Мэтью безропотно, точно оглушенный, выпил. — Ну, что стряслось? — спросила Берри, когда он опустил кружку. Ответить он не мог. Важнейшая деталь головоломки обратилась в прах и дым. Теперь он никогда не раскроет тайну, на которую ему указывал Масочник… Это выше его сил. Тут до Мэтью дошло, что комната опустела. Он невидящим взором уставился на чашку с водой. Из коридора донеслись шаги. Сзади подошла Берри. На стол с резким шлепком лег предмет, не иначе как чудом возрожденный из пепла. — Вчера я помогала дедушке освобождать погреб, — сказала она. — Решила взять немного соломы для матраса, зачерпнула пару горстей из мишени — и вот что там обнаружила. Мэтью прикоснулся к черному блокноту с золотым орнаментом — уж не сон ли? Все еще не в силах собраться с мыслями, он сказал первое, что пришло на ум: — Повезло мне! — Да, — тихо согласилась Берри. — Повезло. — И добавила: — Я его пролистала, но дедушке не показывала. Там есть твое имя. Мэтью кивнул. — Ты устроил в мишени тайник? Опять кивок. — Можешь рассказать зачем? Нервы Мэтью по-прежнему были оголены до предела. Он взял в руки блокнот и открыл его на загадочной странице. Бросил один взгляд на список имен и тут же увидел: «Сайлас Окли 7 8 8 5 Капелл 20/6». Уж не тот ли это Сайлас, у которого есть вредная привычка — и редкий дар — обчищать людям карманы? Дата — положим, день заключения сделки, но что означают оставшиеся четыре цифры? — Расскажешь? — не унималась Берри. — История слишком запутанная. — Мэтью закрыл блокнот, однако из рук его не выпустил. В памяти всплыли слова Григсби, которые он, казалось, слышал во сне: «Старый замок вскрыли!» Видимо, кто-то приходил ночью обыскивать его конуру… — Говоришь, вы вынесли вещи еще вчера? — Да, через несколько часов после твоего отъезда. — И ты сразу нашла блокнот? — Да. Вещи мы просто свалили за домом: дедушка не стал их жечь, хотел сперва получить официальное разрешение. — Понятно. — А мне ничего не понятно! — Берри обошла стол и села лицом к нему. Взгляд у нее был решительный и безжалостный. — Что это за история с блокнотом и почему ты его прячешь? — Тут на лице ее забрезжило понимание. — Это как-то связано с твоей вчерашней гостьей, верно? Помешкав, Мэтью ответил: — Верно. — Что ж, раз начал, придется договаривать. Если уж Берри уцепилась за какую-то тему, пощады не жди. — Мармадьюк рассказывал тебе про Масочника? — Рассказывал. Да и «Уховертку» я читала. — Ее усыпанные веснушками щеки вдруг вспыхнули, и она с восторгом подалась вперед. — Так это еще и с убийствами связано?! — Да. — Он нахмурился. — Послушай. Это очень серьезно. Ни слова деду, ты меня поняла? — Поняла. А при чем тут вчерашняя дамочка? И куда ты с ней ездил? — Ответ на первый вопрос — понятия не имею. А на второй тебе лучше не знать ответа. — Ну а блокнот? Что за каракули про азартные игры, еду и все… прочее? — Берри скривила лицо. — Почему эти записи так важны? — Опять же — не имею ни малейшего понятия. — Вопреки здравому смыслу Мэтью решил все же предоставить ей толику информации. В конце концов, именно она вытащила этот каштан из огня. — Могу сказать, что блокнот нужен не только мне, но и другим людям. И они ни в коем случае не должны его заполучить. — Он в изнеможении провел рукой по волосам: силы почти его покинули. — Думаю, ночью кто-то проник в погреб и пытался найти эту книжицу. Слава богам и звездам, что вы с дедом опередили вора! А теперь к главному. Окажи мне, пожалуйста, услугу: подержи ее у себя, но так, чтобы Марми случайно ее не нашел, хорошо? — Подержать у себя?! — Да. Скоро мне нужно будет съездить в Филадельфию. Хочу, чтобы блокнот меня дождался. — В Филадельфию? Зачем? — Это не важно, — отмахнулся от вопросов Мэтью. — Ты согласна припрятать блокнот или нет? Долго думать Берри не стала. Взбудораженная и довольная собой, она сказала: — Я его спрячу в нижний ящик комода, под коробку с карандашами. В моей комнате ведь искать не станут, верно? — Не могу сказать. Думаю, они только подозревают, что блокнот у меня, но наверняка не знают. Берри несколько секунд внимательно смотрела на него, а потом ее взгляд упал на ворот его сорочки. — У тебя трех пуговиц нет. Мэтью так обессилел, что не смог даже сформулировать достойный ответ, только пожал плечами и криво усмехнулся. — Ладно, пойду помогать дедушке, но сперва спрячу твою книжицу. — Берри взяла у него блокнот и встала. — Ах да… тебе тут письмо принесли. Лежит на столике в передней. — Спасибо. Мэтью подождал, пока она уйдет: боялся, что застонет от боли, когда начнет подниматься на ноги. Тогда Берри поймет, что он пострадал, станет расспрашивать… А ей лучше ничего не знать. Когда Берри вышла на улицу, Мэтью кое-как встал и поплелся в переднюю, где на маленьком круглом столике у входа обнаружил белый конверт. После беглого осмотра он увидел красную сургучную печать с оттиснутой на ней буквой «Г». Он вскрыл конверт и прочел: «Дорогой Мэтью! Если это возможно, приходи, пожалуйста, сегодня до трех часов дня по адресу: Стоун-стрит, дом 7. С уважением, Кэтрин Герральд». Мэтью сложил письмо и вернул его в конверт. Интересно, Хадсон Грейтхаус тоже в городе? Надо поскорей сходить туда и узнать, в чем дело, а потом уж как следует выспаться. И кстати, заодно можно рассказать миссис Герральд о том, что приключилось с ним минувшей ночью. Тут его внимание привлек предмет, которого он прежде не замечал — стоявший у восточного окна мольберт, освещенный желтыми осколками света. Рядом помещался развернутый боком стул. На мольберте Мэтью увидел незаконченную работу Берри и подошел на нее взглянуть. То был карандашный набросок — портрет Мармадьюка Григсби в профиль. Узнаваемый седой вихор на лысой черепушке, округлое лицо с большим вытаращенным глазом за стеклом очков, кустистая бровь, готовая в любой момент задергаться или взлететь на лоб, массивный, испещренный кровеносными сосудами нос, длинный, рассеченный посередине подбородок, складки и морщины, придававшие характерное выражение и жизнь нарисованному лицу — все было на месте. Портрет получился замечательный, ничуть не льстивый и честный, ибо Берри удалось передать диковинную конструкцию дедушкиного лица без ненужных преувеличений или, наоборот, преуменьшений. Интересно, какие она потом выберет цвета?.. Ярко-красный — пылкое любопытство, темно-фиолетовый… Мэтью еще какое-то время разглядывал портрет. Все-таки нужен большой талант, чтобы быть такой честной. У Берри получилась не мрачная карикатура, не тугозадый индюк, как она сама однажды выразилась, а достоверное изображение живого человека со всеми его недостатками. Да, подлинный талант, подумал Мэтью. Семя новой идеи уже пускало корни в его разуме. Он рассеянно опустил руку — хотел застегнуть пуговицы, которых не было, — поспешно вышел из дома и зашагал по направлению к Стоун-стрит. Глава 37 По адресу: Стоун-стрит, семь, Мэтью ждала коричневая дверь, за которой обнаружилась узкая крутая лестница, втиснутая между конторой торговца пушниной Мозеса Леверича слева и лавкой капитана Сайруса Донегана, изготавливавшего квадранты, астролябии и прочие навигационные приспособления, — справа. Мэтью поднялся по лестнице и оказался в мансарде, которая давно нуждалась в скребке и швабре. Он понятия не имел, что за контора здесь обреталась ранее — еще во времена Петера Стёйвесанта, должно быть, — однако тут и там, точно хлопья золота в грязной луже, поблескивали следы былого величия. В отделанной дубовыми панелями передней стояли секретарская конторка со множеством ящичков и стул с поломанной спинкой. В нише за столом помещался сундук для свитков, карт, документов и прочего. На полу, прямо под ногами Мэтью, темнело пугающе большое пятно — уж не от древней ли лужи крови? В следующую комнату вела закрытая дверь. Яркий солнечный свет лился в распахнутые оконные ставни. Сами окна, закопченные и грязные, тоже были распахнуты настежь, чтобы внутрь свободно проходил воздух, и за ними открывался прелюбопытный вид на просторы Большого Дока и суда, дожидающиеся грузов и пассажиров. Вся бойкая жизнь гавани была как на ладони: туда-сюда по булыжникам мостовой громыхали подводы, люди спешили по своим делам, а сзади громоздились дома, трубы, изрыгающие дым, мачты и свернутые паруса; на синей воде играло ослепительными бликами солнце. — Здравствуйте! — сказал Мэтью. — Есть тут кто-нибудь? В соседней комнате загромыхали по полу сапоги, а в следующий миг, яростно скрипя петлями, открылась дверь. В проеме высился Хадсон Грейтхаус в темно-синем сюртуке с иголочки и камзоле с серебряными пуговицами. — Корбетт! — воскликнул он не без радушной улыбки на лице (которая, впрочем, быстро растаяла). — Заходи, заходи! Мэтью вошел во вторую комнату, вдвое больше передней. Рядом стояли два больших письменных стола, а позади них, у стены, — три деревянных картотечных шкафа. Уюта обстановке добавлял небольшой камин слева, сложенный из серых и бежевых камней. Под потолком висела черная кованая люстра с восемью свечными огарками. Распахнутые окна выходили на северо-западную часть Нью-Йорка: широкую реку, коричневые утесы и изумрудные холмы джерсийского побережья. — Что скажете? Мэтью повернулся направо. Там стояла миссис Герральд в элегантном сером платье с белыми кружевными оборками на воротничке и в серой шляпке-амазонке, заломленной под несколько лихим углом, но без перьев и прочих украшений на тулье. Миссис Герральд не сводила с Мэтью голубых глаз, затем вопросительно приподняла брови: — Ну?.. — Вид из окон хороший, — сказал Мэтью. — И цена нас устроила. Очевидно, помещение много лет пустовало. — Она смахнула висевшую над головой паутину. — Но нам с Хадсоном кажется, что оно вполне годится для конторы. А вы как думаете? — Пыль бы убрать. Что тут раньше было? — Во времена голландцев — контора фирмы, импортирующей кофе. Она прогорела в тысяча шестьсот пятьдесят девятом году, и с тех пор комнаты сдавались в аренду всего пару раз. Согласна, уборка не помешает, но работать здесь вполне можно, не так ли?