— Я Джейкоб, — повторил он ровно с тем же выражением. — Вы приехали забрать меня домой? — Нет, — твердо, но осторожно ответил Грейтхаус. — Мы приехали к доктору Рамсенделлу. Улыбка Джейкоба не померкла. Внезапно он поднял руку и дотронулся до шрама на лбу Мэтью — тот даже не успел увернуться. — Вы тоже сумасшедший, как я? — Джейкоб! Оставь людей в покое, пожалуйста. Из первого здания вышли двое в темных бриджах и белых сорочках. Джейкоб тотчас попятился, не сводя глаз с Мэтью. Человек, произнесший эти слова, был высок и подтянут, с копной рыжевато-каштановых волос и аккуратной бородкой. Поверх сорочки он носил светло-коричневый жилет. — Я услышал свое имя, — продолжал человек с бородкой. — Чем могу быть полезен, господа? — Этот вроде безумец. — Джейкоб показал пальцем на Мэтью. — Ему тоже голову проломили. Грейтхаус, недолго думая — лишь покосившись на Джейкоба и удостоверившись, что тот не подходит ближе, — заговорил: — Меня зовут Хадсон Грейтхаус, а это Мэтью Корбетт. Мы представители бюро «Герральд», приехали из Нью-Йорка… — О, замечательно! — обрадовался бородач. Он поглядел на своего спутника — тот был ниже ростом, покрепче сложен и седовлас, а на кончике его крючковатого носа сидели очки. — Я же говорил, что они приедут! Что ты так боязлив, маловерный? — В самом деле, я был не прав, — ответил второй джентльмен и обратился к визитерам: — Вы быстро приехали — я, право, приятно удивлен, господа. — Я сегодня как раз побывал в Нью-Йорке, — вставил Джейкоб. — На птице слетал. — Ох, простите, где мои манеры? — Бородач протянул руку сперва Грейтхаусу, а затем Мэтью. — Я доктор Рамсенделл, а это доктор Кертис Хальцен. Спасибо, что приехали, господа. Даже и не знаю, как вас благодарить! Дорога была дальняя… Можно пригласить вас в мой кабинет и угостить чаем? Грейтхаус показал ему конверт: — Сперва хотелось бы подробностей. — Ах да. Письмо. Я вчера оставил его в гостинице «Док-хаус». Пройдемте в мой кабинет, там и поговорим. Рамсенделл повел их к двери. Мэтью прямо спиной чувствовал, что Джейкоб идет за ними по пятам. — Ну да, летал на птице, — беседовал тот сам с собой. — Птица была толстая, блестящая, и пассажиры сидели у нее в животе. — Джейкоб? — Рамсенделл остановился у двери и ласково заговорил с душевнобольным, как говорят с расшалившимся ребенком: — Мы с доктором Хальценом должны обсудить с этими джентльменами одно очень важное дело. А ты, пожалуйста, закончи свои дела. — Мне кошмары снились, — сказал Джейкоб. — Да, знаю. Ну, ступай. Чем быстрее закончишь, тем быстрее получишь ужин. — Вы будете говорить о Королеве. — Верно. Ступай. Чистое белье само себя не сложит. Джейкоб поразмыслил над этими словами пару мгновений, после чего кивнул, хмыкнул и пошел прочь — мимо каменного дома в сторону дорожки, ведущей к надворным постройкам. — Три года назад он работал бригадиром на лесопилке у реки, — тихо пояснил Рамсенделл, пока Мэтью и Грейтхаус провожали Джейкоба взглядом. — У него была жена и двое детей. Одна оплошность, причем допустил ее не он, — и травма головы вернула его в детство. Он делает успехи и уже может выполнять простые поручения, но там, снаружи, полноценной жизни у него никогда не будет. «Снаружи». Рамсенделл произнес это так, будто бояться следовало не сумасшедшего дома, а жизни за его стенами. — Прошу вас, проходите. — Рамсенделл придержал для них дверь. Сначала они оказались в комнате, очень похожей на самую обычную адвокатскую контору: два письменных стола, большой стол для переговоров с шестью стульями, картотечный шкаф, забитые книгами полки, а на дощатом полу — простой темно-зеленый тканый коврик. Дверь в следующую комнату была открыта, и там Мэтью увидел что-то вроде медицинской кушетки и шкафчика, в котором, по всей видимости, хранились лекарства и инструменты. Кто-то мелькнул в дверном проеме: одетая в серое женщина с длинными черными волосами протирала стеклянные сосуды синей тряпкой. Почувствовав на себе взгляды, она обернулась и посмотрела на Мэтью потухшими, глубоко запавшими глазами, а затем вернулась к работе, словно во всем мире не было ничего важнее и нужнее этого дела. — Присаживайтесь. — Рамсенделл подождал, пока все займут места за столом. — Изволите чаю? — Мне бы чего покрепче, если можно, — сказал Грейтхаус. — О, прошу прощения, мы не держим спиртного. Хотя есть немного яблочного сидра, если вам угодно. — Подойдет, — кивнул Грейтхаус, хотя Мэтью знал, что сейчас он мечтает о кружечке крепкого черного эля. — Мне тоже сидру, пожалуйста, — сказал Мэтью. — Мэрайя! — окликнул Рамсенделл ту самую черноволосую женщину. Она тут же прекратила натирать сосуды и вышла из комнаты. У нее был дряблый рот, а левый глаз без конца подергивался. — Сходи, пожалуйста, на кухню и налей нашим гостям две кружки яблочного сидра, будь так добра, — сказал ей Рамсенделл. — Кружки возьми оловянные. Вы что-нибудь выпьете, Кертис? Хальцен помотал головой; он держал в руках трубку с ромбическим орнаментом на чаше и увлеченно набивал ее табаком из кожаного кисета. — А мне чашку чая, пожалуйста, — добавил Рамсенделл. — Да, сэр, — ответила женщина и скрылась в глубине дома. — Им непременно нужно давать поручения, — сказал доктор, садясь за стол. — Это повышает ловкость и координацию, а кроме того, придает жизни осмысленность. Увы, руки слушаются далеко не всех. А некоторые больные прикованы к постели — по состоянию здоровья или же по собственной воле. Каждому требуется особый подход, как вы понимаете… Грейтхаус откашлялся. Мэтью видел, что этому суровому бывалому воину в высшей степени не по себе. — Боюсь, не понимаю, — сказал он. — Откуда все эти люди? И сколько их тут? — В настоящий момент здесь проходят лечение двадцать четыре мужчины и восемь женщин. Разумеется, они проживают в разных зданиях. Кроме того, у нас есть особые отделения для тех, кто склонен к насилию или… как бы лучше выразиться?.. не желает пользоваться ночным горшком. Мы пытаемся донести до своих пациентов, что, несмотря на спутанность сознания, они имеют право сами принимать решения. И могут учиться новому. — Увы, не у всех сохранилась эта способность. — Хальцен зажег спичку и стал раскуривать трубку, выдыхая голубой дым. — Есть у нас такие пациенты, которым уже нельзя помочь. Их мы вынуждены держать в заточении, дабы они не причиняли вред себе и другим. Но здесь у них хотя бы есть крыша над головой и еда. — Словом, мы обращаемся с пациентами как с людьми, а не как с животными. — Рамсенделл перевел взгляд с Грейтхауса на Мэтью и обратно, как бы подчеркивая сказанное. — У нас с Кертисом есть опыт работы в лондонских учреждениях для душевнобольных, и мы оба глубоко презираем распространенный там метод заковывания пациентов в цепи и кандалы. — Так откуда, говорите, ваши пациенты? — повторил Мэтью вопрос Грейтхауса. — Из Нью-Джерси, из Нью-Йорка, кто-то из Пенсильвании, — ответил Рамсенделл. — Из маленьких деревень и больших городов. Одних сюда поместили по решению суда, других привезли родственники. Некоторые, как Джейкоб, получили травмы, приведшие к повреждению нервной жидкости, другие просто родились под несчастливой звездой. Филадельфия последние годы терпит серьезные финансовые трудности, и лечебница, которую держали квакеры, закрылась — пришлось принять несколько пациентов и оттуда. А кого-то просто находят в лесах и полях. Кто они? Откуда? Одному Богу известно. Часто бывает, что рассудок человека повреждает некое страшное событие: например, на их глазах совершается насилие, происходит несчастный случай или даже убийство. При должном уходе такие люди вполне могут вернуться к нормальной жизни. Грейтхаус нахмурился: — Сдается, подобный уход стоит немалых денег. — Земли и здания нам предоставила колония, а покрывать расходы помогают щедрые христиане, — отвечал Хальцен сквозь клубящуюся пелену голубого дыма. — Да и жители Уэстервика очень помогают. Например, местный врач — доктор Воорманн — за символическую плату лечит наших больных от всевозможных недугов. Есть женщины, которые готовят еду — опять же за небольшие деньги. Иными словами, да, расходы у нас есть. Однако мы все прекрасно понимаем: если больница лишится поддержки и ее придется закрыть, пациенты окажутся на улице. — Что ж, — хмыкнул Грейтхаус (не без тревоги, которую, вероятно, заметил один лишь Мэтью), — этого наверняка никто не хочет. — У нас современный подход к лечению, — сказал Рамсенделл, когда Мэрайя подошла к столу с двумя оловянными кружками и деревянной чашкой чая на подносе. Доктор поблагодарил ее, и она вернулась к работе, а он — к разговору. — Вы наверняка заметили, что мы с Кертисом не носим клетчатых рубах. Грейтхаус уже взял кружку и сделал первый глоток сидра. — Простите? — Клетчатые рубахи, — повторил Рамсенделл. — Средневековые врачи, осматривая умалишенных, надевали клетчатые рубахи. Считалось, что духи безумия не могут проникнуть в душу человека сквозь клетчатую ткань. — Полезно знать, — ответил Грейтхаус и скривил лицо в попытке вежливо улыбнуться. — Вы, несомненно, делаете очень важную работу, — заговорил Мэтью. — Однако я не понимаю, чем мы можем вам пригодиться. — Всему свое время. — Рамсенделл сделал глоток чая и повертел чашку в руках. — Повторюсь, мы с Кертисом очень признательны вам за скорый приезд, но хотелось бы для начала узнать побольше о том, что из себя представляет ваше бюро. Мэтью кивнул и предоставил слово Грейтхаусу, который следующие пять минут рассказывал врачам о работе и истории возникновения бюро «Герральд», делая упор на высокие стандарты качества и выдающиеся успехи конторы в области «решения проблем». Он поведал о всевозможных делах, которые удалось раскрыть сотрудникам бюро: поиск украденных драгоценностей, документов, произведений искусства и пропавших людей (кроме того, не далее как в минувшем декабре сам Грейтхаус предотвратил заказное убийство лондонского чиновника). — Однако должен предупредить вас, господа, — подытожил он, — что наши услуги стоят недешево. Как и вы, мы высоко ценим свое время. Вам придется заплатить фиксированную сумму за расследование, а также покрывать все возникающие расходы. Сумма, разумеется, зависит от сложности задачи. — А за разговоры с предполагаемыми заказчиками вы тоже берете плату? — спросил Хальцен, раскуривая уже вторую трубку. — Нет, сэр, — ответил Грейтхаус. — Мы начинаем работу только после подписания контракта. Врачи умолкли. В ожидании их ответа Мэтью допил свой сидр. Хальцен курил трубку, уставившись в потолок, а Рамсенделл сцеплял и расцеплял пальцы рук. — Мы не вполне уверены, что вы сможете нам помочь, — наконец произнес Рамсенделл. — То есть — совсем не уверены. — Ну, вы все ж предполагали, что от нас может быть толк, иначе не написали бы письмо. — Грейтхаус откинулся на спинку стула, и тот громко заскрипел. — Мы проделали долгий путь и хотели бы узнать, в чем дело. Рамсенделл открыл было рот, но тут же закрыл его и покосился на Хальцена. Тот сделал последнюю затяжку, выдул тонкую струю дыма и сказал: — У нас есть помощник, молодой человек из Уэстервика, который иногда ездит в Нью-Йорк и покупает для нас медикаменты в аптеке на Смит-стрит. Последний раз он ездил в четверг, заночевал на постоялом дворе, а вернулся в пятницу. Так вот, из Нью-Йорка он привез… кхм… — Хальцен взглянул на коллегу, передавая тому слово. — Он завтракал в трактире и привез с собой вашу газету, — сказал Рамсенделл. — «Уховертку»? — уточнил Мэтью.