— Скажем так, в вашей культуре это назвали бы богохульством. — Тоже мне грех, — фыркнула Эмма. — Я думала, ты изнасиловал или убил кого-то. — За изнасилование и убийство можно извиниться, — пробурчал Насиф. — В крайнем случае, откупиться или уйти в храм. Мне же были закрыты все эти дороги. Потому я просто бежал. И теперь, когда я должен был обойти все эти проблемы, мои демоны прошлого пришли не только за мной — они пришли терзать нас всех. — А ты мог вообще представить, что там будет твой брат? Ты бы не повёл тогда капитана на корабль? Призадумавшись, Насиф ответил: — Я представлял, что там может быть кто-то из знакомых мне людей. Ты сама видела, это огромный корабль. — Я ничего не видела, Насиф. Мы были только в доке. — Тоже верно. Как бы там ни было, я был согласен на такой риск. Миссия была важнее. И сейчас я понимаю, что сделал правильный выбор. Просто… когда начинаешь думать про все упущенные возможности, все варианты событий… в прошлом очень легко раствориться. Союз так лишался некоторых своих самых легендарных жрецов. Они просто так сильно уходили в себя, в свои размышления, что их уже не интересовал внешний мир. Они могли прожить сотни жизней в трансе. В мире, где они всё контролируют. Зачем им нужен этот, полный несчастья и горестей? Поэтому, шаманов всегда учат отделять иллюзии от реальностей. Правду от лжи. — А если ложь и есть правда? — спросила Эмма. — Никто ведь не знает, что истинно, а что нет. Кроме Бога, верно? — Кроме Отца. Да, ты говоришь правильно. То, что называли ложью, в любой момент может оказаться правдой. Потому-то нам важно выбрать то, что есть правда, а что нет. И до самого конца придерживаться этого, не обращая внимания на противоречащие факты. Люди без убеждений, как моряки без маяков, обречены на вечные скитания. Они отдают свою жизнь во власть свободных течений. Они никогда не увидят сушу. Насиф засмеялся: — Учитывая, что я сейчас здесь, с вами, ты прекрасно поймёшь, почему из меня вышел плохой шаман. — Ты не смог назвать чёрное белым. — Можно сказать и так, — кивнул Насиф, продолжая пачкать перья кровью. — Хочешь себе одно? Засунь в волосы. Они тебе к лицу. Эмма послушалась совета шамана. — Ты знаешь, оно будто бы меня успокаивает, — произнесла она. Насиф рассмеялся. — На то и расчёт. Ведь мы замаливаем грехи не перед Отцом, а перед собой. Мы ищем силы простить свои несовершенства. Вот что делает нас людьми. — Ты постоянно говоришь Отец. Почему не Бог? В чём разница между нашим и вашим? — О, это очень просто, — Насиф снова рассмеялся, будто бы давно ждал этого вопроса. — Ваш Бог слишком вселюбящий и всепрощающий. Отец же, чтобы его дети вышли достойными, должен постоянно заниматься воспитанием. Чувствуешь разницу? — О чём это вы беседуете? — раздался голос капитана. Убрав шлем, он поднялся с палубы. Насиф убрал перья. — Теологические вопросы, капитан. Вам не будет интересно. — Пожалуй, — пробормотал Валентайн. Выглядел он очень уставшим. Даже не столько физически, сколько морально: на его лице буквально читалось желание оказаться где угодно, только не здесь. Эмма прекрасно его понимала, разделяя его желание. Но ещё острее она ощущала, насколько важен исход их миссии. После всего, что они пережили, отступление было бы хуже смерти. — Мы прорвались сквозь разведотряд и последовавший за ним линкор, — сказала она. — А что дальше? Мы просто будем плыть по реке, до самого её конца? Как мы найдём полковника? Откуда мы знаем, что он вообще рядом с рекой? Валентайн усмехнулся, показав свои идеальные белые зубы. Эмма мысленно призналась себе, что капитан ей нравится. Но только внешне. Он казался воплощением идеализированного представления о герое из древних писаний. Как Адам, защищавший невиновных, или Святой Энтони, пожертвовавший собой во время преследований верующих, давший другим шанс сбежать и основать новую церковь. Вот только его действия, его слова и помыслы никак не вязались с внешностью святого. Из-за этого контраста Эмма испытывала к нему большее отвращение, чем если бы он казался обычным человеком. — Как мы его найдём? Очень просто. Он сам найдёт нас. — Что? — Ты ведь сама сказала, Коннели: раз он действительно работает против Первого Города, то в самую последнюю очередь он захочет видеть нас в живых. Либо он начнёт присылать людей, которые приведут к нему, либо же сам придёт за нами. Вот и всё. — А что если он просто оставит нас в покое? — скептически спросила Эмма. Тут её похлопал по плечу шаман: — Мы уничтожили разведотряд и вывели из строя линкор. Кроме того, что кодекс воина требует мести, есть ещё один момент — они знают, что мы идём по реке и никуда не можем свернуть. Пока что. Намного дальше река начинает разветвляться. — Как сильно? — На семь рукавов. Союз попытается заблокировать реку до того, как мы уйдём дальше. Нас ждёт ожесточённое сопротивление. Наверняка они попытаются стянуть туда побольше сил, так что это будет очень сложно. Я не уверен, что мы сможем прорваться. — А у нас есть другие варианты? — Боюсь, что нет. — Даже если реки разветвляются, что с того? Они потеряют нас из виду, но и мы не найдём полковника, верно? А к тому моменту война, может, и закончится. — Пять из этих рукавов ведут к Карасу, — Насиф цыкнул. — Конечно, они могут сосредоточить оборону у самой столицы. Но они не могут держать столько сил только для того, чтобы ждать нас. Не забудьте, что первенцы продвигаются. И продвигаются быстро. Солдаты нужны, чтобы отбросить их как можно дальше от столицы. Если мы правильно всё поняли, и полковник помогает Союзу против Первого Города, то у сааксцев есть все шансы на победу. А победа не подразумевает глухой обороны. Поэтому, рано или поздно, Союзу придётся нами заняться. — И полковнику тоже, — добавил капитан. — Так значит, самое главное для нас сейчас — это разобраться с возможной блокадой? — Да, именно так, капитан. Дальше по реке есть небольшая деревня. Я не уверен до конца, но думаю, что нам там могут помочь. Тамошние жители недолюбливают Союз. Возможно, там мы сможем узнать что-то важное о ходе войны и общем положении дел. — Хорошая идея, — ответил Валентайн. Задумавшись, он сказал: — Хорошо, давайте-ка пока сделаем привал. Марцетти, останови катер. Мне нужно кое-что сделать. Сказав это, капитан удалился в трюм. Эмма посмотрела на Насифа, но он лишь пожал плечами. Марцетти остановил «Катрину», сел рядом с Эммой и закурил. — Где твой помощник? — спросила она. — Он пока что в трюме, ждёт, когда я напечатаю ему новую одежду, — ответил Томми. — Ты бы видела, сколько крови на нём было, когда он вернулся. — Он часто её меняет? Почему же он всегда выглядит так, будто ходит в обносках? — Да потому что он отказывается надевать что-то ещё, — огрызнулся Марцетти. — Он принёс с собой схему этого дурацкого древнего мундира. Сюда он пришёл в обычной униформе. Став моим помощником, он попросил распечатать ему костюм из схемы. Даже несмотря на то, что размер слишком большой, он отказывается менять его, сколько я ни просил. Я ему угрожаю каждый раз, что не буду печатать новый, потому он застирывает каждый костюм до дыр. И каждый раз потом уламывает меня распечатать тот же самый. И так раз за разом. В итоге, имеем, что имеем. — Какая глубокая мысль, — пробормотал Насиф. — Заткнись, синегубый, — лениво бросил Томми, затягиваясь сигареткой. Шаман закатил глаза: — Скажи мне, почему ты меня так ненавидишь? — Потому что ты из того типа жоп, которые думают, будто их дерьмо не воняет. Сколько ты капитану ни строй глазки, он всё равно будет воспринимать тебя как врага. Свою смуглую шкуру ты не отмоешь. Ты сааксец, был и всегда им будешь. Даже если ты нам помогаешь сейчас, не значит, что мы должны к тебе как-то по-другому относиться. Знаешь что? Наверное, в этом и дело. Я ничего не имею против синегубых. Вы убиваете нас, мы убиваем вас. Это нормально, всегда так было. Но меня бесит то, что ты прикидываешься, будто ты не такой, как они. Будто ты выше остальных. Будто ты понимаешь, чего не понимают другие. Но на деле ты так же сильно ненавидишь первенцев. Это твоя натура. Ты просто не можешь нас не ненавидеть. Днями и ночами ты на этом катере лежишь и думаешь, что бы было, если бы ты перерезал нам глотки и просто вернулся бы к своим. Только проблема в том, что своим ты не нужен. И даже если ты убьёшь нас, это ничего не изменит. Потому ты и продолжаешь играть в этот спектакль, в этакого благородного дикаря, со своим кодексом чести, который морально и этически выше тупых завоевателей! Насиф дёрнулся, но прежде, чем он встал, Томми уже достал пистолет. И приставил его к своей голове. — Да, он заряжен, — с непонятной гордостью сказал рулевой. — Давай, ударь меня. Я выстрелю первым. Посмотрим, как вы сумеете провести этот катер без рулевого. Уж поверьте, «Катрина» вас не послушает. Не так, как она слушает меня. — Ты сошёл с ума, — произнесла Эмма. Марцетти покачал головой и опустил пистолет: — Сошёл ли? После всех твоих слов о том, что только ты можешь изменить лицо Первого Города? Нет, я-то как раз в порядке. А вот что не так с вами, люди? Зачем вы вообще здесь? Вы что, действительно верите в святость этой миссии? В то, что мы должны остановить полковника от сотрудничества с Союзом, чтобы спасти Первый Город? Или же мы просто едем устранять косяк короля, который решил отправить в экспедицию самого ненавистного военного за всю историю Синдиката? Сама подумай, на месте Карла Лоуренса ты действительно бы думала, что Эймс тебя будет слушать? Что он ничего не предпримет, не попробует взять ситуацию в свои руки? Наверное, нужно быть очень тупым, чтобы верить в подобное. И всё же, король сделал то, что сделал. А сейчас мы едем расхлёбывать его дерьмо. Ради Синдиката, который ненавидит нас всех. Вот ты, Эмма. Ты ведь не просто так оказалась во Вне. Ставлю десятку, что виноват наш любимый всеми король. А ты, синегубый? Твой народ уничтожают, а ты лишь киваешь своей маленькой головой и просишь ещё? Тот тупой громила-иммигрант, которого тоже выкинули за порог, как только он себя плохо повёл? Какого чёрта мы это делаем? Объясните! Эмма выпалила: — Почему ты думаешь, что дело в тебе, да и вообще в нас? Мы своё уже отработали. Мы строим будущее, которое сами не увидим. Да, нам могут дать шанс начать всё с начала. Но мы здесь не за этим. Мы здесь, чтобы удостовериться, что мир не станет хуже, чем он был. Выиграет ли Синдикат или Союз, не важно. Важно лишь, что без нашего участия решения примут без нас. А теперь подумай, какая реальная власть у короля? Что он может сделать сам? Это всё вера в силу. По отдельности, никто и ничего не может сделать. Но люди боятся его потому, что ему подчиняются другие люди. Гвардейцам кажется, что без Карла им будет хуже всего, потому им только и остаётся, что сражаться. Люди верят, будто власть — это огромная пирамида. Вынь один кирпич, и всё начнёт сыпаться. Но это не так. Власть — это всего лишь ведро с мусором для утилизатора. Его выбрасывают, только когда оно заполнится. Или же начнёт сильно вонять. Совсем без ведра не можем. И мы знаем, что оно будет полным и, если не повезёт, будет обязательно вонять. И всё же, ничего лучше мы не придумали. Томми очень внимательно посмотрел на неё, а затем захохотал: — Это самая тупая вещь, которую я когда-либо слышал. Господи! Ты серьёзно веришь в то, что говоришь? — Она права, — произнёс Насиф. — Но только в том, что без веры ваш король — никто. Здесь, за стенами вашего Города, что такое его власть? Что он может сделать? — Ох, не знаю. Приказать этому придурку Валентайну убить нас? — Томми ощерился, показав свои страшные зубы. Шаман покачал головой. — Капитан — всего лишь орудие чужой воли. Власть короля распространяется на него только потому, что он возвращается в его владения. Вы тоже хотите вернуться в Первый Город. И всё же, владеет ситуацией не король, а мы. У нас здесь больше власти, чем у него. И мы диктуем условия. И когда полковник окажется у нас в руках, мы будем делать выборы, не он. Осознаёшь ли ты это? — Не Карл Лоуренс творит историю, — сказала Эмма. — А мелкие, серые люди, вроде нас. Мы властелины этого пространства. Пожевав губу, Томми убрал пистолет. — Но что мы можем сделать? Только спасти его или убить. Что так, что этак, ситуация не улучшится. А если убьём его, так нас шлёпнут следом. Король всё равно останется у власти. — Есть вариант, о котором я тебе говорила. — Неужели ты думаешь, что это что-то изменит? — скривился Томми. — Ты с ним поговоришь — и Первый Город станет лучше? Я соглашался с тобой, потому что это казалось забавной идеей. Но сейчас это выглядит глупее некуда. — То, что я сказала, не просто глупая самоуверенность. У меня есть рычаги, из-за которых полковник меня послушается. — Да? — зевнул Томми. — И какие же? Стоило Эмме раскрыть рот, как из трюма показалась голова Валентайна: — О чём вы это шушукаетесь, детки? — протянул он. — Думаем, как будем прорывать блокаду, — быстро нашёлся Насиф. «А ведь если подумать, это единственная проблема, которая должна нас заботить, — пронеслось в голове Эммы. — Если мы не сумеем пройти дальше, какой толк в наших рассуждениях? Когда нас потопят, будет уже не до полковника. И точно не до судьбы Города». — И к чему же вы пришли?