— У него были травмированы глаза? — спросил Мэтью. — Глаза отсутствовали. Видите колотые раны на теле? Мэтью сосчитал красные точки: — Восемь? — Три удара в грудь, один в основание шеи, три в спину и один в левое плечо. Причем, судя по всему, клинки были разных форм и размеров. Также в заметках указано, что руки покойника были связаны за спиной. — Убийц было несколько, целая банда? — предположил Мэтью. — Лобная и носовая кость его черепа раздроблены, а также сломано три шейных позвонка. Могу предположить, что он упал в реку с большой высоты. Учтите, тело пробыло в воде по меньшей мере пять дней, прежде чем его обнаружил Ормонд. Приятное, пожалуй, было зрелище, пришло в голову Мэтью. Река, теплый летний денек… и раздутый безглазый труп с восемью ножевыми ранениями. Для Маккаггерса — так и вовсе пикник в аду. — Какое чудовищное преступление, — выдавил Мэтью. И это еще мягко сказано. Масочник хотя бы не связывал своих жертв перед ударом. Несчастный юноша заранее знал, что с ним сейчас сделают, еще когда ему вязали руки. — Четыре убийства за три недели, — сказал Маккаггерс. — Новый и очень тревожный факт в хрониках этой колонии. Мэтью вернул ему документ. — Понятно, почему Лиллехорн решил скрыть этот факт от общественности. Кем был убитый? — Неизвестно. — Маккаггерс скрутил свиток и положил обратно в нишу. — Труп оказался… непригоден к транспортировке. И ничего не осталось от… простите, одну секунду… ничего не осталось от… — Лица? — закончил за него Мэтью. — Да, совершенно верно. Рыбы и черепахи потрудились. Полагаю, первым делом ему выели глаза. — Маккаггерс и сам сейчас несколько походил на рыбу, однако он продолжал: — Одежду мы тщательно осмотрели, но карманы были пусты. Когда я закончил осмотр, Лиллехорн приказал Зеду вырыть могилу. Дело остается открытым, но пока никто юношу не искал. — Кошелька при нем тоже не было? Вообще ничего? — Ничего. Конечно, его могли ограбить — убийцы или река. — Маккаггерс поднял палец, как будто ему что-то пришло на ум. — Хочу вас кое о чем спросить. Насколько я знаю, вы выросли в приюте? — Верно. — Мэтью заключил, что судебный медик узнал это либо у судьи Пауэрса, либо у Лиллехорна. — Вы хорошо знали Осли? — Нет, не слишком хорошо. Маккаггерс подошел к большому черному комоду и открыл один ящик. Внутри Мэтью увидел некий коричневый сверток, дешевый матерчатый кошелек, обмотанный бечевкой карандаш, связку ключей, маленькую оловянную фляжку и некий прозрачный сосуд, наполовину заполненный маслянистой жидкостью янтарного цвета. — Быть может, Осли при вас упоминал каких-нибудь родных? Ах вот оно что, подумал Мэтью. В этом ящике хранятся личные вещи Эбена Осли, вкусившего от плодов путей своих. В коричневую бумагу, конечно, завернута одежда. Сосуд — флакон с омерзительным гвоздичным одеколоном. Ключи от приюта. Карандаш для записи поражений, расходов и доходов, приемов пищи и прочих мелочей, что покоились на дне грязного болота его разума. — Нет, не упоминал, — ответил Мэтью. Однако что-то свербело у него в голове, не давая покоя. — Что ж, рано или поздно кто-нибудь объявится. Быть может, его главный помощник из приюта. Или я просто сложу все эти вещи в ящик и припрячу куда-нибудь. — Маккаггерс закрыл комод. — Неужели он никогда не рассказывал о своей семье? Мэтью мотнул головой. И тут его озарило. — Постойте! А блокнот? Где он? — Что, простите? — Осли всюду таскал с собой черную записную книжку с золотым орнаментом на обложке. Я ее здесь не вижу. — Он посмотрел в глаза Маккаггерсу. — Быть может, она осталась в кармане? — Нет-нет. Зед очень тщательно осматривает одежду покойных. Что ж, сомневаться в добросовестности Зеда Мэтью не приходилось. Он вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, поднял голову и увидел негра. Тот стоял у люка и смотрел на него так, будто заметил у себя в чае головастика. Мэтью еще раз перебрал предметы из ящика, но как-то рассеянно. Взор его был затуманен. — Блокнота нет, — тихо произнес он практически себе под нос. — Если его нет здесь, — предположил Маккаггерс, — значит не было и на трупе. Вновь закрыв ящик комода, он подошел к стойке с оружием, выбрал два пистолета и отнес их к небольшому круглому столику, где Мэтью увидел коробку с круглыми свинцовыми пулями, рог с порохом и несколько заточенных кусочков кремня — словом, все необходимое для очередной атаки на Элси. — Хотите пальнуть? — предложил судебный медик. — Нет, спасибо. Очень признателен вам за уделенное время. — Мэтью двинулся к двери и заметил на стене за спиной Элси несколько дыр и две разбитые секции оконного переплета. Даже удивительно, что осколки не угодили в парик какому-нибудь джентльмену или леди… — Хорошего дня. Прошу, заглядывайте иногда, ваше общество мне приятно. Из уст чудаковатого — или полусумасшедшего, как сказали бы некоторые, — судебного медика это прозвучало как наивысшая похвала. Однако Мэтью пора было стиснуть зубы и попытаться покинуть здание ратуши, не нарвавшись на неприятности — то есть на коротышку-констебля или брюзгливого главного прокурора. Он вышел с чердака, закрыл за собой дверь и начал спускаться на постылую жестокую землю. Глава 19 Прежде чем Мэтью мог претворить в жизнь свои планы — пообедать в «Галопе» и устроить себе, невзирая на намечающиеся протесты по случаю Указа о чистых улицах, спокойный выходной, — ему предстояло еще одно важное дело. Он много думал, как рассказать Джону Файву о ночной вылазке преподобного Уэйда, но по-прежнему ничего не придумал. Каждый шаг приближал его к кузнице мастера Росса, а решение все не находилось. Конечно, нельзя ждать, пока Джон Файв сам к нему придет — тот доверился ему, попросил о помощи, и Мэтью согласился эту помощь оказать. Это обязывает его вовремя сообщить Файву о своих открытиях, но… разве это открытия? Да, он видел, как священник рыдает под окнами заведения мадам Блоссом, — и о чем же это говорит? Мэтью понимал: порой между тем, что видно глазу, и тем, что за этим кроется, лежит огромная пропасть. Он ступил в гнетущий зной кузницы, обнаружил Джона Файва за привычным делом и позвал его на улицу. Тот вновь повторил обряд с выпрашиванием нескольких минут у мастера Росса, после чего Мэтью и Джон вышли на то же место, где стояли во вторник утром. — Итак, — начал Джон Файв, увидев, что его приятель медлит. — Ты за ним проследил? — Да. — Ночка, конечно, выдалась ужасная. Особенно для Осли. — Согласен, — кивнул Мэтью. Они немного помолчали. Мимо по тротуару шли прохожие. Проехала подвода с зерном, пробежали с обручем и палочкой двое мальчишек. — Ты мне расскажешь или нет? — не выдержал Джон. Мэтью наконец решился: — Нет. — Это еще почему? — хмуро спросил Джон. — Я узнал, где он был. Но не уверен, что именно туда он ходит каждый вечер. Пока рано говорить, что я там видел. — Ты разве не понял, что дело очень серьезное? — Конечно понял! Поэтому мне и нужно еще время. — Время? — Джон Файв призадумался. — Хочешь сказать, ты снова за ним пойдешь? — Да, — ответил Мэтью. — Хочу убедиться, что он отправится туда же. Если так и случится… Я должен буду с ним поговорить. А дальше он, вероятно, сам расскажет все тебе или Констанции. Джон озадаченно провел рукой по волосам: — Стало быть, все плохо. — Я пока не понимаю, плохо или хорошо. Мои наблюдения ни о чем не говорят, поэтому я лучше воздержусь от догадок. — Мэтью понял, что Джон Файв ждет от него хоть какой-нибудь зацепки, повода для надежды, и потому сказал: — Сегодня, вероятно, выйдет Указ о чистых улицах. Трактиры закроют рано, вокруг будет много констеблей. Вряд ли преподобный Уэйд станет разгуливать по ночам, пока указ не отменят, а когда это произойдет — никому не известно. — Может, гулять он и не пойдет, — кивнул Джон, — но его беда от этого сама собой не разрешится. — Полагаю, тут ты совершенно прав. Однако на сегодняшний день мы ничего не можем с этим поделать. — Хорошо, — удрученно ответил Джон Файв. — То есть плохо, конечно, но по-другому, видно, никак. Мэтью согласился с другом, пожелал ему хорошего дня и стремительно зашагал по улице в сторону конюшни Тобиаса Вайнкупа. Там он сказал, что завтра в шесть тридцать утра придет за Сьюви. Перспектива субботней тренировки с Хадсоном Грейтхаусом его не радовала, но тут он, по крайней мере, знал, чего ждать. До обеда оставалось еще одно дельце, на которое его подвигнул рассказ вдовы Шервин про жительницу Голден-Хилла, среди богатых домов коего стоял и красно-кирпичный особняк Девериков. Едва ли Лиллехорн подробно расспрашивал семью Пеннфорда, вдову Эстер и сына Роберта о том, как у покойного обстояли дела на работе. Пусть они и жили рядом, Лиллехорны и Деверики были слеплены из разного теста. Мэтью рассудил, что если и есть некая связь между жертвами Масочника — Годвином, Девериком, а теперь и Осли (кто бы мог подумать!), — то искать ее следует в области коммерции. Возможно, он глубоко заблуждается… В самом деле, ну какие общие дела могут быть у директора сиротского приюта — заядлого картежника — и состоятельного торгового маклера, проложившего себе путь наверх прямиком из лондонских подворотен? И уж тем более какое отношение к ним имеет выдающийся и всеми любимый врач?