Мэтью пожал плечами: — Просто устал. — Преуменьшение века, пожалуй. Впрочем, век только начался… — В общем, имейте в виду, что за вами, скорее всего, следят. Они надеются, что рано или поздно вы извлечете блокнот из тайника. Будьте предельно осторожны, Мэтью. Эти люди — профессионалы. Они ждут малейшего вашего просчета, и даже малейший просчет может стоить вам жизни. Насколько я поняла, в блокноте нет прямых указаний на какие-либо преступления, иначе вы уже отнесли бы его главному констеблю, так? — Совершенно верно. — И вы не хотите сдавать блокнот властям, покуда не найдете доказательств? — Лиллехорн просто не поймет, что ему с ним делать. — А что намерены делать вы? — Пока — просто припрятать блокнот понадежнее, — ответил Мэтью. — Что ж, поступайте, как считаете нужным, — сказала миссис Герральд, одобрительно кивнув, а затем подошла к нему вплотную и заглянула ему в лицо. Глаза ее были холодны. — Но послушайте меня, Мэтью. Мне кажется, вы не вполне понимаете, на что способны профессор Фелл и его шайка. Вы рассказали ему все без утайки, Хадсон? — Нет, — последовал глухой ответ. — В таком случае это сделаю я. Мой муж Ричард, основатель этого бюро… Есть ли у вас хотя бы отдаленное представление о том, что с ним случилось, когда он бросил вызов профессору Феллу? Мэтью мотнул головой. — Ричарду удалось посадить в тюрьму одного из самых известных приспешников Фелла — за поджог и вымогательство. Не успел приспешник пробыть в Ньюгейте и трех часов, как его заколол неизвестный убийца. А несколько дней спустя Ричард получил кровавую карту — небольшую пустую визитку с кровавым отпечатком пальца. Догадаетесь, что это значит? — Угроза расправы? — предположил Мэтью. — Не просто угроза, а зарок. Если вы получили такую карточку — можете заранее устраивать себе похороны. Натаниелу Пауэрсу отлично это известно. Ему пришлось бросить успешную адвокатскую практику в Лондоне, взять в охапку семью и спешно отплыть в Нью-Йорк. Но в глубине души он сознает, что профессор Фелл обид не забывает. Сколько бы времени это ни заняло — неделю, месяц, год или десять лет, — зарок будет исполнен. Так случилось и с моим Ричардом. — Она поморгала и посмотрела в окно — яркие лучи солнца выбелили ее лицо. — Шли месяцы. Мы оба знали, что означает кровавая карта. И соблюдали осторожность. Мы знали, что смерть может подстерегать и в толпе, и на пустынной улице. Однако нам оставалось только ждать, а мне — лишь молиться, что Ричард сумеет заранее разглядеть кинжал или удавку в руке незнакомца. Представляете, какое это бремя, Мэтью? Каково жить с этим страхом — день за днем, пять лет подряд? Можете хотя бы попытаться представить? — Нет, — мрачно сказал Мэтью. — Не могу. — И не дай бог, чтобы пришлось. Такой страх лишает человека достоинства. Высасывает из души всю радость, тушит весь свет. И никто тебе не поможет, Мэтью. Ни одна живая душа. — Она вновь обратила на него взор, и Мэтью показалось, что от одного лишь воспоминания о тех пяти годах она состарилась на десяток лет, и глаза ее смотрят теперь словно из глубоких темных ям. — Мы вложили все силы в наше дело. В наше призвание, как говорил Ричард. Сложных дел становилось все больше, число клиентов росло… Но каждую минуту каждого дня… каждую секунду… нас преследовала тень профессора Фелла. На шестой год мои нервы окончательно сдали. Мне кажется, я до сих пор не пришла в себя. Но Ричард был неумолим. Он наотрез отказался покидать город. Он не хотел жить в бегах, прятаться — по утрам, видите ли, мужчина должен иметь возможность побриться перед зеркалом. Конечно, я взяла себя в руки и делала все, что нужно. А как иначе? — Миссис Герральд натянула жуткую улыбку и бросила на Хадсона стеклянный взгляд. — Ну вот, я заболталась. Все-таки годы берут свое… — Можете больше ничего не рассказывать, — сказал ей Грейтхаус, но она только отмахнулась. Секунду-другую она молча глядела в пол. За окном с криком пролетела чайка, где-то надсадно лаял пес. — Десятого ноября, на седьмой год, — наконец промолвила она робким, полным страдания голосом, — в четыре часа дня… Помню, погода стояла дождливая, промозглая. Ричард ушел из конторы, чтобы встретиться со своим единокровным братом в трактире «Скрещенные ключи» — в двух кварталах от нас. Помню, я сказала ему, что скоро к ним присоединюсь — вот только закончу писать отчет. Это было дело… о пропавшем кольце с изумрудом. Выяснилось, что украла его горничная по имени Софи. Очень хорошо это помню, как будто все было вчера. Я сказала Ричарду, чтобы надел шарф и непременно выпил горячего чаю, у него тогда горло болело. Ох уж эта лондонская сырость… Итак, я сказала ему, что скоро приду… и он ушел в «Скрещенные ключи». Но до трактира он так и не добрался, нет. Больше его никто не видел. — Миссис Герральд подняла глаза и вновь стала смотреть в окно. Мэтью гадал, что она там видит. Через минуту она попыталась заговорить, но не смогла найти слов. Затем предприняла еще одну попытку: — Утром… тринадцатого ноября… я нашла под дверью сверток. Очень маленький. — Кэтрин! — Грейтхаус подскочил к ней и взял ее под локоть. — Не надо. — Это урок истории, — ответила она безжизненным голосом. — Поучительная сказка, предостережение для тех, у кого один выбор — идти вперед. Итак… я нашла маленький сверток. Мэтью, известно ли вам, что у нашего бюро прежде был девиз? Мы поместили его на вывеску у входа и печатали на визитках: «Руки и глаза закона». Ах да, кажется, Эштон Маккаггерс что-то про это рассказывал. — Напрасно я открыла сверток. Ох как напрасно. — Тут голос ее сорвался, и по лицу словно прошла рябь. — Они оставили на пальце обручальное кольцо. Очень любезный — и поистине изуверский — жест. Хотели, чтобы я непременно узнала… то, что осталось. — Миссис Герральд прикрыла глаза. — То, что осталось, — повторила она почти шепотом. За окном пролетела белая, как морская пена, чайка, а на улице начал громко зазывать покупателей торговец ведрами. Миссис Герральд закончила свой рассказ. Она стояла ровно на границе света и тени, склонив голову. Увлажнились ее глаза или нет, Мэтью не видел, однако рассудил, что эта женщина — самый настоящий солдат, а солдаты никогда не плачут при людях. — Брат, с которым в тот день встречался Ричард, был я, — сказал Грейтхаус, отпуская локоть миссис Герральд. — Нас разделяло восемь лет. И бездна разногласий. Его все во мне злило: что я пью, с какими женщинами путаюсь, чем зарабатываю на хлеб. Ричард считал, что мои устрашающие дарования следует использовать для служения закону. Устрашающие дарования… Ну и ересь, а? — Ересь или нет, — резко осадила его миссис Герральд, словно очнувшись от транса мучительных воспоминаний, — ты здесь, не так ли? — Так, — ответил ей Грейтхаус. — Я здесь. — Что ж… полагаю, ты собирался рассказать мне все это до утра понедельника? — Я бы нашел время, да. — Утро понедельника? — не понял Мэтью. — А что должно произойти в понедельник? Лицо миссис Герральд обрело прежнюю невозмутимость, голос окреп. — Я сяду на корабль и, даст бог, через десять недель сойду на берег Англии. При условии, что погода и ветер будут нам благоприятствовать. — Вы возвращаетесь в Англию?! — Да, я же сказала. У бюро есть и другие отделения, а у меня — деловые обязательства перед другими клиентами. Контору оставляю на вас с Хадсоном, уверена, вы справитесь. — Мы с Хадсоном? Вдвоем? — Мэтью, да вы в самом деле не выспались! — Она нахмурила лоб. — Да, вам это вполне по силам, не сомневаюсь. Позже можете нанять еще одного-двух сотрудников, на усмотрение Хадсона, но пока, полагаю, все в порядке. Не считая этого жуткого бардака, разумеется. Наведем здесь чистоту, поставим мебель, повесим вывеску — и можно открываться. Ах да! — Она взглянула на Хадсона. — Дай ему денег. С нескрываемым неудовольствием Хадсон извлек из кармана сюртука небольшую кожаную мошну и протянул ее Мэтью. — Ну, берите, — сказала миссис Герральд. — Эта сумма должна покрыть ваши расходы на поездку. Мэтью замешкался. Миссис Герральд тяжко вздохнула и спросила: — Вы ведь поедете в Филадельфию, верно? Или придумали иной способ добыть сведения об этой… как бишь ее? — Королеве, — с ухмылкой ответил Грейтхаус. — Королеве Дурдома. — Ее называют Королевой Бедлама, — уточнил Мэтью, принимая кошель, — но это не насмешка, а весьма уважительное обращение. Мне кажется, я знаю, как установить ее личность. Но сперва мне нужно вновь посетить лечебницу. — Как вам будет угодно. Хадсон считает, что это напрасная трата денег, и я с ним обычно согласна, но… Порой коню нужно давать волю, верно, Хадсон? — Ага, а ослу порой надо давать пинка… — Не ссорьтесь, мальчики, — укорила их миссис Герральд. — Мэтью, этих денег хватит на пакетбот до Филадельфии и обратно. Так на дорогу уйдет всего один день вместо трех и более, если добираться сушей. Поступайте, как считаете нужным, но не транжирьте деньги на всякие глупости, ясно? — Да, мадам. Предельно ясно. — И Хадсон, в свете новых сведений, которые сообщил нам Мэтью, я хочу, чтобы ты немедленно начал собирать досье на Саймона Капелла. Возможно, это имя знают в трактирах, порасспрашивай народ — но опять-таки будь осторожен. Хорошо? — Я всегда осторожен, — заверил он миссис Герральд. — Может, самого профессора Фелла здесь и нет, — продолжала та, — но если он в самом деле положил глаз на Нью-Йорк, это неспроста. Даже подумать страшно! Берегите себя и соблюдайте предельную осторожность, оба. Даст бог, в мае я сюда вернусь. Вопросы будут? — Она приподняла брови и поглядела на них обоих. — Пожалуй… у меня есть один, — сказал Мэтью. — Насчет конторы. — Что именно вас беспокоит? Помимо того, что сейчас это настоящий паучий рай? — Эмм… я просто гадаю… где тут подвох? — Подвох? Что вы имеете в виду? — Сами посудите… просторные комнаты с хорошим видом, в центре города… Почему они так долго пустовали? — Ах вот вы о чем! — Миссис Герральд натянуто улыбнулась. — Подвоха никакого нет, если не считать привидений. — Привидений?.. — услышал Мэтью собственный ошалелый голос. — Но это все сказочки, разумеется. Полагаю, вы уже видели кровавые пятна на полу? Импортеры кофе, которым принадлежала контора, повздорили и убили друг друга. Один заколол другого ножом, а тот, падая, столкнул партнера с лестницы и сломал ему шею. Оба соседа снизу — мистер Леверич и капитан Донеган — утверждают, что по временам сверху доносится топот сапог и ругань. Якобы призраки вздорят. Это, очевидно, и отпугивает большую часть желающих. Ах да, Хадсон, я вспомнила: надо сделать перила. — Я тоже об этом подумал, — сказал Грейтхаус. — А то еще поспорим с Корбеттом, у кого бубенцы больше, он меня с лестницы и столкнет! — Думаю, вы прекрасно поладите. Но самое главное… я жду от вас обоих профессионального отношения к делу и блестящих результатов. Всегда идите вперед, даже если не уверены, куда ведет дорога. Я жду, что вы… — миссис Герральд помедлила, и на лице ее заиграла легкая улыбка, прогнавшая остатки печали из глаз, — вложите в дело всю душу. Заняться в конторе было больше нечем — пока здесь не поработают хорошенько метлой и тряпкой, а мебель не превратит пустые комнаты в рабочие кабинеты, — и Мэтью обратился мыслями к Уэстервику и Филадельфии, а в частности — к адвокату по имени Икабод Примм. Он чувствовал, что все разгадки где-то рядом. Стоит лишь немного копнуть — и тайна личности Королевы Бедлама будет раскрыта, с Масочника можно будет сорвать маску, а Саймона Капелла вывести на чистую воду; но без помощи талисмана по имени Берри Григсби ему, пожалуй, не обойтись. Вслед за Хадсоном Грейтхаусом и Кэтрин Герральд Мэтью спустился по лестнице. Поскольку последним за дверь выходил он, именно он и услышал… нет, не крики повздоривших привидений, а тихий вздох неприкаянной души, что внимательно следила за происходящим и тоже с нетерпением ждала развязки. Глава 38 Берри подалась вперед, лицо ее сияло в утреннем солнце, лившемся в окно. Она была целиком сосредоточена на работе: между бровями пролегла единственная морщинка, глаза сперва внимательно осматривали модель, затем опускались на стопку бумаги, лежавшую у нее на коленях. Угольный карандаш уже был готов к работе, но рука — еще нет.