«— Итак, он «сомлел». Ну и что? Может, устал? — Может. Но тем не менее вопрос остается — почему? — Да мало ли почему! Вспомнил Елену, задумался о смысле жизни… Любил ее, жалел… — А может, ему что-то известно? Что, например? Ладно, посмотрим. Номер два — потрясающе интересный толстый человек, человек-колокольчик, наполненный собственным звоном. Кто-то очень неглупый когда-то написал: «Все время болтаю, чтобы не сказать лишнего!» Так и старик Добродеев — болтает, но не выбалтывает, не говорит ничего, чего не хотел бы сказать. Имидж рубахи-парня (сравнение не совсем, правда, подходит к вылощенному, прекрасно одетому г-ну Добродееву), сплетника, врунишки, балабола, всеобщего друга-приятеля. Со всеми знаком. Обо всех все знает. Завидует «старику» Ситникову. Умеет, между прочим, бросить камешек в чужой огород: кому надо, поймет, кому не надо — не поймет. Круглые глаза, честное лицо: «А что, я ничего такого не сказал!» Видимо, не пользуется успехом у женщин. Еще один повод, чтобы завидовать «старику» Ситникову. — Надо бы с ним встретиться еще раз… Да? — Да. А теперь хочешь послушать об Александре Павловиче? — Давай! — Ну, слушай. Сильный. Самоуверенный. Производит впечатление искреннего человека. Прекрасно держится, хотя ему не позавидуешь. — Произвел впечатление? — Произвел. — Он тебе понравился? — Да, пожалуй. — Как ты думаешь, он убийца? Отвечай, только без всяких там «пока еще рано делать выводы», «я еще ничего о нем не знаю». Ты уже знаешь достаточно, чтобы составить впечатление о человеке. Говорят, первое впечатление — самое верное. Не забывай, что он самый вероятный кандидат в убийцы! — Согласна. Если бы он захотел убить, то убил бы. Я бы не хотела быть его врагом! Правда, не вижу мотива. — Да мало ли… Может, она узнала что-нибудь о нем — криминальные связи, там, ну, не знаю… — Елена? Глупенькая, прекрасная Елена? Женщина-ребенок? Даже если бы она и узнала что-то… ну и что? Дальше-то что? А ничего! Ты думаешь, она стала бы его шантажировать? — Зависит от того, что она узнала! — Стоп, стоп, стоп! Какая-то мысль мелькнула… Глупенькая, вечная школьница, младшая сестричка… Все трое отозвались о ней примерно так. А на меня она не произвела впечатления глупышки, нет-нет, вовсе нет. Она знала, чего хотела. Может, мужчина и женщина по-разному судят о женщинах? Мужчины снисходительны, часто принимают за чистую монету притворство, ибо сами же и поощряют это притворство, а женщина видит другую женщину совсем иначе — в ярком и беспощадном свете. И еще что-то такое сказал Александр, сейчас, сейчас… вот! Вспомнила! Она изменилась, повеселела и стала заговаривать об устройстве на работу…» Около двух Екатерина наконец уснула. Глава 3 ТЕОРИЯ ПОИСКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЖЕНСКОЙ ЛОГИКИ Знакомая комната со стеклянной стеной. Стена раздвинута. За стеной — небесная голубизна, солнечный свет и белые облачка вдали. Парусом вздымается тонкая прозрачная ткань. Екатерина подходит ближе, ей хочется подставить лицо солнцу… Но вместо солнечного тепла вдруг чувствует, как потянуло холодком… Небо уже не голубое, а как бы лиловое, темнеет на глазах и в какой-то момент начинает закручиваться спиралью, принимая очертания громадной морской раковины. Кажется, некая сила втягивает его в гигантскую космическую воронку. Раковина, медленно вращаясь вокруг своей оси, опрокидывается, и в ее раструбе появляется нечто черно-глянцевитое, неспокойное, живое и опасное, готовое излиться наружу… Екатерина бросается к балкону, намереваясь закрыть дверь… прозрачная ткань облепляет ее лицо и забивает дыхание… она начинает задыхаться… Внезапно она осознает, что некто, женщина или птица, а может, женщина-птица, в темной одежде помогает ей. Громадные крылья, со свистом рассекая воздух, бьются в стекло и стены. Вместе им удается справиться с дверью и захлопнуть ее. Раковина, медленно кружась, удаляется и исчезает. На полу балкона разлита некая черная субстанция, над которой явственно просматривается легкий колеблющийся парок… Руки Екатерины и таинственной незнакомки-птицы соприкасаются, и, к ужасу Екатерины, ее рука свободно проходит сквозь руку этого существа… Она пытается рассмотреть лицо незнакомки, но лица нет! На месте его — бесформенные, жуткие лоскуты плоти, обнажающие кости черепа… И полупрозрачные руки со сложенными умоляюще ладонями тянутся к ней, Екатерине… Девушка пытается закричать, но вместо крика из горла вырывается хрипение… Ей, видимо, все-таки удалось закричать, правда, наяву. Она очнулась от собственного крика, с трудом вырываясь из ночного кошмара в реальность, подавляя сотрясавшую ее тело крупную дрожь… Дышалось трудно, с какими-то всхлипами в груди… Протянув руку, Екатерина включила ночник. Села в кровати, обхватив себя руками, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, испытывая невыразимое облегчение от того, что это был лишь сон… Неяркий мягкий овал света лежал на кровати и маленьком коврике на полу. Привычная обстановка действовала успокаивающе, и она стала постепенно возвращаться к действительности. Минут через десять, замерзнув и придя в себя окончательно, Екатерина поднялась с постели, сбросила влажную от пота ночную рубашку. Желание принять душ, почувствовать на себе горячие струи воды захлестнуло ее… Газовая колонка загудела ровно и мощно, чуть присвистывая. Как всегда, ночью напор газа был сильнее, чем днем. Она вошла в ванную и замерла перед зеркалом, внимательно рассматривая невысокую, хорошо сложенную молодую женщину — живот почти плоский, талия, правда, могла бы быть тоньше… неплохо бы также сбросить пару-другую лишних килограммов. Правда, сейчас это уже не кажется столь важным, как в студенческие годы, когда в моде были различные диеты — фруктовые, овощные, водяные. Как-то раз, пытаясь похудеть, Екатерина отказалась от ужинов. И выдержала два или даже три месяца, несмотря на бурные протесты мамы. И похудела, помнится. Большие серые глаза, кажущиеся еще больше на бледном, слегка перепуганном лице. Обыкновенный славянский нос, рот крупноват, пожалуй… Лицо, на котором легко читается все, что в данный момент переживает его хозяйка. Темные, рыжевато-каштановые, недлинные волосы. Прямые и негустые. «Это — я, — думает Екатерина, — не могу сказать, что очень себе нравлюсь, но в общем ничего…» Девичье отчаяние по поводу отсутствия осиной талии, вьющихся белокурых волос, крошечной ножки и небесно-синих глаз сейчас казалось трогательным и смешным. «Тебе тридцать один год, что немало, но вместо того чтобы найти себе мужа и рожать детей, ты затеяла опасные игры. Вот уже и кошмары снятся! “Смотри, Катерина”», — повторила она бабушкины слова и рассмеялась. Потом долго стояла под струями воды, такими горячими, что дух захватывало, испытывая острое физическое наслаждение… Назойливый неприятный писк будильника выхватил из сна. Не хотелось ни вставать, ни думать, ни тем более предпринимать что-либо. Голова была тяжелой, тело вялым. Екатерина заставила себя встать. Кофе и душ! Нет, вернее, душ и кофе. Вода, сначала горячая, затем холодная и снова горячая, несколько примирила ее с действительностью, а кофе и, главное, его божественный запах окончательно поставили на ноги. — «Сегодня мы с вами поговорим об азартных играх, в частности, о проблеме казино, — бодро возвестил ведущий радиостанции «Народный маяк», с которой Екатерина привыкла начинать утро. — Хорошо это или плохо. Итак, ваше отношение к казино! С нами Зина. Слушаем вас, Зина! — Мой муж из казино не вылазит, — поделилась Зина озабоченным голосом, — какие деньги ни есть, все туда. — Выигрывает? — Нет, если бы! Не выигрывает и никогда не выигрывал. Нет, вру, раз было, мелочь какую-то! Но очень надеется. Сколько ему говорю, что нельзя так, он не слушает, говорит: «Вот как выиграю, все купим! И в первую очередь новую стиральную машину!» Я давно хочу новую стиральную машину, наша старая — совсем никакая, двадцать лет уже. Он проиграл не знаю сколько, на пять стиральных машин будет! Лучше бы пил! И не слушает, что ему говорят! Не слушает! — Женщина говорит громко и возбужденно. — А вы хотите, чтоб он вас слушал? — обрадовался ведущий — буквально из воздуха наклевывалась новая тема толковища: «Кто хозяин в семье?» — Да не хочу я, чтоб он меня слушал, — с досадой отвечает женщина, уже остывая, — что он, ребенок, что ли? Я хочу, чтоб он понял! — Она сделала ударение на последнем слоге. — Ну вот есть мнение, что казино — явление отрицательное, — ведущий потерял интерес к Зине, — а что вы, уважаемые слушатели, думаете об этом? Следующий слушатель по имени Вадим считал, что казино — увлекательная игра. Играют же люди в шахматы, шашки или лото. Чем казино хуже? Или взять спорт! Вот и казино тоже вроде спорта, расслабляет, это такой вид отдыха и все! — Закрыть надо эту заразу! — завопил следующий слушатель в полемическом азарте. — Только людей разлагает! Старых — ладно, не жалко, а детей? Ничего святого не остается. Деньги зарабатывать надо, а не выигрывать! — А разве туда детей пускают? И вообще, причем тут дети? — Ни при чем, — подтвердил ведущий, — сегодня мы обсуждаем развлечения для взрослых… — А давайте в следующий раз обсудим дома терпимости, — ехидно предложил еще один, — тоже развлечение и тоже для взрослых! — У нас маленькая рекламная пауза, — поспешно объявил ведущий». Екатерина допила кофе и выключила радио. Хотелось спокойно обдумать программу на сегодня. Да и ночной кошмар не давал покоя… При воспоминании о женщине без лица Екатерину передергивало. За окном — туман, промозглость и сумеречность. Мир словно накрыт большой мокрой подушкой. Однако солнце, как тусклая серебряная монетка на дне колодца, угадывается там, где обычно находится небо, и оставляет надежду на возможную перемену к лучшему. Погода в духе романов Сименона. Комиссар Мегрэ в тяжелом длинном пальто, впитавшем всю влагу дождливого осеннего дня, входит в кабачок «Три мушкетера», что на рю де Плесси, и заказывает рюмочку анисовой водки. Достает громадный носовой платок, разворачивает его, подносит к носу и оглушительно сморкается… * * * Знакомый дом. Верхние этажи тонут в тумане. Екатерина идет мимо пустой скамейки, на которой старый актер развлекал ее своими историями. Вечность назад. Знакомая дверь. Екатерина достает из сумочки ключ. Чужую дверь сразу и не откроешь, но эта, кажется, ничего, ключ поворачивается довольно легко. Она входит внутрь. Знакомый слабый аромат сушеных трав, тепло и особая тишина, когда никого нет дома, тишина пустоты, усиленная осознанием чужести этого дома, охватывают молодую женщину. В комнате слегка сумрачно и печально. За стеклянной стеной — пелена тумана, в центре ее — круг блеклого болезненного солнца. С высоты птичьего полета угадывается змеиный извив реки, но ни деревень на противоположном берегу, ни леса не видно. Мир тонет в миражной белесости. Декорации из ночного кошмара. Но действующее лицо лишь одно — Екатерина. Постояв несколько минут около окна, физически почувствовав сырость и неуют за стеклом и поежившись, Екатерина командует себе: «К делу!» С чего же начать? С чего начинают сыщики в романах? Ну, они подходят к бюро или письменному столу, выдвигают ящики, просматривают бумаги, быстро пробегают пальцами внутри ящиков в поисках тайника и, как правило, находят этот самый тайник. Вероятно, существуют определенные правила игры — где искать и как искать. И очень помогла бы мысль о том, что же надо искать. «— Зачем ты здесь? — не выдержал внутренний голос. — Чтобы узнать, что произошло с молодой, красивой женщиной, которая вдруг умерла. — У тебя, как у всякого уважающего себя детектива, должна быть гипотеза, рабочая версия — так, кажется, это называется — того, что произошло. У тебя есть что-либо подобное? Как по-твоему, что могло произойти? — Ну, гипотеза номер один. Она покончила жизнь самоубийством. Проводила мужа, прошлась по магазинам, вернулась домой, нагруженная пакетами, сварила кофе, поужинала, вымыла посуду, приняла яд, который держала завернутым в листок из блокнота, запила апельсиновым соком, легла в кровать и умерла. Причем не просто уснула, а умерла в муках, чего не могла не знать заранее. Уж если человек задумал свести счеты с жизнью, то должен узнать кое-что о яде, которым собирается воспользоваться. Хотя бы из-за любопытства». Екатерина взяла том БСЭ (самый доступный источник!) и прочитала статью о стрихнине, о мучительных титанических судорогах и особой, «сардонической» улыбке, застывающей на лице трупа. И не оставила ни строчки, ни полстрочки, которые пишут, как Екатерина представляла себе, в состоянии истерии, страха, безнадежности, пытаясь объяснить, оправдаться или, наконец, избавить своих ближних от подозрения, которое непременно падет на них. Что это? Жестокость, желание отомстить своей смертью? Кому? Нетрудно догадаться! Желание детское и страшное. Может, она узнала что-нибудь о своем муже, ну, например, о том, что у него есть женщина… Но тогда она бы вряд ли ушла вот так, без прощального упрека. Что-нибудь вроде: «Я не могу вынести твоей измены!» Или: «Будь проклят!» Хотя вряд ли, мелодрама какая-то… В жизни, наверное, все иначе… А может, ей было до такой степени безразлично, что подумают потом, когда ее уже не будет, может быть, она пребывала в жесточайшей депрессии, когда молоточком стучит лишь одна мысль: «Скорее, скорее… я больше не могу, не могу и не хочу…» Она действительно была в депрессии после смерти сестры, но потом это прошло, и в последние месяца три-четыре она, по словам мужа, изменилась к лучшему и повеселела. И даже стала заговаривать о работе. А что, если это убийство? Мотив? В каком-то из романов Агаты Кристи ее замечательный герой, маленький бельгиец Эркюль Пуаро, рассуждает о мотивах преступления. Первое место за «экономическими» преступлениями, то есть преступлениями из-за денег. Затем — страх. Убивают из-за страха разоблачения. Убивают свидетеля или шантажиста. Затем — месть. Ненависть. Несчастная любовь. Убивают счастливого соперника, неверного возлюбленного, и тому подобное, но это все разновидности мести. Эркюль Пуаро не упоминает о таких преступлениях, как немотивированные убийства, убийства в приступе ненависти, раздражения, бешенства, убийства ради убийства. Когда убивают тех, кто оказался под рукой. Или преступления, совершаемые маньяками, садистами и серийными убийцами. Видимо, во времена королевы детективов их не было или было совсем мало. А может, о них было неинтересно писать? Потому что хороший детектив — это в первую очередь загадка, это — когда до самой последней страницы читатель не догадывается, кто убийца! А стрельба, много крови, серийные убийцы-садисты — это уже совсем другой жанр! Как бы там ни было, это не наш случай. А вот если предположить убийство в нашем случае, то кто и за что мог желать смерти милой и безобидной женщине? «Я не специалист, — думала Екатерина, — я никогда не узнаю, откуда взялся яд и как это произошло технически. Но я могу, например, рассуждать о мотивах. И я думаю, если ее убили, то не из-за денег. Месть, ненависть, несчастная любовь — вряд ли! Страх! Кто-то боялся ее! Для кого-то она представляла угрозу! Для кого? Домоседка, не имеющая подруг, не работающая, не очень умная — кому она перешла дорогу? А зачем она приходила ко мне? Чего боялась?» Екатерина совсем забыла о времени и вздрогнула, когда где-то в квартире стали бить часы. Тоскливое эхо заметалось в гулком пространстве пустой квартиры.