— В моём имени есть «Ночь», — сказала она. — О, уже хоть что-то, — воспрял духом Войкан. — Ночная красавица? Орхидея ночи? Или Роза ночи? — Нет. — Фиалка ночи? Полночный гиацинт? — Почему ты уверен, что в моём имени есть название цветка? — Потому что ты красива, как цветы. — Не умеешь ты говорить комплименты. — Да, в поэзии я не изящнее буйвола, — усмехнулся Войкан и вдруг стал серьёзен. — Сегодня я тебя в Миртовый дом не пущу, — сказал лучник, тронув остренький подбородок. — Ты останешься со мной? — Сегодня меня отправляют к самрату. Войкан отстранился. — Как к самрату? Твой хозяин в своём уме? — Миртовые девушки делают то, что им говорят. К тому же касариец сам меня выбрал. Но ты не бойся, с ним я и вполовину не буду такой нежной, как с тобой. Горькая улыбка скривила губы лучника. — Я заберу тебя оттуда, — прошептал он и пропустил пальцы сквозь пальцы любимой. Тыльную сторону её запястья уродовало клеймо в виде птицы. — Заберу из этого проклятого места, обещаю. — Мне часто это говорят. Но все мужчины только обещать горазды. Никто не сможет заплатить за миртовую девку двадцать слитков золота. И не захочет. — Я смогу, — возразил Войкан. — Я так решил. Деньги, что я даю тебе, не последние. У меня уже есть часть нужной суммы — она хранится у казначея. — Жалование воина не так уж и велико. К моменту, когда ты накопишь достаточно золота, я состарюсь и уже буду тебе не нужна. — Откуда ты знаешь, будешь ли ты мне нужна? Я выкуплю тебя или украду, я поклялся. Ласточка с нежностью провела ладонью по его щеке. — Ты же знаешь, что это невозможно — в Паденброге все знают, кто я, моё клеймо выдаст меня, даже если я покину Миртовый дом. Меня вернут обратно, как только найдут. И сбежать мы не сможем, иначе тебя объявят дезертиром. Если нас поймают, то обоих казнят. Не обещай того, что не сможешь исполнить, — не нужно давать мне надежду. — Я всё равно найду способ. Кантамбрийцы держат своё слово и никогда не бросают тех, кем дорожат, пусть этой крови во мне течёт лишь половина, — решительно произнёс Войкан и с этими словами прижался губами к виску девушки. — Большая ошибка, что ты вообще оказалась в Миртовом доме. Это место не для тебя. Рано или поздно я заберу тебя оттуда, чего бы мне это не стоило. Просто поверь мне. Ты же мне веришь? Она ему не верила. — Неужели во всём Туренсворде нет ни одного воина среди этих девчонок? — без тени улыбки вопрошал, будто у самого неба, Эрнан. — Ну же? Или вы в армии только и делаете, что заплетаете друг другу косички вместо того, чтобы драться? Он заметил на скамье огненно-рыжего кирасира. — Ты! — Граф южных земель ткнул в его сторону ксифосом. — Я тебя знаю. — Неужто? — Марций не скрывал, что ему не было дела до причуд скучающего графа. — Ты Марций Рейес, сын Иларха. — Эрнан походил на петуха, которому было жизненно необходимо клюнуть мнимого соперника. — Ты научил моего сына перебрасывать меч, когда был в Эквинском замке. С тех пор он пристаёт к Аэлис и пытается научить этому и её. — Было дело, — признался Марций, ухмыльнувшись. Монтонари медленно приблизился к жертве своей очередной провокации. — И кто бы мог подумать, что даарим, который родился в выгребной яме, будет учить наследников графа обращаться с оружием? Марций пожал плечами. — Не моя вина, что сам Чернильная Рука оказался на это неспособен. Солдаты заулюлюкали и забили тарелками по столам, как дикари в предчувствии крови. В зелёных глазах Эрнана мелькнула чёрная тень, и азартный пыл на его лице уступил место гневу. — О, как! — возликовал южный граф, и глаза его снова загорелись. — Узнаю острый эвдонский язык. Если ты такой смелый, может быть, докажешь это с помощью меча? — Я смелый, но не тупой, — ответил Марций. — Если с вашей головы упадёт хотя бы волос, меня повесят. — Слово графа, что нет, — тихо сказал Монтонари и вдруг закричал, чтобы слышали даже на кухне: — Слово графа, что Марцию Рейесу не будет никакого наказания, что бы со мной ни произошло! — Он поднял с земли чей-то меч и бросил эвдонцу. Марций поймал его в воздухе. Десятки глаз уставились на него с немым вопросом. — Иди! — послышался в стороне чей-то злой шёпот, будто кто-то шипел на упрямого гуся. — Иди, иди! Малиновка укусила Марция за мочку. — Хорошо, — сказал он и встал. Эрнан провёл своим мечом по лезвию противника. — Слышал, последний раз тебе в Вильхейме хорошенько досталось от Волка ночей? Я не буду бить сильно, обещаю. — Польщён вашей заботой, граф. Марций пнул стоявшую между ними кубышку. — Эй! — Эрнан успел отпрыгнуть, блестящая сталь пронеслась у его уха. Раздался лязг — Монтонари успел отразить удар. Пьяные солдаты загалдели с кровожадностью пещерных людей. Вальдарих сразу понял, что драка между этими двумя разительно отличается от предыдущих. С остальными противниками Эрнан больше красовался и играл, как кошка с мышью, тогда как сейчас он порывался зарубить эвдонца, как злейшего врага. Хорошо, что Иларх этого не видел. — Что, на юге мало воюют, раз лезете драться от скуки? — выкрикнул Марций в лицо Монтонари, удержав лезвие его меча у своего горла. — Ни одной войны за последние пятьдесят лет, — оскалился Эрнан. Из рассечённой брови текла долгожданная кровь. — Аж скулы сводит. Марций оттолкнул Монтонари и отвесил противнику лёгкий подзатыльник. — Лучше почаще ублажайте жену. Эрнан брызнул смехом и обнажил острые, как у хищника, зубы. Через минуту мстительный граф уже загнал эвдонца на строительные леса возле загона, где накануне ветер сорвал часть крыши, и теперь они оба скакали по ним, как драчливые вороны, круша и опрокидывая всё на своем пути. От смеха Монтонари, когда Марций упал с лесов на землю, кожа покрывалась мурашками — и даже Вальдарих пожалел, что подначивал Рейеса ответить подстрекателю. Марций дважды умудрился врезать графу по лицу. Тот застонал, схватился за нос и снова кинулся в атаку. Агрессивно, жёстко, быстро. Звучал тревожный лязг мечей, толпа вопила, неистовствовала в предвкушении, всем казалось, что если эти двое не убьют друг друга, то обязательно покалечат. Миртовые девицы сбились в стайку и голосами райских птиц обещали жаркую ночь победителю, как вдруг… — Ах!.. — Марций неловко повернулся и схватился за спину. Меч вылетел у него из рук и шлёпнулся плашмя у бочек с водой. Толпа недовольно загудела. — Всё! Всё! — Марций повалился на землю и выбросил вперёд руку, как щит. Монтонари застыл с занесённым над его головой мечом. — Что всё? Ты сдаёшься? — удивление и обида прозвучали в голосе Эрнана. На его лице блестели капли пота, а сам граф едва держался на ногах от усталости. — Мы только начали. Ты же тот, о ком я слышал? Ты же сдашься, только если тебе отрубить голову! Вставай! — Эрнан устало вонзил меч в землю и облокотился на него, как старик на клюку. — Я больше не могу, — тяжело дышал эвдонец. — Спина. Старая рана. Вы победили. Монтонари разочарованно простонал, хотя всё его тело ныло от усталости. Покрытая пылью праздничная одежда сейчас казалась ему непосильно тяжёлой, избитое тело отказывалось слушаться. Эрнан гордо поднял голову и выпрямился, возведя руку к небу в жесте победителя. — Спасибо, что не струсил, как все эти, и оставил мне пару синяков. — Он помог Марцию подняться и по-братски хлопнул эвдонца по плечу. — Не за что, — ответил Марций и хотел поблагодарить за то, что избег виселицы за прямой удар эфесом по кантамбрийскому лицу, как вдруг пальцы Монтонари оказались на его шее и больно стиснули мышцу. — Вздумаешь поддаться мне ещё раз, — прошипел Эрнан, и глаза его вдруг остекленели, как у убийцы, — я действительно отрублю тебе голову у всех на глазах. — Потом он широко улыбнулся и ушёл, уставший и довольный, как зверь после удачной охоты. Ясне кусок в горло не лез. Она сидела рядом с отцом и украдкой поглядывала на стол Ловчих сбоку под окнами замка. Их стол также ломился от угощений, но едва ли Влахос смотрел на еду, его взгляд снова был прикован к гадкой служанке, и Ясна прикусила щёку до крови, чтобы не закричать от этой несправедливости. Мерзкая девка только и успевала убирать тарелки и наполнять опустевшие кубки господ. Когда она подошла к столу касарийцев, чтобы наполнить их кувшины, один из солдат грубо схватил её за ногу, и она закричала. Влахос схватился за меч, но Сеар усадил его на место. Данка покраснела от макушки до пяток и поспешила уйти, как вдруг неловким движением случайно опрокинула один из кубков на своего обидчика. Касариец заорал и отвесил Данке звонкую оплеуху. Влахос вырвался из рук Сеара и мгновенно оказался рядом. Вечере не было слышно, что они друг другу сказали, но касарийский солдат был готов разорвать Ловчего на куски. — Безрукая девка, — произнёс самрат, откусывая большой кусок бараньей ноги. — Я уверена, Влахос всё уладит, — ответила Вечера. — Отхлестать её плёткой, и дело с концом. — Вы не сторонник мирного решения конфликтов. — Принцесса постаралась выдавить из себя улыбку. — Если эта девка настолько тупая, что не может разливать вино, её место среди дешёвых шлюх. Знай дело — задирай юбку и становись на коленки. — Данка хорошая служанка. Прошу вас простить её неловкость. Уверена, мы сможем возместить ущерб вашему воину. Тонгейр не затруднил себя ответом, залпом осушил свой кубок и махнул слуге наполнить его снова.