусиха. — Данка дрожала, но не от холода или страха. Влахос взял её лицо в ладони. Поцелуй предводителя Ловчих был настойчив, но Данка даже не подумала его оттолкнуть. Она прижалась к нему и запустила руку в седые волосы. Он отстранился от неё и снова поцеловал, будто оставил на её губах свою печать. Оба разгорячённые, они просто стояли, не выпуская друг друга из объятий, и слушали шум внизу. Им обоим было жарко, и даже злой холодный воздух уже не кусался. Вечера, Альвгред, короли, касарийцы и эта свадьба остались для них где-то там, далеко позади, а во всём мире существовали только они вдвоём, здесь и сейчас, на верхушке башни Юрто. Согейру в эту ночь не спалось. Заласканная Нила тихо лежала рядом, погружённая в нерушимые грезы, и улыбалась видениям. Легат завидовал жене, он уже давно забыл, что такое крепкий здоровый сон. Когда он спал, ему виделось поле близ Вильхейма, устланное изуродованными телами, или снилась Суаве в тугом ожерелье из рубинов, которые перерезали её горло, как рана. Его голова была забита ворохом мыслей. Согейр долго говорил с самратом после свадебного пира и спросил, почему он так жесток со своей женой. — Потому что её чрево забрало у меня троих сыновей, — ответил самрат. — Она проклятая ведьма и служит Чарне, как и её мамаша Исидея. Мне говорили, что не надо на ней жениться, но я упёрся, как мальчишка. Но я выбью из неё эту дурь. А если не выбью, то убью! — В Ангеноре к колдунам относятся с почтением. Они знают больше, чем знают обычные люди. — Колдуны не могут знать того, что знает Бог! Все их знания не от него! И Меганира тому подтверждение! Ведьма! — Тонгейр бросил о стену кубок. — Проклятые дочери трона — все они ведьмы от первого до последнего колена! Жаль, что отец так поздно отобрал у Исидеи трон и утопил эту гадину! И я своими руками утоплю Меганиру, если она попробует научить Сенту и Астуру своему колдовству, вот увидишь. Согейр редко встречал таких страшных людей. Если самрат Ютгейр был таким же, то неудивительно, что Идалира сбежала от него, предпочтя быт Ангенора существованию затравленного зверька, как это случилось с Меганирой. — Твоя мать пыталась убить тебя. — Тонгейр развеял уверенность племянника в непогрешимости матери. — На третий день, как ты родился. Она просила отца отпустить её к мужу, но он отказал, и тогда она дождалась ночи и выпила настойку из волчьих трав. Яд убивал её несколько часов. Я нашёл её утром. Её тело лежало поперёк кровати, а рядом с ней под подушкой лежал ты и плакал. Видимо, ты спал, когда сестра решила задушить тебя, но у неё уже не оставалось сил пережать тебе шею платком, и она накрыла тебя подушкой в надежде, что ты сам задохнёшься. В тот же день отец отправил её тело и тебя на телеге в Паденброг. Он не хотел марать руки кровью младенца, но и помогать тебе выжить не стал, позволив Богу решать твою судьбу. Через час в коридоре башни послышался странный шорох, будто кто-то крался в темноте, стараясь издавать как можно меньше шума. Солдаты Согейра так не ходят. Может быть, Има? Иногда ей не спится, и она ищет Флавию, чтобы юркнуть к ней в кровать. Иларх и Делия уже несколько раз находили Стрекозок мирно спящих вместе. Нет, шаг слишком широкий для ребёнка. Согейр встал, быстро натянул штаны и вышёл из комнаты. В коридоре на полу под зажжённым факелом, понурив голову, сидел Альвгред и хлюпал носом. Он услышал звук и поднял лицо. — А! Отец, — протянул он и снова уронил голову на грудь. — Альвгред? — удивился Согейр и подошёл. Ему в нос ударил резкий запах дешёвого вина и забродившего пива. — О проклятье, ты пьян?! — Пьян ли я? — передразнил его сын и устало засмеялся. — Ты даже не представляешь, насколько… — Что ты здесь делаешь? Почему ты не с Вечерой? — Мм? А с какой стати мне с нею быть? — А ну встань! Согейр резко поднял сына на ноги, схватил за загривок, как нашкодившего мальчишку, и поволок к выходу. — Что происходит? — Легат тряхнул сына, когда они вышли на плац, по, поняв, что это бесполезно, повалил его на скамью, как мешок картошки. — Ну же, говори! — Из-за неё, — бубнил юноша. — Всё из-за неё! — Но язык его заплетался. — Из-за кого? — Из-за Вечеры. Из-за кого же ещё? — Что она сделала? Альвгред забыл, что сидит не на стуле, а на скамье, облокотился на несуществующую спинку и едва не упал. — Как выяснилось, много всего. Как думаешь, мой дед будет помогать нам сражаться с Теабраном, когда узнает, что его внук и наследник женился на ангенорской шлюхе? Согейр ощетинился. — Ты что такое говоришь? Шея Альвгреда побагровела. Он подставил руку под голову, чтобы не упасть, потому что его так и тянуло свалиться на землю. — Моя жена — шлюха, — сказал он совсем не так, как ещё недавно прошипел Вечере в лицо. Теперь он был спокоен. В нём просто не осталось сил на ненависть, всё сожрало дешёвое пойло. — Почему ты так говоришь? — не унимался Согейр. — А почему я не могу так говорить? Вечера — грязная шлюха. Согейр навис над сыном, как туча. — Ой, ну почему я должен объяснять очевидные вещи? — Альвгред закатил глаза. — Я был у неё не первым. Я это сразу понял. Да, у твоего сына были женщины, папа. — Альвгред ткнул себя в грудь. — Много женщин, и он может отличить девственницу от шлюхи! Интересно, когда она предстанет перед королём с остриженными волосами, что он скажет? А что скажет её мать? — Я не верю. — Что, не веришь? Пойди сам проверь. — Лицо Альвгреда снова растянулось в глупой улыбке. — Пойди проверь! Думаю, эта дрянь не будет против… Он не успел договорить, как получил пощёчину. Потом ещё одну, и ещё. Согейр хлестал сына по щекам, пока не стёр с его лица эту мерзкую ухмылку. Защищал ли он честь принцессы или ему просто претило слышать подобные вещи от сына, но он бил его без сожаления. Когда он закончил, Альвгред промолчал с полминуты, а потом из его глаз потекли слёзы, и Согейр видел, как с этими слезами превращались в воду мечты его сына и его влюблённость, и ему стало больно за своего ребёнка. Он прекрасно знал, что ждёт Вечеру, когда Альвгред сообщит королю об этой ночи. Позорный столб, порка и обрезанные волосы. Было ему её жаль? Нет, и Согейру было противно, что она связала его короля с союзником опаснее любого врага. — Сейчас ты пойдёшь в замок, — строго сказал Согейр, — и вернёшься к своей жене. — Нет. — Да, — настоял легат. — Она мне не нужна. — Она нужна самрату. Ты знаешь, зачем король устроил эту свадьбу. Заклеймишь единственную связь Тонгейра с троном Ангенора позором — и не видать нам помощи у северных границ. — Но… — Никому об этом разговоре ни слова, и о том, что произошло этой ночью, тоже. Будем надеяться, что она забеременеет, и тебе вообще больше не придётся с ней спать. Альвгред вытер слёзы. С гор подул злой ветер и защипал заплаканное лицо. — А ведь я думал, — грустно произнёс он, — что она наконец станет моей. Так долго об этом мечтал. Никакая девка в моих мыслях не могла с ней сравниться. — Ты мечтатель, — ответил легат, помогая сыну встать. — А все мечты рано или поздно разбиваются. Мне жаль, что так произошло. И они расстались. Альвгред побрёл в покои Вечеры, а Согейр ещё немного постоял на плацу, раздумывая об услышанном. Согейр всегда знал, что с ней было что-то не так, и у него руки чесались отходить её плёткой за боль своего ребёнка. Будь его воля, он бы сам остриг её волосы и приволок к королю, но он никогда этого не сделает, и сохранит всё в тайне, и будет, как и раньше, верно служить короне. Стоит ли говорить что-то Ниле? Нет, не стоит. Эта тайна умрёт вместе с ним. Он ушел, даже не обернувшись, но если бы он это сделал, то заметил бы, что чуть в стороне, под изгородью из вьюнка, застыв с надкушенным яблоком в руке, сидел солдат отряда Королевских кирасиров и озадаченно глядел перед собой. В его голове только что сложилась мозаика, которая всё это время не складывалась. Так, значит, слухи оказались правдой? Солдату не было дела ни до слёз разочарованного в своих мечтах мальчишки, ни до злости его отца. Но что он может сделать? И может ли он что-то сделать вообще? Марций Рейес выбросил яблоко и беззвучно прокрался обратно в башню.