— Они вырезали нашу мирную делегацию, такое простить невозможно! — И мы будем это терпеть?! Мы величайшая, мы единственная, чёрт возьми, цивилизация, которая… — Почему молчит генштаб? Чем армия вообще занимается?! — Без объявления войны… — Берите оружие, заприте двери, ждите. Скоро за вами придут… — Там был мой брат! Они убили моего брата! Уроды, я вас ненавижу!.. Вик почувствовал, как кружится голова. Пол уходил из-под ног. Действие обезболивающего ослаблялось. А на экранах, тем временем, возникло лицо короля. — Моё сердце сейчас с теми, кто потерял любимых и родных в этой предательской атаке. И всё же, мы должны быть сильными. Мы должны ответить на этот акт необоснованной агрессии. Посоветовавшись с духовенством, я вынес решение, что с этого момента мы объявляем миру Вторую Священную Войну! — Эй! — закричал Билл, но было уже поздно. Вик повалился назад и рухнул на пол. И всё же, он чувствовал, как рот его растянулся в непринуждённой улыбке. «Последняя война. Всё-таки я дожил…» Если вам понравилась книга, не забудьте поставить лайк\оставить комментарий на странице. 3. Наведение мостов Наведение мостов «Лучшими военачальниками становятся лгуны. Можно похваляться совершенным оружием, умелыми солдатами, да бесконечными ресурсами. Но пока ложь о проигрыше не сломит дух врага, о победе не может быть и речи» Тэймур Ким, статья «О проблеме Нижних Уровней» Тихий щелчок — предвестник пустоты. Боёк в очередной раз ударил по пустой каморе барабана. Два и один, получается три. Хорошее число. Но три и три — это уже шесть. Если вставить шесть патронов в барабан, можно и убить себя. Если засунуть шесть человек на один катер, стоит ожидать только неприятностей. Томми убрал револьвер от головы и вытащил патрон. Помедлив, вернул обратно и добавил ещё один. — Не повезло сегодня, повезёт завтра, — пробормотал он. На вкус Томми каюта рулевого была слишком мала. И всё же намного больше шкафа, в который его запихнули копы Башни после ареста. Томми украсил пространство как смог: развешал рекрутинговые постеры полиции, изображения короля, немного религиозных картин, а на двери вверх ногами водрузил распятие. «Держи врага ближе», гласила пословица. Враги Марцетти смотрели на него со стен и просачивались в сны. Револьвер Томми бросил под подушку. Постель насквозь пропахла потом и кошмарами. И если вонь исчезала после утилизации, кошмары уходить не собирались. Что же, в нынешних условиях сон ему почти не грозил. Стоило отпереть дверь, как Марцетти наткнулся на медичку. Та мирно сопела на полу в позе эмбриона. Мускулы расслабились, и её лицо уже не казалось таким отвратительным. Из валявшейся рядом кожаной сумки торчала синяя железная шкатулка с гравировкой на крышке. «Эмме от Рэя, навеки и навсегда». Томми застегнул замок сумки, чтобы подарок не выпал, и укрыл медичку валявшимся в каюте одеялом. «Катер рассчитан на команду из трёх человек, — крутилась в голове казённая инструкция. — При большем числе служащих не гарантируется оптимальное время для отдыха из-за недостатка личного пространства». Походив по трюму и проверив мешки с рисом и фасолью, Томми поднялся по лестнице на главную палубу. Капитан что-то напряженно обсуждал с громилой-иммигрантом и синегубым. Томми начинало трясти от одного взгляда на длинноволосое чучело в перьях. Он ненавидел сааксцев меньше, чем Синдикат и полицию, но на таком расстоянии возненавидеть можно кого угодно. Подумать только — королевский лизоблюд даже разрешения не спросил, притащив врага на Катрину! «Моё! — хотел заорать Томми. — Вы всё отняли, но катер не отнимите!» Еле сдерживаясь, Томми прошёл в кабину рулевого. Не без удовольствия отметил, что после моста капитан ходил как в воду опущенный. Последний рубеж цивилизации остался позади. «Здесь моя вотчина, сынок». Ли дремал стоя, облокотившись на штурвал. Отвесив мальцу воспитательный подзатыльник, Марцетти отбросил его и рыкнул: — Моя очередь. Ступай в трюм. Как всегда, Катрина разомлела в его руках. Мягкая, послушная, она внушала спокойствие и привносила гармонию в хаос жизни. Томми почти что ощущал её ладонь на щеке и готов был замурчать от удовольствия. Но дела не ждали. Взяв рацию, он произнёс по громкой связи: — Что же, дети мои, вам не кажется, что стоит обсудить вопрос оживших мертвецов? Как он и ожидал, пассажиры на корме вздрогнули, услышав голос из динамиков. Сааксец метнул дикий взгляд — ну что ещё ожидать от зверёныша? Иммигрант раскрыл было рот и тут же его захлопнул, обратившись в слух. Капитан проявил инициативу: — Ты знал Эймса? — Не так близко, как тебе хотелось бы, кэп, — съязвил Томми. — Скажу честно, до его смерти всякой чертовщины меньше творилось. А сейчас к какой базе ни пришвартуйся, везде байки рассказывают. — То есть ты не вёз его на катере по этой реке? Получается, Ли соврал? «Будь проклят малец и его длинный язык. Почуял возможность вернуться домой и сразу прогнулся. Ничего, разъясним, кто здесь хозяин». — Вспоминаю, было такое дело. Но шли мы от устья. Досюда не заплывали. Капитан проковылял к рубке, скрипя сервомоторами. Всё больше он напоминал палочного человечка, на которого надели костюм из железа и шарниров. — Ли спал, когда я спросил его про Эймса, — тихо произнёс Валентайн. «Проклятье!» — Так почему ты не сказал, что видел полковника? «Потому что испугался слов Эймса». Марцетти повернул голову и посмотрел в глаза капитану. И в них промелькнуло нечто, заставившее Томми занервничать. Будто бы коп, переметнувшийся к Синдикату, умер ещё в первую встречу. Или же чутьё подвело? От этого Томми только разъярился. — Пугать меня вздумал, легавый? — процедил он, отпуская штурвал. Но не успел Томми набраться злости, как на плечо легла тяжёлая рука капитана. Томми отчётливо представил, как затрещат кости, когда в них врежется железный кулак. — Я не потерплю саботажа, — сказал капитан. Совсем без угрозы. Просто констатировал факт. От этого Марцетти только сильнее его возненавидел. Лицо загорелось от обиды, хотелось рвать и метать. Капитан вернулся на корму, а Томми всё трясло. Штифт в виске пульсировал клеймом позора, напоминанием, что он до сих пор во владении Башни. Что он никогда больше не станет свободным. Если только не доведёт миссию до конца. * * * Головные боли преследовали его, сколько он себя помнил. Когда он жаловался воспитательницам в детском саду, они отвечали: «Нытик! Хотя чего ещё ждать от дефа?» Как и боль, унижение не отставало от Томми все дальнейшие годы. Мамочка могла просто сказать «нет», когда медики выдали, что ребёнок родится дефектным. Даже многочисленные вмешательства в генокод не могли сделать из него нормального человека. Жизнь Томми покатилась под откос ещё в инкубаторе. Но мать разрешила вырастить его. А как иначе? Если бы она не сдала третьего ребёнка в Медцентр, не увидела бы гражданства. И это после замужества! Томми надеялся, что после Приюта её жизнь наладилась. Иначе ничего не имело смысла. Синдикату и Городу всегда нужны были люди. Тем более, безнадёжные. Томми Деф, Ушастый Дурак, Тормоз и Дебил — самые безобидные прозвища, которые он получал, кочуя из класса в класс. Марцетти держался, объедаясь болеутоляющими. В конце концов, он будущий гражданин Первого Города, пусть и самого низкого сорта. Ему должно повезти. Но ему не везло. Жизнь его прошла будто бы в клетке с раскалёнными прутьями. Куда ни сунься, обязательно обожжёшься. Каждый шаг, каждое слово, каждый взгляд — всё это вызывало у окружающих осуждение или откровенную ненависть. Во всём приходилось выкладываться втройне. Томми гордился, что любой другой на его месте давно бы сдался. Но не он. В шестнадцать лет, когда тест подтвердил, что из него выйдет идеальный кандидат в Операторы, Марцетти отказался от чести. И сколько бы упрёков на него ни лили, он продолжал идти вперёд. Поддерживать Сеть и Информаторий — славное дело. Но Томми знал, что станет солдатом. Из школы он выпустился с идеальным дипломом, навсегда отделавшись от придурков-одноклассников, с которыми приходилось делить не только уроки, но и жильё. Привилегии в детских садах и школах всегда отдавались уже выкупленным детям действующих граждан. Им предоставляли отдельные комнаты. Безродному и безымянному отребью, вроде Марцетти, приходилось ютиться в общих помещениях. Из подобной мрази состояла почти половина населения Старого Города. Томми унаследовал фамилию от матери. Видимо, она всё же надеялась, что сын найдёт её, когда повзрослеет. Но Томми было плевать, как и ей в своё время. Вместе с остальными неудачниками, которых не выкупили у Синдиката родители, он попал в Приют. Там же и познакомился с Божьим Порядком. Строки врезались в его память клеймом работорговца: «Освободитель пришёл, чтобы спасти мир от гибели и избавить его от тиранов, толкнувших человечество на край пропасти. Создав Эдем и построив Первый Город, он поставил Синдикат управлять Городом Старым. Король, чья власть дарована Богом и утверждена гражданами, будет направлять и готовить мирян к возвышению. Только избранные встанут подле Освободителя, сына Божьего. Утилизаторы гарантируют еду, Эдем дарует энергию, а Приюты обеспечат всех работой. Да будет так отныне и навсегда». И он повторял эти строки, повторял, пока не начал верить. «Становитесь лучше, — твердили священники каждое воскресенье, — вклад каждого из вас — это шаг к совершенному будущему».